Помни время шипов

27 марта. Санитарная машина привезла нас в Штеттин в большой военный госпиталь, который, тем не менее, был переполнен. Оба санитара выгрузили только тяжелораненых и тех, кто не мог двигаться самостоятельно, и совсем не заботились обо мне и еще двух легкораненых. В этой суете и неразберихе было невозможно найти врача, который осмотрел бы наши наспех перевязанные ранения. Потому мы всю ночь дремали в переполненном проходе и были чрезвычайно довольны, когда на следующее утро смогли, по крайней мере, получить горячий кофе с хлебом и повидлом. Так как я мог пользоваться только правой рукой, один раненый в голову солдат помогал мне резать хлеб.

28 марта. Также в течение первой половины дня никто не побеспокоился о нас. Лишь одна сестра из Красного креста немного о нас похлопотала и принесла нам пару болеутоляющих таблеток. Она рассказала нам, что раненых, насколько это будет возможно, собираются отправлять в другие госпитали дальше на запад. Поэтому мы должны попытаться уехать отсюда на санитарном поезде.

– В Гамбург! – крикнул, услышав это, обер-ефрейтор из нашего кружка, у которого была повязка на голове. Он представился нам как Детлеф Янсен из Бремерхафена. Я и другие согласились, так как у нас было только одно желание: как можно подальше убраться от Русского фронта. И если уж нам и суждено попасть в плен, тогда лучше к англичанам или американцам.

29 марта. Мы с нашей группой из четырех раненых добрались только до Шверина, затем полевая жандармерия, которую мы называем «цепными псами», сняла нас с поезда и принялась проверять нас на вокзале. Настоящие свиньи! Им плевать на наши раны, и они жестоко срывают бинты с ран, хотя справки, подтверждающие наши ранения, прикреплены у нас к форме. Когда мы протестуем против этого, они ссылаются на приказ и говорят, что они ежедневно ловят множество симулянтов и дезертиров. Нам остается только скрипеть зубами и просить снова перевязать нас. Нас раздражает, что «цепные псы» невероятно высокого мнения о себе, и не упускают случая прицепиться даже к заслуженным фронтовикам, которым на передовой приходится рисковать своей жизнью и за этих типов тоже.

3 апреля. После пребывания в военном госпитале в Шверине, который был ужасно переполнен тяжелоранеными, я присоединился к группе раненых, пытавшихся пробраться на юг. Хотя никто точно не знал, как далеко прорвутся русские с востока, но в настоящее время юг еще казался нам безопаснее всего. Мы с перерывами пробивались три дня и добрались, после Магдебурга и Галле, до города Йены в Тюрингии. По дороге нас снова и снова останавливали и строго проверяли. «Цепные псы» и головорезы из СС искали дезертиров.

5 апреля. Вчера они за Галле поймали в нашем поезде сразу двух солдат и одного молодого лейтенанта без приказов на марш. Затем нас всех заставили выйти из поезда и выстроиться перед ним для дополнительной проверки. Внезапно один раненый, который шел на костылях, выбросил костыли и побежал вниз по железнодорожной насыпи. Убежал он недалеко, и был немедленно убит несколькими автоматными очередями. Когда мы затем двинулись дальше, то увидели мертвые тела нескольких повешенных на телефонных столбах солдат, которые должны были служить для устрашения. Но неужели эти палачи действительно верили, что такими методами они еще смогут добиться перелома в войне и тем самым спасти свою собственную шкуру?

10 апреля. Я уже несколько дней в военном госпитале в Йене, где все пока тихо и спокойно. Госпиталь расположен в бывшей школе на окраине города. Здесь мне поменяли повязку и промыли гноящуюся рану. Осколок будут вытаскивать, поскольку он причиняет мне боль. Кормят здесь прекрасно, только табака не хватает. Каждому человеку положено лишь по одной пачке в неделю. Так как этого не хватает, мы пытаемся разбавлять табак высушенными листьями ежевики. Вкус отвратительный! Один уже немолодой солдат, который уже давно здесь и все знает, находит для нас в лесу специальные травы, которые мы высушиваем и смешиваем с табаком. Так нам лучше удается продержаться на нашем скудном табачном пайке.

12 апреля. Буквально за ночь также здесь снова все начинают готовиться к отъезду. Военный госпиталь предстоит постепенно эвакуировать. Сегодня я, наконец, связался с подразделением зенитной артиллерии в Апольде, при котором служит моя подруга. Но так как и ее часть как раз сейчас готовилась к новой передислокации, мы смогли поговорить только несколько минут.

После этого телефонного звонка мы больше не связывались друг с другом.

13 апреля. Я решил присоединиться к группе раненых, которая отправляется в Плауэн в Фогтланде. Но также и здесь та же самая картина переполненности. Никто не заботится о нас, и каждый стремится к тому, чтобы хоть как-нибудь спастись. Здесь я знакомлюсь с одним раненым ефрейтором, который родом из Мариенбада в Судетах. Он рассказывает мне, что его родители владеют маленькой часовой мастерской в этом курортном городке.

Эта беседа напоминает мне о солдате с ампутированной ногой, который на Рождество 1942 года, после гонки со смертью под Рычовым, был моим соседом в санитарном поезде. Тогда он говорил мне, что он родом из Мариенбада и с восторгом так много рассказывал мне о своей родине, что у меня уже тогда возникло желание познакомиться с этим городком. И вот, по воле судьбы, я теперь оказался совсем близко от этого прекрасного курортного города. Потому я не раздумываю, а присоединяюсь к молодому белокурому ефрейтору и нескольким другим, которые точно так же пытаются попасть в Мариенбад.

14 апреля. Мы прошлой ночью переночевали в Эгере и получили достаточно большой сухой паек. Прямо на вокзале нам повезло: большой участок пути мы проехали на попутном грузовике, который ехал на один из военных складов. Оставшийся путь мы затем прошли пешком. Погода уже несколько дней была прохладной, но зато солнечной. Пеший переход, маршрут которого преимущественно проходил через великолепные еловые леса, понравился мне, и я полной грудью вдыхал пряный лесной воздух. Я чувствовал бы себя совсем хорошо, если бы моя рана, которая сильно воспалилась от грязи и движений, не болела так сильно. Поэтому я был рад, когда мы добрались до Мариенбада, и я смог отправиться в военный госпиталь для лечения.

16 апреля. Тот солдат тогда давно в санитарном поезде не преувеличивал. Мне здесь очень нравится. Курортный городок состоит преимущественно из красивых и чистых курортных пансионов и отелей с ухоженными парками и садами. Он лежит посреди прекрасного холмистого лесного ландшафта. Это было бы также для нас, солдат, самым подходящим местом отдыха, если бы призрак войны не бросил бы свою мрачную тень также и на эту идиллию. Но до этого еще не дошло! Здесь люди еще живут как в самом глубоком мире, хотя уже начался настоящий дефицит продуктов. У нас в военном госпитале продовольственное снабжение еще вполне приемлемое, только таких важных для нас маркитантских товаров маловато. Здесь в Мариенбаде все военные госпитали тоже переполнены. Так как кровати преимущественно выделяются тем, кто не может ходить, и тяжелораненым, то нас, солдат с более легкими ранениями, размещают в частных пансионах и лечат амбулаторно. Поэтому мы в настоящее время живем как в гостинице во вместительных комнатах с двумя или четырьмя кроватями, причем завтрак нам приносят в комнату, а обедаем мы в бывшем курзале, который теперь служит нам столовой.

21 апреля. Время проходит здесь слишком быстро, и мы все охотно повернули бы его вспять, если бы могли. С огромным напряжением мы следим, как с обоих фронтов приближаются вражеские войска. Каждый хочет, чтобы первыми здесь оказались американцы. В противном случае многие попытаются пойти навстречу американцам пешком. Но время для этого еще не пришло. Вокруг Мариенбада пока еще все спокойно. Однако уже начали хватать всех выздоравливающих и по группам направлять их в сражающиеся войска. Я еще не выздоровел, поэтому я на некоторое время еще останусь на лечении. Моя рана все еще воспалена и гноится. Вероятно, была задета надкостница, как мне говорят. Хорошо – я не имею ничего против, так как эту боль вполне можно вынести.