Древо жизни. Том 1

Тут подключается баба Гуля и спрашивает:

– Почем торг? Что продаем? Что покупаем?

Я смотрю на бабу Гулю удивленными глазами и вместе с тетей Наилей не могу понять, что баба Гуля хотела сказать: при чем здесь торг, продажа, покупка? Непонятно.

А баба Гуля видит нас, таких, и заливается-смеется, да приплясывает.

Немного погодя, неожиданно для меня и тетя Наиля, присоединяется к бабе Гуле: смеется, и они обе начинают приплясывать да приговаривать: «Почем торг, Фома? Что продаем, Кузьма? Что покупает Марфена?»

Я так и сел! И первая моя мысль – сошли с ума! Я и раньше подозревал, что с ними что-то не так, а сейчас уж точно. Что я сейчас делать буду? И только я хочу за помощью бежать, как баба Гуля перестает смеяться да говорит:

– Сынок, «почем торг» – это то, что вы с тетей Наилей поделить не можете: кому купить, кому продать.

– Да, баба Гуля, мы ничего здесь не продаем и не покупаем, – стою я на своем, а сам чуть ли не пячусь, но внимательно смотрю на бабу Гулю и жду, что она еще «сморозит».

Тут тетя Наиля присоединяется:

– Растрепа, да просто наш с тобой спор со стороны выглядит, как торг на базаре Фомы с Кузьмой – друг другу продают, а покупать никто не хотят, а продать-то надо! Вот подошла Марфена купить их товар, а из-за их «бодания» понять не может, что же здесь продают? И уйти-то не впрок – обязательно что-нибудь купить треба. Вот тебе и оказия.

Мы смеемся «над нашей оказией», и баба Гуля спрашивает:

– Ну, что, ваш торг закончился?

– Да, – отвечаю я.

Баба Гуля смотрит на тетю Наилю, а та головой мотает: мол, закончила.

– Теперь объясните-ка, что у вас произошло?

Я ринулся к бабе Гуле, под ее крылышко, и говорю:

– Баба Гуля, тетя Наиля говорит, что земля НЕ заразная, а я говорю, что для дитя – заразная. Вот и весь наш спор.

Баба Гуля немного отодвигается, смотрит на меня удивленно, и ее глаза искрятся хитростью.

– Сынок, – спрашивает, – а что ты хочешь от меня услышать?

– То, что тетя Наиля заблуждается.

– Тогда? давай посмотрим, чем для нас земля является?

– Матерью, – неожиданно для себя отвечаю я.

– Так. Действительно она нас кормит, поит, одевает, носит нас, создает для нас опору. Ну-ка, упади-ка сейчас.

И сама меня толкает. Я падаю.

– Ну, как – далеко упал?

– Нет. На землю.

– И еще. Ты говоришь что земля – это зараза, и тут же говоришь, что земля – это Матушка. Дак что, Матушка тебе – зараза?

– Ну-у-у… – вздыхаю я тяжело и мотаю головой, – иногда бывает.

– А когда ты уберешь у себя обиды на Матушку? Тогда она тоже останется для тебя заразой?

– Нет.

– Дак кем же, земля для тебя является? Матушкой, нянькой, грудью, едой, силой и опорой?

– Да.

– Одним словом – жизнью. Так?

– Так.

– Увидь, когда ты позавчера поранился, то, что на рану сразу же прилепил?

– Глину.

– А глина – это земля?

– Да.

– А когда ты маленький был, только-только оперившийся цыпленок, что в рот себе тянул?

– Ну, землю, травку, вещи разные… Пробовал их на вкус.

– Странно – и не отравился?! Или мы сейчас с трупом разговариваем?

– Да нет, со мной.

– А кто в прошлом году с животом мучался?

– Я.

– И чем тебя бабка Матрена выходила?

– Землей поила.

– Вот так-то, сынок. И то, что тебе нравится зелень немытую есть – это твой организм земли просит, а душа – земной силы жизни, да знаний земли Матушки. Чтобы желудок поправить, кишечник прочистить, да силу тебе дать. Посмотри на себя, пощупай, ведь не отравился же ты еще, жив?

– Нет, не отравился, жив.

– Вот так и дитя изучает природу, находясь под деревом или под кустом, раскрывает в себе знания жизни, да берет знания жизни плоти с окружающего мира, силу и опору у Матушки Земли. Причем он делает это самостоятельно, занимаясь своим делом, не мешая Матушке. И Матушка не встревает в это дело дитя. А по необходимости, наоборот, Матушка с дитем даже вместе оставались в поле ночевать. По этому разговору еще есть вопросы?

– Нет, – успокоившись, отвечаю я.

А сам про себя думаю: побыстрей бы закончить этот разговор, а то баба Гуля явно имеет желание проучить меня крапивой. И не давая ей опомниться, я сразу предлагаю:

– Баба Гуля, приляг, отдохни, а я сейчас растрясу траву, которую ты скосила. Приду, потом поедим, а то в животе бурлит да сосет.

– Это твой живот земли просит, а задница – крапивы! – вмиг разоблачает меня в хитрости баба Гуля.

Я быстро вскакиваю, хватаю грабли и бегу растрясать свежескошенную траву да собирать сухое сено, пока баба Гуля остывает.

Растрясаю да искоса на нее поглядываю – может, успокоилась? Но она, наоборот, чего-то бурно объясняет тете Наиле. Я не слышу их голоса, но судя по тому, как они периодически размахивают руками и вскакивают, мне становится ясно, что они обсуждают что-то серьезное. А у тети Гули с ее рукоплесканиями такой вид, что она готова тетю Наилю отлупить, задушить, разорвать… И я вижу, что сейчас мне лучше к ним со своими вопросами не лезть: еще попадешь под горячую руку, и, действительно, отходят крапивой по голому заду, а она, зараза, сейчас жгучая.

И вот я растрясаю траву и про себя думаю: как это дитя, без няньки, может находится одно в траве? И никак у меня в голове это не укладывается. И вдруг я вспомнию, что как только начал ползать, меня все время тянуло к обуви, в которой ходили на улице. С валенок я слизывал снег, с калош – землю, навоз. И странная вещь: мне становилось от этого хорошо. А если что-то мне не нравилось на вкус, то сразу выплевывал, и все. Да еще я злился, когда у меня отбирали то, что мне было так необходимо. Или такое: родители когда ходили в огород, изредка меня с собой брали. Ту т уж я пробовал все подряд. Для меня все было в новинку. И это меня так притягивало, что я даже забывал про родителей, сестер, «цербера» бабу Коку, которая, как наседка, постоянно вмешивалась в процесс моих наблюдений, заставляя меня или двигаться, или лежать смирно, спокойно, никого не дергая и никому не мешая, играть в кроватке. А ведь там, в огороде, я разговаривал со всем: с травкой, букашками-таракашками, мухами, бабочками, птичками, даже соседская кошка прибегала со мной пообщаться. И мне это очень нравилось, и я никому не мешал. Да, мне тогда действительно было хорошо и спокойно…

И вдруг откуда-то слышится голос бабы Гули:

– Ну, как, увидел, как природа тебе показывала мир?

– Да-а, – неосознанно отвечаю я, недоумевая, откуда баба Гуля узнала, о чем я сейчас размышлял.

Я резко поворачиваюсь в сторону, откуда услышал голос, и вижу – там баба Гуля с тетей Наилей собирают высохшее сено.

А баба Гуля продолжает:

– А нянька тебе тогда была нужна?

– Нет. Сам жил.

– Ну, и слава Богу.

Мне хотелось поделиться с ними тем, что я увидел в себе, но баба Гуля останавливает меня:

– Пусть уляжется, сынок, а за обедом поговорим…

Мы быстренько собираем сухое сено и идем обедать. Баба Гуля, раскладывая на платке еду, спрашивает меня:

– Сынок, когда ты изучал мир такой, какой он есть, и тебе кто-либо мешал, то ты на них злился?

– Да.

– Та к вот почто дитя клали под дерево самостоятельно изучать мир. Рядом, конечно, кто-то был, только в изучение мира взрослые не встревали, а наоборот – пока дитя не закончило что-то изучать, Матушка его не отрывала, а просто оставалась рядом и при необходимости даже ночевала прямо под открытым небом. А Батюшка, сделав дела по хозяйству дома, приходил к ним. И он вместе с Матушкой радовался своему дитю. Его познаниям да сам общался через дитя с природой. Например, спрашивал дитя, что необходимо сделать, чтобы корова Машка отелилась без проблем, не мучалась, а теленок родился крепким. Или когда в огороде появлялся вредитель какой, узнавал, что с ним делать, да чего не хватает земле – урожай нынче получили слабый. А природа рассказывала и показывала ему: что не поговорил с зерном, когда садил, не договорился с ним: для кого садил, какой хотел урожай получить, поэтому он и уродился «не для кого», а растения не для кого не растут. В природе просто так ничего не бывает – каждое живое взаимосвязано друг с другом.