Журавли покидают гнезда

Как-то вечером к Денними зашел Енсу и сообщил, что японцы забрали у помещика Ли Сека все земли. А у нового хозяина серьезно больна служанка.

Чуть свет Денними уже была в имении помещика. Худой, среднего роста, с бледным, болезненным лицом хозяин по имени Макура, в отличие от своих земляков, оказался разговорчивым. Выслушав Денними, он пообещал ей место служанки, которое пока еще за старой и больной японкой, доставшейся ему вместе с наследством отца, владевшего некогда рыбным заводом в Нагасаки. Макура очень сожалел, что дни бедной старухи сочтены. Ей-то он мог доверить свое хозяйство, когда надолго отлучался по делам военной службы. Оставшись рано вдовой, не имея ни детей, ни родных, старуха большую часть жизни посвятила этой семье. Макура тоже привык к ней, считал ее матерью. Слушая рассказ хозяина, Денними прониклась к нему уважением: «Он боится огорчить чужую старуху, которая, возможно, уже потеряла способность здраво мыслить…» Глядя на хозяина, Денними поклялась себе, что будет служить ему не хуже той, которую он так расхваливает. Она бросилась Макуре в ноги и, не смея поднять головы, что-то тихо забормотала. Хозяин помог ей подняться.

— Вы расстроились? — спросил он, разглядывая ее возбужденное лицо.

— Я очень нуждаюсь… — ответила Денними. — Корейцы не могли понять мое горе. А вы… чужестранец, хотите дать работу.

Макуре было лестно слышать такое признание.

— Наш долг — помочь корейцам, — сказал он улыбаясь.

Старуха умерла весной, когда растаяли снега и первая зелень покрыла холмы. Макура похоронил ее неподалеку от имения, поставив на могиле скромный памятник из камня.

На поминках Денними была уже своим человеком. На нее хозяин возложил все хлопоты. Не зная усталости, новая служанка старалась во всем угодить ему и гостям, и он сразу же заметил в ней те же приятные качества, которыми обладала покойная экономка. Денними была обходительна со всеми, интуитивно соблюдая правила этикета в приеме гостей и украшении столов: ничего лишнего и все в достатке.

Дорожа доверием Макуры, Денними была гораздо исполнительней, чем ее предшественница. Она никогда не уходила из имения, не загасив последнюю свечу. Но и после этого не спешила домой, а возвращалась во двор, чтобы убедиться, чисты ли стойла для коров, заготовлены ли дрова на утро и продукты к завтраку. Между делами старалась узнать от ближних Макуры о разных привычках своего господина, изучала, как вела хозяйство бывшая служанка. А вернувшись в свою фанзу, будила девочек и кормила их ужином. После сытной еды дети скоро засыпали, тогда Денними снимала с живота тугую повязку, которой скрывала от хозяина свою беременность. Переутомление давало знать, она корчилась, зажимала рот рукой, чтобы малыши не услышали стонов. «Скорей бы! Скорей бы это кончилось!»

Последние дни жена Макуры Махико стала замечать перемену в Денними: она была не такой услужливой, как прежде, не улыбалась той приятной улыбкой, которая нравилась Махико. К тому же служанка частенько исчезала. Макура, которому Махико пожаловалась, пообещал поговорить с Денними.

Он нашел ее не сразу. Она лежала в сарае, подстелив под себя рваную мешковину.

— Что с вами? — спросил Макура раздраженно.

Денними вздрогнула, прижалась сильней к полу.

— Вам плохо? — переспросил хозяин, не решаясь приблизиться к служанке.

Женщина подняла голову, затем с трудом присела. Теперь она не боялась хозяина и глядела открыто ему в глаза. Подняв с подола розовое, еще не остывшее тельце, она сказала без сожаления:

— Он мертвый. Он не захотел родиться живым.

Макура замер. Увиденное поразило его, но, пожалуй, больше — поведение самой женщины. В глазах ее не было страдания, не было слез.

— Господина удивляет, почему мои глаза сухие, — спросила Денними, — и я не рву на себе волосы? — Грустная улыбка тронула ее губы. — Малыш не хотел приумножить муки матери. Мертвые не причиняют горя.

Разговор, с которым пришел Макура, не состоялся. Уходя, он разрешил Денними три дня побыть дома.

В эту ночь Денними похоронила малыша рядом с отцом. А с рассветом явилась в имение своего хозяина. Теперь ей скрывать было нечего. Не боясь никого, она работала еще старательней. А спустя полгода Макура поручил Денними дела экономки, доверив ей часть казны. Теперь она сама приобретала кухонную утварь, составляла меню обедов с поваром-китайцем — большим знатоком восточной кухни. На сэкономленные деньги нанимала людей на поденную работу в хозяйстве. Макура был доволен ею. Но Махико мечтала о военной карьере мужа. Она ждала того дня, когда наконец майор Макура наденет мундир генерала и переберется в Токио, который предстанет перед нею во всем блеске! Но проходило время, а Макура оставался помещиком и все тем же майором в отставке. По правде сказать, его устраивала жизнь в глуши. Здесь он поправлял свои нервы, расшатанные на военной службе, и был спокоен за Махико — поклонницу увеселительных заведений. Он знал, что жене скоро предстоит стать матерью, и тогда ей наверняка будет не до кокетства. И не беда, что он живет на чужбине и до Токио с его цивилизацией много дней езды на поезде и пароходе. Лишь бы не казармы, где трудно уберечь Махико от взглядов офицеров, где каждый ее шаг на виду у командования.

Махико родила сына в разгар лета. На торжество съехались родичи и друзья, многие из них прибыли с острова Хоккайдо. Макура был вне себя от счастья, сам встречал гостей, провожал их в комнату, где на мягких, шелками украшенных подушках возлежал виновник торжества. Гости улыбались ему, клали к ногам дорогие подарки и деньги. Крепко держась за руки, Макура и Махико стояли у изголовья сына, боясь шелохнуться.

Притаившись за дверью и глядя на них, Денними вспомнила Чунами, который радовался рождению дочери ничуть не меньше Макуры. Правда, к ногам новорожденной Эсуги не клали денег и цветов, и завернута она была не в атласные одеяла, а в парусиновую тряпку, вырезанную из старых отцовских шаровар. Как бы то ни было, Денними радовалась чужому счастью. Она не имела права показывать свои слезы сегодня, когда люди празднуют рождение нового человека. Она вспомнила тот страшный день, своего мертвого ребенка. Гости шутят, гости смеются, стало быть, и ей нужно смеяться. Какое кому дело до ее горя. Или лучше уйти куда-нибудь и выплакаться. Подступившие к горлу слезы мешают дышать, душат.

Денними казалось, что она свое уже прожила и существует теперь только ради своих девочек, которых надо тянуть да тянуть. А где взять силы на это, если они давно иссякли и усталые руки виснут, словно сухая ботва. А страх, вечный непреодолимый страх потерять работу, не покидает ее даже во сне. Особенно было тяжело Денними в последний год, когда Макура неожиданно отозвали в армию и Махико стала полновластной хозяйкой имения. Некому теперь было защитить ее от ярости юной хозяйки. Правда, первые дни Махико относилась к работникам с явным расположением. Некоторым повысила плату, услужливым дарила недорогие подарки. Помещица радовалась, что ее муж вновь надел форму военного, которая, как она считала, шла ему больше любой другой одежды, висящей в гардеробе. Мечты уносили ее за горы и моря к родному острову Хоккайдо. В Нагасаки у нее родные, но она предпочитает Токио, где великое множество казино и торговых салонов, от которых голова идет кругом! Нет, на мужчин она теперь не станет обращать внимания. Конечно, многие мужчины интересней Макуры, но они не достойны ее внимания, потому что она жена истинного самурая, которому сам генерал-губернатор вручил орден за Корею и подарил землю. И, наконец, кто другой может любить ее так, как Макура…

Махико жила в своих прекрасных мечтах почти год, пока не получила от мужа письмо, в котором он писал: