Моя жизнь

столько для того, чтобы работать в качестве стенографистки, сколько стремясь

приобрести опыт. Расовые предрассудки были ей совершенно чужды. Казалось, она не считалась ни с возрастом, ни с опытом человека. Она не колеблясь

могла даже оскорбить человека, высказав ему в лицо все, что думает о нем. Ее

порывистость часто ставила меня в затруднительное положение, но ее

простодушие и непосредственность устраняли все трудности так же быстро, как

они возникали. Я часто подписывал, не просматривая, письма, которые она

печатала, так как считал, что она владеет английским языком гораздо лучше, чем я, и всецело полагался на ее преданность.

Долгое время она получала не более шести фунтов стерлингов в месяц и

никогда не соглашалась получать больше десяти. Когда же я стал убеждать ее

взять больше, она сказала:

- Я здесь не затем, чтобы получать у вас жалованье. Я пришла к вам потому, что мне нравится работать с вами, нравятся ваши идеалы.

Как-то ей пришлось попросить у меня 40 фунтов стерлингов, но она настояла

на том, что берет их только в долг и выплатит всю сумму за год. Ее мужество

было равно ее самоотверженности. Это была одна из тех немногих женщин, которых я имел удовольствие знать, чья душа была чиста, как кристалл, а в

мужестве она не уступила бы любому воину. Теперь она уже взрослая женщина. Я

не знаю сейчас так хорошо ее умонастроений, как в то время, когда она

работала вместе со мной, но воспоминание о знакомстве с этой молодой дамой

навсегда останется для меня священным. Поэтому я покривил бы душой, если бы

утаил то, что знаю о ней.

"Работая, она не знала покоя ни днем, ни ночью. Отваживаясь отправляться

поздно вечером с поручением, она сердито отвергала всякое предложение

сопровождать ее. Множество индийцев обращались к ней за помощью и советом.

Когда же во время сатьяграхи почти все руководители были брошены в тюрьму, она одна руководила движением. Она распоряжалась тысячами фунтов стерлингов, на ее руках была огромная корреспонденция и газета "Индиан опиньон", но она, казалось, не знала усталости.

Я мог бы очень долго говорить о мисс Шлезин, но лучше закончить эту главу

характеристикой, данной ей Гокхале. Гокхале был знаком со всеми моими

товарищами по работе. Многие ему нравились, и он не скрывал своего мнения о

них, однако первое место он отводил мисс Шлезин.

- Я редко встречался с такой жертвенностью, чистотой и бесстрашием, как у

мисс Шлезин, - заявил он. - Среди ваших сотрудников она, по-моему, стоит на

первом месте.

XIII. "ИНДИАН ОПИНЬОН"

Прежде чем продолжить рассказ о других моих хороших знакомых-европейцах, должен остановиться на некоторых важных обстоятельствах. Однако прежде

следует рассказать об одном из знакомств. Мисс Дик не могла справиться со

всей работой, нужны были еще помощники. Выше я уже говорил о м-ре Ритче. Я

хорошо знал его. Он был управляющим коммерческой фирмы, а теперь соглашался

расстаться с фирмой н работать под моим руководством. Он сильно облегчил мне

работу.

Примерно в это же время адвокат Маданджит предложил мне вместе с ним

издавать газету "Индиан опиньон". Прежде он уже занимался издательским

делом, и я одобрил его предложение. Газета стала выходить в 1904 году.

Первым ее редактором был адвокат Мансухлал Наазар. Но основное бремя работы

легло на меня, и почти все время я был фактически издателем газеты. Это

произошло не потому, что Мансухлал не мог выполнять эту работу. В бытность

свою в Индии он много занимался журналистикой, но никогда не решился бы

писать по таким запутанным проблемам, как южноафриканские, предоставляя

делать это мне. Он питал глубочайшее доверие к моей проницательности и

поэтому возложил на меня ответственность за составление редакционных статей.

Газета выходила еженедельно. Вначале она выпускалась на гуджарати, хинди, тамили и английском языках. Но я убедился, что издания на тамили и хинди не

нужны. Они не выполняли своего назначения, и я прекратил их издание: я

понимал, что продолжать выпуск газеты на этих языках было бы даже

заблуждением.

Я не думал, что мне придется вкладывать средства в издание газеты, но

скоро убедился, что она не может существовать без моей финансовой помощи. И

индийцы, и европейцы знали, что, не являясь официальным редактором "Индиан

опиньон", я фактически несу ответственность за ее направление. Ничего

особенного не случилось бы, если бы газета вообще не издавалась, но

прекращение ее выпуска было бы для нас и потерей и позором. Поэтому я

беспрестанно ссужал средства, пока, наконец, не отдал газете все свои

сбережения. Помнится, что иногда я вынужден был тратить на издание по 75

фунтов стерлингов в месяц.

Но газета, как мне теперь кажется, сослужила общине хорошую службу. Мы ее

никогда не рассматривали как коммерческое предприятие. За весь период моего

руководства газетой перемены в ее направлении отражали перемены в моем

мировоззрении. В те времена "Индиан опиньон", так же как теперь "Янг Индиа"

и "Навадживан", была зеркалом моей жизни. На ее страницах я изливал свою

душу и излагал свое понимание принципов сатьяграхи и осуществления ее на

практике. В течение десяти лет, т. е. вплоть до 1914 года, за исключением

перерывов в связи с моим вынужденным отдыхом в тюрьме, едва ли хоть один

номер "Индиан опиньон" вышел без моей статьи. Помнится, в этих статьях не

было ни одного необдуманного тщательно слова, не было сознательного

преувеличения, и ничего не писалось только с целью понравиться читателям.

Газета стала для меня школой выдержки, а для моих друзей - средством общения

с моими мыслями. Критик не нашел бы в ней ничего вызывающего возражения.

Действительно, тон "Индиан опиньон" вынуждал критика обуздать свое перо.

Пожалуй, и проведение сатьяграхи было бы невозможно без "Индиан опиньон".

Читатели искали в ней правдивые известия о сатьяграхе и о положении индийцев

в Южной Африке. Для меня же газета была средством изучения человеческой

природы во всех ее проявлениях, поскольку я всегда стремился к установлению

тесного и откровенного общения между редактором и читателями. Мои

корреспонденты буквально забрасывали меня письмами, в которых изливали свою

душу. Письма были дружеские или критические, или резкие - в соответствии с

характером писавших. Изучать, осмысливать эти письма и отвечать на них было

для меня хорошей школой. Посредством переписки со мной община как бы

размышляла вслух. Это помогало мне лучше осознать свою ответственность как

журналиста, а завоеванный таким путем авторитет в общине способствовал тому, что в будущем наше движение стало эффективным, благородным и непреодолимым.

Уже в первый месяц издания "Индиан опиньон" я понял, что единственной

целью журналиста должно быть служение обществу. Газета - великая сила, но

подобно тому, как ничем не сдерживаемый поток затопляет берега и истребляет

посевы, так и не направляемое перо журналиста служит только разрушению. Если

его направляют со стороны, то это бывает еще губительнее, чем когда его не

направляют совсем. Польза будет только тогда, когда журналист сам направляет

свое перо. Если с этой точки зрения подойти к содержанию газет, пожалуй, немногие из них выдержат испытание. Но кто прекратит издание бесполезных

газет? И кто может быть судьей? Полезное и бесполезное, как вообще добро и

зло, идут рядом, а человек должен уметь сделать для себя выбор.

XIV. ПОСЕЛКИ ДЛЯ КУЛИ ИЛИ ГЕТТО?

Определенные слои населения (оказывающие нам важнейшие социальные услуги), те самые, которые у нас, индусов, считаются "неприкасаемыми", изгнаны на