Русские патриархи 1589–1700 гг

Подобные рассуждения Игнатия не мешали Иоакиму всячески способствовать церковной карьере ученого. Возможно, что выходцы из московских дворянских родов Савелов и Римский–Корсаков были знакомы давно, но тесный контакт между ними прослеживается с начала 1680–х  гг., когда полемическое сочинение Игнатия в защиту греческого языка так или иначе способствовало борьбе сторонников патриарха против проекта Московской академии царя Федора и Сильвестра Медведева.

В 1682 г. строитель Соловецкого подворья в Москве Игнатий сотрудничал с патриаршим казначеем Тихоном Макарьевским (автором обширнейшего исторического сочинения — «Латухинской Степенной книги»), а уже на следующий год стал архимандритом престижного Спасо–Ярославского монастыря, знаменитого своими книжниками и библиотекой. Назначение Римского–Корсакова архимандритом политически важного и любимого Иоакимом Новоспасского монастыря в сентябре 1684 г. ознаменовалось активным участием Игнатия в борьбе против влияния «иноверцев» в столице.

Солидаризируясь с людьми разных конфессий в почтении к наследию античности и Возрождения, Римский–Корсаков в практическом плане считал необходимым препятствовать проникновению на Русь католицизма и протестантизма. Речь шла уже не об иноземных книгах, в которых Игнатий, в отличие от Евфимия Чудовского или Константинопольского патриарха Досифея, не видел для здравомыслящего человека никакой опасности. 22 мая 1684 г. в Москве началось дело невиданное: с разрешения канцлера и дворового воеводы В. В. Голицына лютеране и католики вместе (!) приступили к строительству кирхи–костела.

Канцлер учитывал значительную пользу, которую Россия получала от притока иноземных специалистов, вынужденных покидать западные страны из–за религиозных преследований. Из протестантских стран на восток бежали католики, из католических —- протестанты всех мастей, из тех и других — бесчисленные сектанты. Слухи о невероятной веротерпимости российских властей к иноземцам превращали в сознании западных европейцев таинственное Московское царство в землю обетованную, подобную Новому Свету.

Отступление коммунистическое: «Свет возгорится с Востока»

Начиная с Сервантеса и Лопе де Вега многие на Западе воспринимали наши гражданские «нестроения» как «революционные». Томмазо Кампанелла в 1618 г. разразился из итальянской тюрьмы «Посланием великому князю Московскому и православным священникам», пророча России великое будущее на основе явления «новой звезды в созвездии Кассиопеи на московском меридиане». Предсказания коммунистического будущего России в духе «Города Солнца» подкреплялись в западном сознании бурными спорами вокруг «Нового учения» бежавшего В 1355 г. в Литву Феодосия Косого и поддержавшей его белорусско–литовской радикальной реформации.

Рационалистическое, христологическое и антитринитарное движение в Восточной Европе объединило «правду рабов» Феодосия Косого и Фауста Социна, коммунистический опыт Моравских братьев (анабаптистов)  [423] и последующую практику создания «городов Солнца» с обобществлением имущества, конфессиональным, сословным и национальным .равенством Литовскими и Польскими братьями.

Воздействие учения Косого и его сподвижников о «духовном разуме», обладание которым позволяет человеку воздвигнуть на земле Царство Правды, основанное на общности имущества, эгалитарном и коммунистическом утопизме, было высоко оценено их врагами. Как писал униатский полемист Анастасий Селява: «Когда уже однажды брошены были семена лжеучения (с Запада. — А. Б.), черт принес московских чернецов, которые подлили того же яда… сам черт научил их еретичеству, за которое они были посажены в Москве и, пришедши в края наши… большое число… совратили. С этого ядовитого источника и пошел заразный поток».

Между тем в начале нового столетия за пророчеством Кампанеллы последовал поэтический отчет из России выдающегося немецкого лирика Пауля Флеминга. Пасторально воспевая труд и нравы русских крестьян–общинников, Флеминг вспоминал мифический Золотой век, когда «не было ни твоего, ни моего, не было преимуществ одного перед другим, не было обмана». Поэма эта издавалась в последующие десятилетия многократно, в том числе в переводе на английский, голландский, французский и итальянский языки  [424].

Во второй половине кровавого XVII в. Россия выигрывала в глазах Запада уже не только в сравнении с Европой, но и с обетованным Новом Светом. «Мир сам себя хоронит и с собственным гробом идет к своей могиле», — писал эмигрировавший в Амстердам бюргер из Бреслау Квирин Кульман, описывая бедствия в «дорогой Германии», Голландии, Франции, Англии, Шотландии, Испании и Польше. «Неужто пурпур Америки, — восклицал в отчаянии проповедник объединения человечества в одно царство на основах общности имуществ, свободы и равенства, — останется чистым от кровавых пятен, которыми Европа обагрила свою царственную одежду? О нет! Жестокость забывших Христа христиан из Старого Света переходит в Новый, чтобы иметь более простора для своей отвратительной кровожадности».

Мысль отечественных идеологов, подобных Игнатию Римскому–Корсакову, что именно Российское православное самодержавное царство объединит, спасёт и просветит мир, была для Кульмана особенно заманчивой. Он слышал о прелестях Российской державы от ее уроженца (сына иноземного московского офицера) Отто Генина, живописца, после долгих странствии решившего вернуться под сень родных осин. О восточной империи с восторгом рассказывали Кульману гонимые на Западе Моравские братья.

Свободомыслие доходило до того, что в московской Немецкой слободе наблюдалось несколько десятков последователей пантеистического мистицизма Якоба Бёме, сделавших даже русский перевод его сочинений, а лидер этой секты купец Кондрат Нордерман в 1669 г. открыто излагал свои мессианские идеи в письме царю Алексею Михайловичу. Государь, сам ранее любопытствовавший насчет возможностей астрологической прогностики и медицинской ятроматематики  [425], оставил «видения» Нордермана без последствий, чем еще более распалил надежды сектантов.

Удивительно ли, что Кульман был убежден «от Духа Святого», что «свет возгорится с Востока, что именно там, на Востоке, будет образовано новое царство с новым народом»?! В 1687 г, он напечатал в Амстердаме и отослал царевне Софье, Ивану и Петру Алексеевичам «Послание к Московским царям» в жанре воззвания. «Восстаньте, цари Московские! Восстаньте!» — призывал поэт–коммунист. И грядите в поход, да «все четыре ветра (конца вселенной) будут единым Царством Христовым!» 1 апреля 1689 г. сам Кульман явился на Псковской таможне, назвался голландским купцом и получил разрешение на проезд в московскую Немецкую слободу. Местное лютеранское духовенство, услышав его проповедь, немедля подало донос… патриарху Иоакиму. Слух патриарха не был, однако, оскорблен иноземцами: дело целиком взял на себя Посольский приказ во главе с князем В. В. Голицыным. В этом просвещенном учреждении Кульмана, Нордермана и Генина выслушали внимательно, временами ободряя пытками.

Розыскные документы свидетельствуют, что Квирин Кульман вполне верно с точки зрения российской официальной идеологии истолковал слова Христа: «будет едино стадо и един пастырь». Войны и нестроения современного мира, считал проповедник, предваряют «великое и главное дело, а именно: пременение вере, и будет вскоре едино стадо и един Христос». Московские войска, ведомые самим Богом, победят турок и «таким подобием» обратят в христианство магометан, а за ними всех людей «из дальних восточных стран».

Затем последует победоносная война с папой и католицизмом. Начав поход с Польши, «благочестивое и христолюбивое воинство» (по выражению Игнатия Римского–Корсакова) не остановится, пока «и камня не останется от Рима и от Вены, когда не останется ни одного папежника, разве что в Америке» (куда, как уповал Карион Истомин, «россы» тоже когда–нибудь «полетят»). «И тогда, — заявил заинтересованным слушателям Квирин Кульман, — будут всей вселенной люди единой веры христианской… и будет едино стадо, и един пастырь, и невидимая глава будет над всеми пастырь–Христос, а видимые будут начальствовать во всей вселенной четыре патриарха».