Споры об Апостольском символе

Церковь побуждала более достаточных ее членов приходить на помощь неимущим. — Быть может, никогда не произносилось так много и таких сильных проповедей, взывающих о помощи бедным, как в рассматриваемое время. Крайняя нищета народонаселения побуждала к тому проповедников. На Церковь как на свою благодетельницу смотрела целая масса бедных, беспомощных всякого рода, голодных, нагих, больных и ждала своего спасения. Проповедники, проникнутые неподдельным чувством сострадания, обращаясь за помощью к имущим классам, выставляют себя прямо уполномоченными, делегатами от нищих, выполняющими возложенную на них обязанность. Вот как говорил св. Златоуст своим слушателям. «Я стану говорить теперь о деле справедливом, полезном, таком, которое сделает вам честь. К этому я уполномочен нищими города. Они требовали от меня не словами, не общими заявлениями, но самим своим печальным видом. Ибо когда я поспешал в это церковное собрание и проходил площадью и тесными переулками, то на улицах видел лежащими многих с искалеченными руками, с выколотыми глазами, покрытых неисцелимыми язвами; и я счел ужасной жестокостью с моей стороны не поговорить с вами о них; да и теперешнее время побуждает меня к тому же. Всегда нужно оказывать помощь бедным, но особенно теперь, в это холодное время года». Почти такими же словами заканчивает проповедь о милостыне Августин. «Подавайте бедным, — взывал он, — я прошу вас, я убеждаю, я предписываю вам, я повелеваю. Я не скрою, что я вынужден говорить с вами об этом деле. Когда я прихожу во храм и возвращаюсь, бедные просят меня, чтобы я поговорил с вами об их нуждах. Они увещевали меня поговорить с вами об этом, и если они увидят, что они ничего не получают от вас, то они подумают, что напрасно обращался я к вам. Они ждут от вас помощи. Я лично даю, сколько имею, но если бы я и больше имел, я не мог бы помочь им в должной мере. Я не в состоянии удовлетворить их нуждам, и потому я являюсь ходатаем от них перед вами». Все великие проповедники этих веков были неустанными проповедниками о милостыне. Как часто приходилось говорить Златоусту таким образом: «Вы пеняете мне, что я каждый день говорю вам об одном и том же — о милостыне. Это так, но все–таки я не перестану говорить об этом. Должен ли плохо усвояющий уроки ученик жаловаться на то, что учитель повторяет ему одно и то же? Вы стоите на полдороге, и чья в этом вина?» Такого же рода проповеди произносит св. Григорий Богослов. В одной из своих проповедей он раскрывает мысль, как переменчиво земное счастье, как легко из богатого сделаться бедняком, и этим хочет расположить сердца слушателей к благотворению. «Кто на море, — говорит проповедник, — тот всегда должен опасаться кораблекрушения. Поэтому, коль скоро ты счастливо плывешь, пользуясь попутным ветром, протягивай руку тому, кто потерпел крушение. Пока ты богат и здоров, подай помощь несчастному. Ни в чем так не может человек уподобляться Богу, как в милосердии. Будь богом для несчастного, подражая милосердию Бога». Воззвания пастырей не оставались без ответа. Григорий Богослов рассказывает, что когда Василий Великий побуждал каппадокийцев своим сильным словом оказать помощь голодающим, то слово его увенчалось великим успехом. «Он, Василий, своими поучениями отверз житницы богатых и, как второй Иосиф, доставил бедным и хлеб, и прочие съестные припасы». Амвросий Медиоланский, Лев Великий, позднее Григорий Великий также неутомимо побуждали христиан напитать голодных, одеть нагих.

В то время как одни не имели ни пищи, ни одежды, другие довели свою роскошь до крайних пределов, а на милостыню были скупы. Таких лиц было немало в Константинополе, и их с силой обличает св. Златоуст. «Мне очень стыдно, — говорил он, — если я вижу многих богатых, которые ездят в раззолоченной сбруе, сопровождаемые рабами, одетыми в парчу, которые спят на серебряных ложах, но которые являются беднее самых бедных, когда от них попросят чтолибо на неимущих». Видя множество бедных и нищих в Антиохии, тот же проповедник указывал, как ему казалось, верное средство обеспечить положение неимущих; он предлагал следующее: «Думаю, — говорил он, — что, по Божией милости, христиан в Антиохии не менее 100 тысяч. Если бы каждый из вас уделял на бедных по одному хлебу ежедневно, то все имели бы пищу с избытком, а если бы каждый дал по одному оболу в день, то у нас совсем не было бы нищих». Иногда человеколюбивому Златоусту рисовался другой идеал жизни, идеал еще более возвышенный; ему казалось возможным устроить так жизнь в Константинополе, как жили первые христиане в Иерусалиме, у которых все было общее, или как жили в его время монахи в пустыне, которые не имели личной собственности, а лишь общинную. Златоуст говорил: «Если бы все христиане в Константинополе продали свои имения, то от продажи получилась бы сумма в миллион фунтов золота, а может два или три миллиона. Этого было бы вполне достаточно, чтобы удовлетворять нужды всех, как и в Иерусалиме, где при существовании общности имуществ никто не знал нужды». Почти такой же идеал жизни рисует в своих проповедях и блаж. Августин. Он говорил: «Все, что остается у нас, по воле Божией, за удовлетворением наших личных потребностей, то собственно уже не принадлежит нам, но нуждающимся. Удерживать лишнее при себе это значит присваивать себе чужое добро». «Из того, что вам дано Богом, употребите на себя столько, сколько нужно. А остальное, в чем вы не нуждаетесь, необходимо для других — бедных».

Входя в нужды городского населения, среди которого, как и всегда, бывает много бедноты и бездомных, Церковь близко принимала к сердцу и тяжелое положение сельских жителей. Она не могла безучастно смотреть на угнетение, которому подвергались закрепощенные колоны, крестьяне. Их положение было поистине ужасно! Колоны и мелкие арендаторы брали в наследственную собственность клочки земли у помещиков и обязаны были за это вносить им подати натурой. Но помещики поступали несправедливо со своими крепостными и безжалостно обременяли их податями. Например, если год выдался неурожайный, если хлеб был дорог, то они требовали от крепостных податей в таких же размерах, как и в урожайный год, или же требовали от них вместо взносов натурой денежной платы по высшим рыночным ценам на хлеб. Напротив, если год выдался урожайный и цена на хлеб на рынках падала, то они не хотели, чтобы крестьяне рассчитывались с ними по низким рыночным ценам, а требовали большего. С арендаторами помещики поступали также самовольно: они по произволу надбавляли арендную плату и даже удваивали ее. Если арендаторы обязаны были доставлять хлеб в какое–нибудь отдаленное место, переправлять через море и если на пути к месту назначения хлеб погибал вследствие кораблекрушения, то помещики ни во что ставили такую беду и преспокойно требовали от арендаторов, чтобы они снова доставили полное количество подати. Словом, помещики старались притеснять поселян, сколько можно было.

Церковь не оставляла без внимания бедственной участи колонов и арендаторов и употребляла зависящие от нее меры к улучшению положения сельского населения. Златоуст обличает бесчеловечных помещиков. Он взывает: «Как помещики злоупотребляют поселянами! Они обращаются с последними не лучше варваров! На претерпевающих голод, всю жизнь проводящих в трудовом поту они не страшатся налагать непосильные подати, и с каждым разом тягчайшие. Принесло ли плод поле или нет, они все–таки требуют свое». Блаж. Феодорит также возвышает голос в пользу поселян. В одном письме он умоляет помещиков о сострадании к колонам. «Умилосердитесь над крестьянами, которые не щадили труда и, однако, мало нажали». Августин энергично говорит против одного помещика, который вздумал притеснять колонов, требуя от них удвоенной подати; он взывает к его совести и грозит ему Страшным судом. Письма папы Григория Великого показывают, с какой заботливостью он относился к итальянским поселянам и какие наставления он давал духовным лицам, имевшим соприкосновение с тем или другим поселком. К иподиакону Анфиму Григорий так писал: «Не только в письмах, но, помнится, и лично я увещевал тебя, чтобы ты при исполнении своей духовной должности как наш наместник не столько заботился о временных (материальных) пользах Церкви, сколько о том, чтобы облегчить стесненное положение поселян и всячески охранять и защищать их против чьих бы то ни было несправедливостей». Тот же Григорий дает такой прекрасный наказ иподиакону Петру, который заведовал церковными имуществами в Сицилии: «Я желаю, чтобы ты с почтением относился к лицам благородным и мужам, известным своими заслугами, и не возбуждал гордостью нерасположение к себе с их стороны. Однако же если ты заметишь, что они позволяют несправедливость к бедным, то перестань быть смиренным и поднимай главу, так что будь покорен им, пока они поступают справедливо, и будь их врагом, если они начнут делать зло». Нет сомнения, заступничество Церкви не оставалось без успеха, ко благу угнетенных поселян.