Русский скит на Афоне. Новая Фиваида

Прожив на пустыньке 33 года и похоронив последнего своего ученика и сожителя, такого же смиренного старичка, отец Серафим почувствовал, что и ему скоро надлежит умереть. Он испросил у настоятеля скита самую худшую келью и в ней начал приготовляться к будущей жизни молчанием, постом, молитвой и частым приобщением Святых Таин. Новая келья его была сырая, и он начал прихварывать, но церковной службы не оставлял. Когда болезнь его усилилась, он и тогда с терпением переносил ее, не прибегая ни к каким врачебным средствам. Бывало, спросишь его: «Ну как, отец Серафим, твое здоровье?» – «Да болею, дюже болею, слава Богу! Слава Богу!» При жизни своей он все пораздавал своими руками, книги и другие предметы, дабы ничто его не обременяло и не озабочивало. Наконец отец Серафим до того ослабел от болезни и поста, что его увели в больницу. Когда его посещали любившие его монахи и осведомлялись о его здоровье, он всем говорил: «Слава Богу, слава Богу!» А тем из иноков, особенно близким ему по духу, которые со смирением спрашивали его: «Ну а как молитва твоя, отец Серафим, действует ли? Есть ли надежда на будущее?» он говорил как бы таинственно, тихо и радостно: «Слава Богу! Слава Богу!»

Почти за месяц до кончины в болезни отца Серафима совершился перелом, и с того времени он уже не чувствовал никакой боли, а только слабость и упадок сил. К тому же он наложил на себя произвольный пост, не желая ничего вкушать, кроме ежедневного приобщения Святых Таин, и 18 дней ничего не вкушал, пребывая в непрерывном молитвенном состоянии и в чувствах благодарности ко Господу, к Которому пламенно стремилась его душа. До самой своей кончины он находился в полном сознании и благодушии, которое обнаруживалось спокойствием и тихой радостью.

В день своей кончины отец Серафим приобщился Святых Христовых Таин и после этого сказал больничному иноку, что будет помирать, и просил переложить его на другую койку, а затем вскоре тихо и мирно скончался, словно уснул пресладким сном, будучи от роду 83 лет. Вечный тебе покой, тружениче Божий, и Царство Небесное со святыми!

Удивительные случаи со схимонахом Аполлосом и схимонахом Лазарем

Схимонах Аполлос, уроженец Астраханской губернии Енотаевского уезда, из казаков, прибыл в Фиваиду почти в начале ее основания, то есть в 1883 году, будучи 59 лет от роду, и жил в пустынной келье. Хотя он и обладал достаточными физическими силами, но послушания никакого не нес, а безмолвствовал в тиши пустынного уединения. До прибытия в Фиваиду он ездил с Афона в Россию, на родину и в другие места казачьих станиц, чтобы сделать сбор денег, что ему и удалось.

Заболев к смерти, отец Аполлос пролежал несколько времени в больнице. Не замечая у себя особенно опасной болезни, он было один раз вознамерился уйти без разрешения доктора, как непривычный к многолюдству, но на пути к своей каливе, как он сам рассказывал, услышал голос: «Не ходить тебе на пустынь, а умирать в больнице!» Этого голоса он послушался и воротился обратно в больницу, где в скором времени скончался 3 ноября 1892 года. Но через несколько времени он пришел в себя и стал просить, чтобы скорее позвали духовника, но в то время по скорости такового не нашли.

К его койке подошел один из старших братьев, монах Андрей (ныне здравствующий), и, видя, что умерший ожил, весьма удивился. В это время еще подошли братия. Тогда отец Аполлос всем окружающим его начал говорить: «Простите, отцы, я погрешил. Когда я ездил с Афона в Россию, то мне дали две благочестивые девицы (чернички) на вечное поминовение трех душ жертву 120 рублей – два имени поминать еженедельно, а одно ежедневно, но я эти деньги удержал у себя и употребил их потом на свои потребности – на постройку каливы и прочее. И вот, когда я умер, то был обличен в этом грехе, и повелено мне было объявить об этом, дабы эти имена были церковно поминаемы. Ради этого я и возвращен из загробного мира. Посему прошу вас, отцы святии, скорее запишите их на помин в синодики, а меня простите».

Видя такое необычное явление с умершим, все ужаснулись. Монах Андрей тотчас же записал эти имена на клочок бумажки и уверил ожившего, чтобы он не беспокоился, что имена будут внесены в синодики церковные и будут поминаться, после чего отец Аполлос перекрестился, сказал окружающим братиям: «Простите меня» и тут же при всех скончался.

Подобный этому случай произошел и со схимонахом Лазарем, который также лежал уже без всякого дыхания, но через некоторое время открыл глаза и слабым голосом подозвал к себе больничного служителя и сказал: «Пришлите мне сейчас же моего духовного отца, мне необходимо сказать ему неисповеданный мною один тяжкий грех». И когда оживший исповедал духовнику этот грех, то ему сделалось лучше и он выздоровел. За его великий грех ему дана была и епитимия великая – на 6 месяцев, которую он с радостью принял и исполнил. О, Божие милосердие и неисповедимая тайна! Лишь только кончился срок наложенной на него епитимии, то и он кончил свою жизнь и с миром уснул навеки как оправданный и иерейской властью разрешенный от греха.

От этих двух поразительных случаев невольно трогается сердце, и благодарный вздох ко Господу возносится из уст фиваидцев, вздох о загробной судьбе Его рабов, о которых так любвеобильно Он, Всеблагой, печется, не желая вечной погибели их душам. Сколько отрадной надежды проливается в сердца иноков от подобных таинственных возвещений, которые воспламеняют их к любви и ревности к своему Создателю.

В недавнее время с одним умирающим фиваидцем также произошел подобный случай, как бы приподнявший несколько завесу загробной участи иноков-фиваидцев и снова воодушевивший их и окрыливший их дух надеждой на будущее.

О схимонахе Георгии-огороднике

Был здесь схимонах Георгий (в миру Григорий Яковлевич Терещук Киевской губернии). Послушание в последнее время он исполнял на верхнем огороде и в то же время проводил пустынную подвижническую жизнь, имея вблизи огорода свою каливу, откуда он и был взят на послушание. Все время проводя в монашестве строгую жизнь, он не любил празднословить, избегая столкновений и бесед, всячески старался пребывать в молчании и самоуглублении и усердно занимался молитвой Иисусовой. Одним словом, он был примерным иноком и внимал своему спасению.

Отца Георгия постигла лютая болезнь, и он был помещен в больницу. У него была нестерпимая боль в груди, сильное воспаление не давало ему покоя ни днем, ни ночью, вся его внутренность словно горела огнем. Так он страдал несколько недель. От величайшей боли он стонал, даже кричал и, как человек, от чрезмерных страданий стал роптать. Никто из служащих больницы не мог ему угодить, кроме одного монаха С., которого отец Герасим подзывал к себе, обнимал ему шею обеими руками и повисал на ней, чтобы хоть несколько облегчились его страдания, которые не позволяли ему ни сидеть, ни лежать.

В такой мучительной болезни он и приблизился к смертному концу. Он умолк, жизненные силы его оставили, почти незаметно было признаков жизни, и он казался умершим. Но эта безжизненность продолжалась не особенно долго. К удивлению иноков, отец Георгий очнулся и сел на койку. В это время подошел к нему инок П., тоже огородник. Не зная ничего о происшедшем и видя его сидящем, он стал спрашивать отца Георгия о том, как его здоровье, как он себя чувствует, а он ему и говорит: «Да ведь я уже было умер и был там». – «Где же, где, скажи, отец Георгий?» – «Да там, в таком чудном месте, в каком-то саду, и видел наших отцов». Инок отец П. был поражен и стал допытываться, кого же он там видел. Отец Герасим ответил, что он видел отца Анфима (духовника), видел отца Протасия (тоже духовник) и его ученика Иакова (схимонах), и еще назвал нескольких лиц, которых отец П. запомнил. «Ох, как им там хорошо, – продолжал отец Георгий, – какой чудный сад, я желал с ними там остаться, но они мне сказали: “Нет, еще не пришло тебе время быть здесь. Воротись назад, а потом вскоре будешь с нами”». И после этих слов он умолк.