Сумма теологии. Том IV

Затем, как уже было сказано (26, 4), в любви-вожделении любящий, желая искомого блага, любит прежде всего самого себя. Но человек любит себя больше, чем кого-либо другого, поскольку с самим собой он субстанциально един, тогда как с другим он един согласно подобию некоторой формы. Поэтому если подобие через причастность к форме с ним этого другого препятствует ему в обретении любимого им блага, то тот [другой] становится ему ненавистным, но ненавистным не поскольку подобен, а поскольку препятствует ему в обретении его собственного блага. Вот почему «все гончары соперники друг другу» (ведь они мешают друг другу получать большую прибыль) и почему «от высокомерия происходит раздор» (ведь высокомерные мешают друг другу достигнуть того положения, которого все они жаждут).

Из сказанного очевиден ответ на возражение 1.

Ответ на возражение 2. Даже когда человек любит в другом то, чего бы он никогда не полюбил в себе, то и тогда имеет место определенное подобие, связанное с соответствием, поскольку отношение последнего к тому, что любят в нем, соответствует отношению первого к тому, что он любит в себе; так, например, когда хороший певец любит хорошего автора, мы видим наличие подобия, связанного с соответствием, поскольку каждый из них обладает тем, что принадлежит ему в соответствии с его искусством.

Ответ на возражение 3. Любящий то, в чем он нуждается, сообщает подобие тому, что он любит, тем же способом, каким потенциальность сообщает подобие своему акту, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 4. Скупой любит щедрого согласно подобию потенциальности своему акту, а именно постольку, поскольку ожидает от него получить желаемое. То же самое можно сказать о постоянном в своей дружбе по сравнению с непостоянным – ведь в любом случае дружба основывается на полезности. Мы можем также сказать, что хотя не все люди обладают добродетелями во всей полноте своих навыков, тем не менее они обладают ими согласно некоторым семенным началам в разуме, благодаря которым лишенный добродетели человек любит добродетельного постольку, поскольку тот соответствует природному разуму первого.

Раздел 4. Является ли причиной любви какая-либо иная душевная страсть?

С четвертым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что причиной любви может являться какая-нибудь другая страсть. Ведь сказал же Философ, что некоторых любят ради доставляемого ими удовольствия [465]. Но удовольствие – это страсть. Следовательно, причиной любви может являться другая страсть.

Возражение 2. Далее, желание – это страсть. Но мы любим иных постольку, поскольку желаем от них что-то получить, как это имеет место в основанной на полезности дружбе. Следовательно, причиной любви может являться другая страсть.

Возражение 3. Далее, Августин сказал, что «если мы не надеемся обрести какую-либо вещь, то мы любим ее вполсилы или вообще не любим, даже когда можем видеть, насколько она хороша» [466]. Следовательно, надежда может являться причиной любви.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что все остальные душевные волнения обусловливаются любовью [467].

Отвечаю: в душе нет такой страсти, которая бы так или иначе не предполагала наличия любви. И так это потому, что любая другая душевная страсть подразумевает или движение к чему-то, или упокоение в чем-то. Но каждое движение к чему-то или успокоение в чем-то является результатом некоторого сродства или соразмерности этому [чему-то], в чем, собственно, и состоит любовь. Поэтому ни одна из душевных страстей не может являться универсальной причиной всякой любви. Бывает, однако же, так, что та или иная страсть выступает в качестве причины некоторой частной любви подобно тому, как одно благо может являться причиной другого.

Ответ на возражение 1. Когда человек любит нечто ради доставляемого ему удовольствия, его любовь, действительно, обусловливается удовольствием, но само это удовольствие обусловливается, в свою очередь, другой, предшествующей любовью, поскольку никто не получает удовольствия от того, чего он так или иначе не любит.

Ответ на возражение 2. Желание чего-либо всегда предполагает любовь желаемого. Но желание одного может являться причиной любви другого; так, желающий денег любит того, от кого он их получает.

Ответ на возражение 3. Надежда обусловливает или усиливает любовь как в связи с удовольствием, поскольку она доставляет удовольствие, так и в связи с желанием, поскольку наше желание ослабевает, если у нас нет надежды на получение желаемого. Тем не менее сама надежда относится [не к любви, а] к любимому благу.

Вопрос 28. О следствиях любви

Теперь нам предстоит рассмотреть следствия любви, под каковым заглавием наличествует шесть пунктов: 1) является ли союз следствием любви; 2) является ли следствием любви взаимное пребывание; 3) является ли исступление следствием любви; 4) является ли ревность следствием любви; 5) является ли любовь ранящей любящего страстью; 6) является ли любовь причиной всего, что делает любящий.

Раздел 1. Является ли союз следствием любви?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что союз не является следствием любви. В самом деле, отсутствие не совместимо с союзом. Но любовь совместима с отсутствием, поскольку апостол сказал: «Хорошо ревновать в добром всегда, а не в моем только присутствии у вас» ((ал. 4, 18). Поэтому союз не является следствием любви.

Возражение 2. Далее, каждый союз осуществляется либо согласно сущности (как форма соединяется с материей, акциденция – с субъектом, часть – с целым или с другой частью для составления целого), либо согласно подобию (в роде, виде или акцидентно). Но любовь не обусловливает союз по сущности, в противном случае между сущностно различными вещами не могло бы быть никакой любви. С другой стороны, любовь не обусловливает и союз по подобию, скорее напротив, она сама обусловливается таким союзом, о чем уже было сказано (27, 3). Поэтому союз не является следствием любви.

Возражение 3. Далее, актуальное чувство суть актуально чувственное и актуальный ум суть актуально мыслимое. Но актуально любящий не является актуально любимым. Поэтому союз – это, пожалуй, следствие знания, а не любви.

Этому противоречит сказанное Дионисием о том, что всякая любовь является «соединяющей» [468].

Отвечаю: союз любящего и любимого следует понимать двояко. Во-первых, как реальный союз, когда, например, любимый присутствует в любящем. Во-вторых, как союз-расположенность, и этот союз должно рассматривать в его связи с предшествующим схватыванием, поскольку движение желания последует схватыванию. Затем, любовь бывает двоякой, а именно любовью-вожделением и любовью-дружбой, и каждая из них является следствием своего рода схватывания единения любимого с любящим. В самом деле, когда мы любим нечто посредством желания, мы схватываем любимое как то, что связано с нашим собственным благополучием. Когда же человек любит другого любовью-дружбой, он желает ему блага таким же образом, каким желает блага себе, и пока он желает ему блага как самому себе, он схватывает его, так сказать, как свое другое «я». Поэтому нет ничего удивительного в том, что друга называют «другой я сам» [469], а у Августина читаем: «Хорошо сказал кто-то о друге своем, назвав его «дорогой половиной души своей"" [470].