Вечность (СИ)

— “Даврий, как ты себя чувствуешь?” — “Где я и кто ты?” — “Посмотри повнимательней”. — “Нет, я не знаю”. — “Смотри Мне в глаза”. Даврий посмот­рел и заплакал: “Иисус, Иисус, я уже что, в Царствии Твоем?” — “Да, одной ногой ты уже стоял в Царствии Моем, но тебе еще рано туда, и Я изменил твой путь. На, лучше испей вина, и побольше. И пока постарайся немного помолчать”. — “Я все понял, это дом Корни­лия, но как я оказался здесь?” — “Даврий, прошу тебя, помолчи, ты потерял много крови. Скоро вернется к тебе память, и ты все вспомнишь”. — “Теперь я, Иисус, понял, что умирать совсем не страшно”. — “Но ведь ты не умирал, ты стоял между тем и другим и поэтому не прочувствовал самого сокровенного”. — “Иисус, а где Корнилий?” — “Они все вышли на улицу и сей­час стоят под дождем. Измокли и ожидают, когда ты выйдешь к ним”. — “Я сейчас выйду к ним”. — “Нет, рано еще, лучше еще вина выпей”. — “Но я уже пьян”. — “Не от вина, ты слаб еще”. — “У меня что-то в животе горит”. — “Не беспокойся, скоро прой­дет. Лучше молчи”. — “Спасибо Тебе, Иисус. Если бы все люди были такими, как Ты”. — “Да сколько раз тебя просить, а вообще, почему Я тебя прошу? Усни”. Даврий моментально уснул. “Вот так будет лучше”.

“Мария, я начинаю беспокоиться, что так долго их нет, может, сходить к ним?” — “Корнилий, не нужно, Иисус будет…” — “Я все понял, тогда будем ждать”. Дождь усиливался. “Мама Мария, идите сюда, здесь под деревом не так промокнем”. — “Сынок, уже ни к чему”. — “Павел!” — “Что, Варнава?” — “Смотри, сюда люди идут”. — “Да, я вижу”. — “Кто они?” — “Вот сейчас подойдут, и мы узнаем. Да это же Учени­ки Иисуса”. — “Но почему их так много?” — “Варна­ва, их много, и они сильны во всем”. — “Они тоже Боги?” — “Пока нет, но у них все впереди, точно так как…” — и Павел замолчал. — “Почему ты замол­чал?” — “Варнава, понимаешь, мы с тобой тоже будем такими, как и они”. — “С чего ты взял?” — “Не взял, а знаю, и больше меня ни о чем не спрашивай”.

— “Мать Мария, что случилось?” — “Петр, Дав­рий… Даврия… Иисус сейчас с ним”. — “Ну слава Богу, раз Иисус с ним, то нужно радоваться”.

— “Иисус!” — “Что, Даврий?” — “Что же все-таки со мной?” — “Вот сейчас можно сказать, что все в порядке. Вставай”. — “Да-да, я начинаю все вспоми­нать”. — “Лучше не стоит об этом вспоминать. Лучше иди и позови всех в дом”. — “Соломон, Соломон, где ты?” — “Корнилий, смотри, Даврий вышел”. — “Гос­поди, Творец Небесный, спасибо Тебе! Даврий, дай я тебя обниму”. — “Идемте все в дом, Иисус нас ждет”.

“Присаживайтесь все поудобнее”. — “Корнилий, я вспомнил: мне помог… вспомнил: Осия. Но я его не вижу здесь”. — “И правда, где он?” — “Корнилий, да он стоит на улице”. — “Но почему он там? Павел, позови его сюда. Осия, не стесняйся, заходи”. — “Вы извините меня, мне неловко быть рядом с вами. Я же понимаю, кто вы и кто я”. — “Осия, неужели у нас по четыре руки и две головы?” — “Нет”. — “Так в чем же дело? Мы такие же люди, как и ты, не стесняйся, присаживайся”. — “Нет, я пойду домой”. — “В та­кой-то дождь, оставайся здесь, мы думаем, тебе понра­вится находиться с нами”. — Да, я не сомневаюсь. Хороших и добрых людей сразу видно. Мне страшно, я только что убил двух, и мне придется отвечать за это”. — “Не беспокойся, не будешь ты отвечать. Ты спас человека, а те, что лежат сейчас на улице, — не люди, звери нечестивые, которые были наказаны то­бой”. Даврий подошел к Осии и обнял его. “Я очень благодарен и большое спасибо тебе. Но как ты ока­зался рядом со мной?” — “Следователь, у меня на это развито особое чувство. Я чувствую все без исключе­ния. Ведь я же ученик Вараввы, а он был неплохой учитель для меня. Правда, мне часто доставалось от него”. — “Если не секрет, что именно тебе достава­лось?” — “Да как вам сказать, если я в чем-то оши­бался, то он меня наказывал по-своему”. Все улыбну­лись. “Что ж, Осия, значит, не зря он воспитал тебя таким. Спасибо и ему за тебя”.

“Клавдия!” — “Да, Понтий”. — “Завтра прика­жи слугам, пусть все наши вещи собирают и чтобы мы были наготове. Антипе легче, Иродиада за него все сделала, и уже, надеюсь, она в Риме, а нас еще ждет все впереди”. — “Понтий, ты так думаешь?” — “Нет, за нас подумают другие, нам придется лишь исполнять их волю”. — “Антипа, я правильно говорю? Да что ты молчишь?” — “О чем ты, Понтий?” — “Да о том же самом”. — “Я все понял”. — “Да ничего ты не по­нял. Были мы врагами с тобой на Земле и в Цар­ствии Божьем, наверное, ими будем. А вообще-то зна­ешь, любить врага своего и целовать его — неприятное дело”. — “Я тебя что, прошу, чтобы ты меня целовал?”

- “Пока нет, но когда мы будем с тобой расставаться, то, судя по всему, придется делать это”. — “А я как посмотрю, кого я буду целовать, мне хочется удавить­ся”. — “Лучше еще раз на себя посмотри, что ты видишь во мне плохого?” — “Извини, Антипа, я шучу”.

— “А я хотел тебя без всяких шуток поцеловать”. — “Нет-нет, только не это”. — “Что вы как малые дети!”

— “Клавдия, не обращай внимания, не первый раз”.

— “Вы лучше подумайте, как дальше жить будем”.

— “А что нам думать, за нас Бог все решит”. — “Бог Богом, но у вас все еще головы есть на плечах, или они просто для красоты, хотя от этой красоты у вас остались одни уши”. — “Да не скажи. Признайся, Клавдия, это ведь только на первый взгляд?” — “Пон­тий, я тебя не понимаю, вы находитесь сейчас в таком положении…” — “Клавдия, не стоит говорить. Мы сей­час находимся нигде, витаем где-то посредине своего возмездия”. — “Может, мне сходить к Матери Иису­са?” — “И что, попросишь, чтобы Он нас забрал с собой?” — “Нет, просто помог нам”. — “А она тебе скажет: а где же вы были, когда мне трудно было?” — “Понтий, она не такая женщина, и она меня поймет, как женщину”. — “Нет, дорогая, изволь. Он как мог, так и помог нам. Сейчас для нас наша совесть должна быть помощником”. — Ну, как хотите, так и посту­пайте”. — “Антипа, ты меня удивляешь”. — “Чем?”

— “Почему ты все время молчишь?” — “Понтий, раз­ве тебе этого мало? Мне, наверное, пора”. — “Ос­танься у меня, да и дождь на улице идет сильный”. — “Он для меня не преграда”. — “Тогда, отправляйся, думаю, что мы не надолго расстаемся. Скоро нас сле­дователь… А ступай, надоело все мне. Еще ни разу в жизни не было так плохо как сейчас”.

Ирод прибыл в свой дворец. “Черт, как скудно и неуютно здесь, лучше бы остался я у Понтия. Страшно, очень страшно оставаться одному, тем более в мои годы. Жизнь, неужели я тебя видел по-другому, но какой тогда я должен был видеть тебя? И если все в действительно­сти так, как говорит Иисус, есть на самом деле, то значит, я прожил жизнь в преисподней. Кто мне сможет отве­тить, почему все так произошло? Помню, как ко мне отно­сились мои родители. Видя меня, они радовались мне, как и я им. Тогда я думал, что все время будет так. Мне уже трудно представить, сколько горя я оставил или оставлю на этой Земле. И почему я только согласился быть царем, но если не царем, то кем тогда был бы я? Пилат все время шутит и держится, а может он играет, а внутри у него все происходит по-другому? Кто его знает, не знаю, как ему, но мне труднее не может быть, и нужно смирить­ся. Быстрее б уже утро. А что делать завтра, что делать? Понтий мне изрядно надоел. Куда податься? Вот тебе и жизнь, порой не знаешь, как ею распорядиться, а она в моих руках и, наверное, в руках Бога. Что ж, восход солн­ца родит новый день и поглотит все темное, и со всем темным уйдут и мои мысли. Буду отдыхать”.

Не успел Антипа закрыть глаза, как пред ним по­явилась голова Иоанна Крестителя. “Что, пришло время задуматься о своей жизни?” — “Да, но почему ты без тела?” — “Ирод, мое тело осталось в ваших потехах. Неужели ты забыл об этом?” — “Нет, я не виновен”. — “Да разве я говорю, что ты виновен. Это совесть твоя говорит тебе об этом, а в совести своей ты видишь мою голову”. — “Иоанн, прости меня”. — “Нет, ищи проще­ние в самом себе, и коль найдешь, то скажи мне об этом, ибо я тебя буду навещать очень часто, даже в тех местах, где ты и ждать меня не будешь. Ведь все едино на белом свете, ты убедился в этом, когда увидел Иисуса после Его распятия”. — “Иоанн!” — “Нет, Антипа, луч­ше поговори с самим собой, и тебе станет легче, а может быть, и еще труднее”. — “Но как же я могу говорить сам с собой?” — “Очень просто: смотри сюда, скажи, кого ты видишь?” — “Иоанн, я вижу самого себя”. — “Так не бойся, обратись к самому себе”. — “Нет, я боюсь. Иоанн, убери его, я на него не могу смотреть”. — “Неужели ты брезгуешь самим собой?” — “Да, брезгую, ибо я опроти­вел сам себе”. — “Смешно, смешно. Подойди лучше и поцелуй себя”. — “Я не могу это сделать”. — “Тогда за тебя это сделает Понтий”. — “Иоанн, а почему у него есть тело, а вместо головы одни уши?” — “А разве ты не понимаешь”. — “Нет, я не могу понять”. — “Голову его съели”. — “Кто съел?” — “Мысли”. — “Значит, он мучается в них?” — “А как же ты думал? Они его не обошли стороной”. — “Увы, это не так, ибо всяк человек мыслит. Иоанн, Иоанн, я-я, — Антипа проснулся, — Господи, это лишь сон или… нет, лишь сон. На воздух, на свежий воздух немедля нужно выйти”. Был полдень. “Как долго я спал, солнце уже высоко. Слуги, воды мне, жажда меня замучила. Я же просил воды, зачем же вино мне подаете?” — “Извини нас”. — “Нет-нет, не уносите, дайте сюда вино и уходите отсюда”. Выпив вино, Ирод присел. “Ну, как ты чувствуешь себя?” — “Хорошо”. — “А совесть твоя как?”