Древо жизни. Том 1

– По-другому говоря, Матушка осознанно «вырезала» фрагмент своей жизни и предложила ее тебе? А ты ее принял?

– Да.

– И что ты с собой в этот момент сделал?

– Я взамен маминого подарка «вырезал» свою жизнь и подарил ее маме.

– А что ты сделал с Матушкиной мечтой?

– Принял ее.

– И что ты станешь с ней делать?

– Осуществлять – для того чтобы маме было хорошо, чтобы угодить ей и поддержать ее.

– А это что такое?

– Мамина жизнь.

– Прекрасно! Скажи, а тебе необходимо жить жизнь Матушкину или Батюшкину, когда есть своя?

– Нет.

– Тогда почто ты принял их жизнь?

– Я изучаю окружающий мир, в том числе и мир мамы и папы. И я не знаю, как сделать здесь по-другому.

– Так… – рассуждает дальше тетя Наиля. – Теперь скажи, ты знаешь, как навязываются правила семьи?

– Не знаю.

– Тебе говорили Матушка и Батюшка: «У нас в семье принято, что все дети послушные, красивые, подвижные, все помогают по хозяйству, никто не бездельничает, все занимаются своими делами и вкладывают в семьи самих себя»?

– Да, говорили.

– И что ты делаешь с этим?

– Принимаю.

– А что ты чувствуешь при этом?

– Обиду на маму и папу. Но вместе с тем мне не по себе. Как-то неуютно…

– И что ты решаешь сделать?

– Отомстить родителям и избавиться от этого.

– От чего – от этого?

– От правил семьи, которые обязывают меня жить так, как хотят родители, а не я.

– Так. А как навязываются правила общества, расскажешь?

– Вообще никогда не слышал таких слов…

– Увидь, что Матушка, общаясь с тобой, говорит: «Будешь у меня скромным, и люди подумают, что ты – хороший». Или Матушка говорит Батюшке: «Ничего-то ты не делаешь по дому. Вон стул шатается – перед гостями стыдно, присесть некуда». Или Матушка говорит бабушке: «Чего у тебя сорняков много, что про тебя соседи скажут?» Слышал подобное дома?

– Да.

– И что ты с этим делаешь?

– Принимаю.

– Чего?

– Правила общества.

– Это какие такие правила общества? – поддевает меня тетя Наиля.

– А такие, что люди должны быть скромными, работящими, стулья дома необходимо ремонтировать да гостей на них усаживать, а сорняки – вырывать! Как ты только что цитировала мамины слова.

– А что ты чувствуешь, когда слышишь и принимаешь эти слова?

– Давление изнутри, какие-то ограничения в действиях. Ощущение, что у меня руки и ноги связанные.

– И что ты решаешь в этот момент?

– Обидеться на маму и папу, на весь Белый Свет и отомстить им, чтобы избавиться от правил.

– Так. А как навязываются нам с детства проблемы мира?

– Не знаю.

– Батюшка смотрит новости по телевизору, а там показывают перестрелку в Бейруте, и он говорит: «Вот те на! Такие-сякие – сами устроили разгром, а обвинили Бейрут». Или такое: правительство снова подняло налоги, и Батюшка говорит: «У-у-у, такой-сякой, я тебя выбирал не ради того, чтобы ты меня налогами душил! Итак денег даже на еду не хватает!»

Я удивленно смотрю на тетю Наилю и спрашиваю:

– И что?

– И что ты делал, слыша такие слова и видя эти мысли взрослых?

– Принял, что американцы, такие-сякие, разгромили Бейрут и его же, бедного, обвинили. Что правительство выбирать нельзя, оно налоги подымает, и нам потом жрать нечего.

– И что ты при этом решил?

– Встать на защиту Бейрута и выступить против правительства.

– А что чувствовал?

– Обиду на весь мир.

– Так… А как Матушка и Батюшка возлагают на тебя ответственность за каждого на Белом Свете?

– Не знаю.

– Опять очень просто. Батюшка смотрит фильм по телевизору и говорит: «Вот, сынок, я хочу, чтобы ты был похож на этого героя, он всегда приходит всем на помощь». Или: «Сынок, я хочу, чтобы ты продолжил мое дело – я борюсь за справедливость». И что делаешь ты при этом?

– Я принимаю решение папы: быть похожим на этого героя и всегда помогать людям, быть борцом за справедливость.

– Что ты при этом чувствуешь?

– Бездну неизвестности, которая всасывает меня все глубже и глубже.

– А бездна – это что?

– Не знаю.

– Это справедливость?

– Да-а-а…

– А почто справедливость – это бездна? – задает вопрос тетя Наиля.

От этого вопроса я словно проваливаюсь в какую-то яму. В глазах туман, мысли летят так быстро, что я их не поспеваю ухватить, и говорю:

– Это что-то такое, что пожирает все силы.

– Так-то оно так, но у каждого слова есть свой образ и значение. Какой образ слова справедливость? – настаивает на своем тетя Наиля.

– Это слово пустоты… Оно делает дыру в нашем сознании и все силы уходят в эту пустоту, – себе на удивление проговариваю я.

– Это так, сынок. Слово справедливость не имеет образа и значения. Как ты видишь такое: ты нашалил дома, а Матушка тебя за это наругала. Это справедливо?

– Нет. Это наказание, – не задумываясь, говорю я.

– А наказание бывает справедливым?

– Нет. Оно разрушительно.

– Так. А вот эта же ситуация: ты нашалил, а Матушка тебя обняла и порадовалась вместе с тобой жизни, проговорив: «Не расстраивайся, в жизни всякое бывает». Это справедливость?

– Нет. Мама меня одарила своей любовью и поправила.

– Тогда сам приведи пример справедливости. И что такое вообще справедливость?

– Ну-у… В обществе принято, что справедливость – это когда тот, кто виноват, тот и получил наказание.

– Хорошо, давай разберем это на примере. Допустим, я сломала у тебя литовку, а ты меня за это стукнул. Что это такое?

– В обществе это справедливость.

– А в жизни? – стоит на своем тетя Наиля.

– Это месть, наказание, – говорю я то, что из меня идет.

– Дак что такое справедливость?

– Пустота, дыра.

– Да. И не просто дыра, а дыра в бездну, куда бесконечно, морем уходят силы жизни. Мы этим словом оправдываем свои поступки, находясь под управлением зла в себе. И прикрываем этой бездной то, что мы в своей жизни творим… Да, вот это то, что тебе предлагается Матушкой и Батюшкой да взрослыми с момента твоего рождения, а тебе необходимо это принять и пропустить через себя, чтобы познать этот мир?

– Да, точно так, – с сожалением проговариваю я.

– И тебе там, в этом, сладко?

– Нет. Эта бездна высасывает из меня все силы.

– То-то и оно… – дает мне пищу для размышлений бабуля.

Тут мы замолкаем. Я ухожу подальше от бабы Гули и тети Наили и начинаю подрубать осоку, обдумывая сказанное. А через некоторое время ложусь на скошенную траву да засыпаю.

Вдруг, откуда-то издалека слышится голос бабы Гули:

– Ну, как, оклемался?

Я, чуть дыша, но отчего-то с большой гордостью и не своим голосом, отвечаю:

– Да. Оклемался.

Говорю, а сам тела своего совсем не ощущаю – его словно нет. Я становлюсь легким, как пушинка. Чувствую, как сила вливается в меня огромным потоком, сверху – через голову и снизу – из земли. Странным для меня образом во мне появляется какая-то теплая, растекающаяся из области сердца по телу радость. В моем сознании даже мелькает мысль, что я умер и попал в рай – настолько мне благодатно.

Но это мое блаженство продолжается недолго – тут же на меня откуда ни возьмись рушится поток холодной ключевой воды!

– Ну-у-у, ты и поспать! Мы тебя будим уже целую вечность. Уж решили, что даже холодная вода тебя не возьмет. Посмотри-ка на родник – еще чуть-чуть, и без воды бы оставили деревню. Да мы уж не знали, что с тобой делать, – говорит баба Гуля и замолкает.

Я от такого обливания холодной водой дар речи потерял и ничего сказать в ответ не смог. А баба Гуля посмотрев на меня острым взглядом, нежно по-матерински говорит: