Древо жизни. Том 1

– Так. Только это не выживание, а житье, – поправляет меня бабуля, – И еще: Матушка сразу же готовила есть не для себя, а для Батюшки и для детей. Это так. А вот когда в этом же примере происходит так, что мама сама хочет есть, но она готовит еду не для себя, а для других и в первую очередь кормит их, а сама уже ест то, что останется – это выживание.

– А как нам показывают Матушка и Батюшка, как существовать?

– Существовать – это плыть по течению… Человек, который существует, он – безынициативный. Он идет туда, куда мир его выведет. Так? – размышляю я.

– Так, – подтверждает мою мысль баба Гуля.

– Значит так, – проговариваю я и продолжаю развивать свою мысль дальше: У нас дома была такая ситуация: папа попросил маму покормить скотину, а она была в расстроенном состоянии и безоговорочно повиновалась – пошла кормить скотину.

– Давай рассмотрим эту ситуацию. Матушка находилась под тотальным управлением внутреннего зла. По-другому говоря, она в этот момент была безвольной, а безвольных, как можно еще назвать?

– Рабами.

– Рабами, – подтверждает мою мысль бабуля, и продолжает развивать свою мысль: В этот момент она услышала просьбу Батюшки как указание к действию и слепо пошла его выполнять. А это существование или ходячий труп?

– Ходячий труп, – соглашаюсь я с мыслью бабули.

– Тогда как Матушка и Батюшка своим примером показывают существование? – стоит на своем баба Гуля.

Я задумываюсь. Мне ничего на ум не идет, и я говорю:

– Не знаю, бабуля. Ничего не идет.

– Хорошо. Тогда давай разберем ситуацию, которая у тебя очень часто возникает с сестрами.

– Давай, – соглашаюсь я и сразу вижу множество разных ситуаций из нашей жизни да рассказываю сам одну из них: Я видел, какая однажды у нас дома произошла одна ситуация. Родителей не было дома. Старшая сестра, придя из школы, захотела налить себе молока и, наливая, уронила стакан, и он разбился. А когда пришла мама, то сестра свалила все на меня, что, мол, это я разбил стакан. И мне тогда очень сильно попало. Здесь мама потекла по течению, которое запустила моя старшая сестра. Это и есть существование.

– Уже лучше. Но в этой ситуации есть сразу два момента: существование и присоединение к силе. Матушка потекла по течению, а сестра присоединилась к силе мамы. Это так, – подтверждает мою мысль баба Гуля.

И сама ведет меня дальше:

– А как Матушка и Батюшка показывают нам житие, чтобы присоединиться к силе?

Я аж теряюсь от такого вопроса и в недоумении говорю:

– А разве мы это с тобой только что не разобрали?

– Нет. Мы разобрали через ситуацию с сестрой, как дитя приняло показ Матушки и применило знание о том, как присоединиться к силе, но не как Матушка и Батюшка показывают дитя, как присоединиться к силе.

Я в очередной раз задумываюсь и вижу другую ситуацию:

– Мама смотрит фильм, где герой фильма побеждает зло. Мама, находясь в восторге от героя и проживая ситуации, показанные в фильме, кричит: «Молодец! Та к им и надо! Я бы их вовсе убила!»

– Да. Вот здесь мама присоединилась к силе. Но этот пример – мертвый. Он без действия. А дитя впитывает в себя действенные ситуации. Покажи пример, где Матушка эту чужую силу применяет в своей жизни.

И я вспоминаю:

– Есть ситуация, где мама присоединилась к силе отца! – восклицаю я. – Однажды отцу понадобились инструменты, и он не нашел их там, где они лежат обычно. Подошел ко мне и стал меня ругать, не разобравшись, да обвиняя меня в том, что, мол, я их взял. Тут подходит мама и начинает кричать на меня: мол, да, это ты взял инструменты отца. Да тут же обвинила меня в том, что я постоянно лезу туда, куда мне не следует, а после меня многое, что пропадает. Здесь мама показала нам, детям, как присоединяться к чужой силе и направлять ее на разрушение.

– Та-ак, – удивленно проговаривает бабуля и продолжает разбор дальше.

– А как Матушка и Батюшка показывают житие пиявки?

– Это наше занудство, стонотство, плач в жилетку, – не задумываясь, отвечаю.

– Именно так. А отчего наше житие становится таким, что нам приходится выживать, существовать, присасываться, как пиявки, присоединяться к чужой силе, быть ходячими трупами? – заостряет мое внимание баба Гуля.

– От того, что мы не живем свою жизнь, а живем жизнь чужую: мамы, папы, воспитателей, учителей, соседей, друзей…

– Хорошо, сынок. А отчего мы живем жизнь чужую, а не свою?

– От того, что мы сбрасываем ответственность за свою жизнь на других, – на одном дыхании проговариваю я.

– Молодец, сынок.

– А теперь давай продолжим. Что еще дают Матушка и Батюшка дитя, когда дитя родилось?

– Силы.

Баба Гуля продолжает мою мысль:

– … которые потом забирают обратно, предъявляя дитя счет за то, что они дали ему возможность жить.

– Не понял: как это – предъявляют счет?

– Очень просто. Тебе мама с папой говорили, что когда они состарятся, то ты должен будешь их кормить, поить, одевать?

– Да. Говорили.

– И что ты чувствовал при этом?

– Долг и обязательства перед родителями.

Баба Гуля тянет ниточку разговора дальше:

– Хорошо. Тем самым они создали условия для того, чтобы ты принял правила семьи и общества, взял на себя проблемы мира и ответственность за каждого, только не за себя и не за свою жизнь. А взамен того, что якобы при рождении Матушка с Батюшкой тебе дали жизнь, они забирают у тебя ответственность за твою жизнь, право выбора, право на ошибку и знания, полученные тобой, как и всякое дитя, еще до зачатия от наших Создателей.

– Подожди, бабуля! Мне непонятно, какая связь между долгом, обязательствами и разными правилами, проблемами мира, ответственностью за каждого? – возмущенно спрашиваю я бабулю.

– Да очень просто, сынок. Когда ты должен и обязан хотя бы в чем-то одном, то на тебя сразу беспрепятственно навязывают новые долги и обязанности. Это рычаги управления тобой – долги и обязательства, указанные в правилах, в законах. Принимая их на себя, ты берешь и проблемы мира, ответственность за каждого, кто есть в этом мире, а про себя забываешь напрочь, словно тебя и нет, есть только то, что тебя окружает.

От этих слов мне совсем становится не по себе. Я чувствую себя каким-то обнаженным и незащищенным, как будто все чего-то тянут из меня и требуют все больше и больше, а у меня уже нет сил жить.

Тут ко мне подходит тетя Наиля и, увидев, что со мной происходит да заметив, что баба Гуля идет косить дальше и дальше, с ухмылкой продолжает разговор:

– Что такое долг, тебе ясно?

– Да.

– А что такое обязательство?

– Не совсем.

– Вот, смотри, например, Матушка, радуясь, что ты пришел к ней в семью, общаясь с тобой, говорит: «Ты у меня, сынок, славный и послушный будешь, а я тебя устрою в музыкальную школу для одаренных детей. Ты будешь у меня красивый, и девки сами будут за тобой табуном ходить, а не ты будешь от них чего-то добиваться. Я мечтаю, чтобы ты вырос и утер отцу нос: он, такой-сякой, меня не слушает, а все равно получается, как я говорю». И что ты делаешь при этом?

– Принимаю.

– Что принимаешь?

– Что я буду славный, послушный, красивый и осуществлю мамину мечту – вырасту и утру отцу нос.

– А что это такое – славный, послушный, красивый?

– Поставленные мамой передо мной обязательства.

– И что ты чувствуешь, принимая их?

– Обиду на маму, какой-то груз на себе, тяжесть внутри меня, комок в горле.

– А что это такое?

– Это моя и мамина боль, обязательства, навязанные мне мамой, жизнь мамы.

– Дак в этот момент ты стал жить Матушкину жизнь?

– Да… Подожди! Это как? Непонятно.

– Очень просто. Что Матушка сделала, когда предложила тебе эти обязательства и долги?

– Предложила мне пожить свою жизнь, точнее прожить жизнь так и такую, как хочет она.