За Кубанью<br />(Роман)

— Ты думаешь, адыги смирятся с большевистским игом? Они сбросят его, как конь сбрасывает вшивую попону.

— Опять кровопролитие? — Джумальдин вскочил с кресла. — Аллах не позволит свершиться этому.

— Ты думаешь, аллах тоже перешел к красным? Не надейся. Не все такие трусы, как ты.

— Не мели чепуху, Кучук, уж ты-то знаешь, что я не трус. Подумай лучше, что будет с народом.

Улагай брезгливо сморщился:

— Ты, Джумальдин, словно с неба свалился. Поляки в Киеве, Врангель готовится к наступлению на Кубань, наш народ на распутье. Оставить его? Пусть идет куда вздумается? Народ, дорогой мой, что конь — ему повод нужен, повод в сильной руке. Да, народ сейчас на распутье, но у меня хватит сил натянуть повод и направить коня, куда нужно. А что ты предлагаешь?

— Сдаться! Безоговорочно и честно, явиться всем во главе с офицерами, во главе с генералом.

— И с денежным ящиком?

— Да, и с денежным ящиком, — повторил Джумальдин. — Сдаться и потребовать автономии, как финны.

Улагай подошел к столу, нажал кнопку. В дверях появился Ибрагим.

— Денежный ящик вместе со всей охраной немедленно перевезти на мою дачу.

— Есть, перевезти! — козыряет Ибрагим.

— Иди выполняй. И ты, Джумальдин, можешь уходить.

— Кучук, зачем ты перевозишь к себе ящик с деньгами?

— На всякий случай, Джум. Приказ тебе известен — теперь финансами и вообще всеми делами ведаю я.

— Ты употребишь эти деньги во вред народу.

— Не все. Ровно половину я возьму лично себе. Должен же я получать жалованье в подполье?

— И ты способен это сделать?

— Вынужден, Джум, вынужден. Ведь с завтрашнего дня официально ни одно казначейство не будет меня финансировать. Прощай, мы ведь больше не увидимся.

— А может и мне с тобой? Друзьями ведь были.

— Давай уж лучше к большевикам, мне люди нужны надежные.

Едва слышно скрипнула дверь.

Внезапно перед глазами Улагая возникла картина: он в гостях у Джумальдина. Хозяин чуть не на голове ходит, чтобы развеселить неулыбчивого гостя. Дарит ему многообещающие улыбки и жена хозяина. Да, красавице Сурет придется поплакать. Что ж, сам виноват…

Опустился в кресло перед окном, но тут же вскочил: не сделано последнее дело. Быстро вышел, сбежал с крыльца. За ним Ибрагим.

Из конюшни вывели любимую лошадь Улагая — арабскую чистокровку Астру. Кобылица, узнав хозяина, радостно заржала.

За воротами дачи к ним присоединился почти целый взвод. Улагай бросил на Ибрагима недовольный взгляд.

— Сейчас ничего не поймешь, — стал оправдываться Ибрагим. — Идешь к другу, встречаешь врага…

Начинает смеркаться, но Астра уверенно взбирается по крутой тропинке, вьющейся среди густых зарослей. Дача генерала Султан-Гирея Клыча находится на высоком плато, от нее тянется сравнительно хорошая для этих мест дорога на Гагру. Неподалеку — граница между Советской Россией и меньшевистской Грузией.

Тропинка петляет среди вековых чинар. Вдруг перед самой мордой Астры появляется фигура в бурке.

— Стой!

Астра отпрянула было в сторону, но Улагай трогает повод, и она продолжает свой путь.

— Стой, стрелять буду…

— Какой ты горячий, Хасан, — усмехается Ибрагим. — Своих уже признавать не хочешь. И тебе не стыдно?

— Надо отзываться, — недовольно бурчит Хасан, один из адъютантов генерала.

Вскочив на коня, он едет вслед за Улагаем. Несколько раз, чаще всего на поворотах, издает протяжный свист.

«Старику палец в рот не клади, — со смешанным чувством уважения и досады думает Улагай. — Что у него теперь на уме? Молчит как пень».

К командиру конного кавказского корпуса начальник его штаба питал самые противоречивые чувства. Султан-Гирей Клыч был очень богат, имел большие связи и в силу этого занимал главенствующую позицию в адыгейской дворянско-феодальной клике, быстро продвигался по служебной лестнице. У Деникина он командовал корпусом. Улагай был едва заметен за широкой спиной хлебосольного генерала. С Улагаем считались как со знающим офицером. И только. Вождем же был Клыч. Перед ним юлили Шеретлуковы, Забит-Гиреи, Болотоковы, Траховы, не говоря уже о менее знатных и богатых дворянах. Теперь соотношение сил менялось. Улагай оставался в подполье, а его шеф получал какое-то особое задание. В этом не было сомнений — несколько дней назад с ним беседовал тот самый полномочный представитель Врангеля, который приказал Улагаю остаться в подполье. Но генерал делал вид, будто его судьба еще не решена. Улагай боялся, что он вдруг всплывет, когда восстание будет выиграно, и снова оттеснит его на задний план.

Отдав поводья Ибрагиму, Улагай направился было к крыльцу, как вдруг услышал:

— Генерал в саду.

Султан-Гирей сидел в беседке, увитой еще небольшими, похожими на гусиные лапки, ветвями винограда.

— Садись, Кучук, — вежливо пригласил он. — Хорошо, что пришел попрощаться.

— Не только, — тихо проговорил Улагай, садясь напротив генерала.

— О, у тебя всегда новости, даже в последний момент.

— В последний момент всегда бывают самые сногсшибательные новости. Я хочу спросить тебя: может, останешься с нами?

Генерал в упор посмотрел на собеседника.

— Я уверен, что ты и один управишься, — ответил он. — А потом не забывай: приказ есть приказ, раз барон назначил тебя, значит, он исключал мое присутствие. Быть может, ты передумал?

Передумал? Вопрос больно задел Улагая. Он не раз спрашивал себя об этом. Были дни, когда он готов был бросить все, перемахнуть через границу и пойти на службу к туркам или англичанам. И те и другие использовали бы его для организации разведки на Кавказе. Дело, конечно, прибыльное. Но понимал: это не уйдет. Слава, успех, истинное величие — там, в родном краю. Как будто стоит в его ауле высокий столб, высокий и гладкий, как стекло, столб, а на самом его верху — золотое яблочко. Взобраться на столб, овладеть золотым яблочком — вот его мечта. Стать первым человеком в Адыгее.

— Нет, Султан, буду в трудный час со своим народом.

— Вам, молодым, хорошо, — устало вздохнул Султан- Гирей. — Желаю успеха. — Он поднялся и вышел из беседки. Улагай последовал за ним.

— Ну… — Клыч крепко обнял полковника. — Поверь, люблю тебя, Кучук, как брата. Думаю, что скоро снова обниму тебя как победителя. Береги себя.

Что-то шевельнулось в черствой душе Улагая, под влиянием внезапного порыва он сказал:

— Уходи до двух, потом дежурный сменит пароль.

— У, свинья, — разъярился Султан-Гирей. — Я ему покажу двойную игру.

— Не поднимай шума, Султан, это мой приказ.

Улагай направился к Астре, но генерал окликнул его:

— Вот что, Кучук, насчет засады хорошо придумано. С начальником караула поговори, пусть палят в белый свет — была, мол, перестрелка, прорвались… А кто — разве узнаешь? Кого нет, тот и проскочил. Так и тебя искать не станут.

— Не поверят, — поразмыслив, ответил Улагай. — Чтоб из засады, хоть и ночью, никого не уложить… Догадаются, что инсценировка.

Генерал сразу же уловил мысль своего помощника.

— Кого же, по-твоему, могли бы уложить?

— Джумальдина. Самый неуклюжий. Зазевался, размяк…

— Ты прав, Кучук, мы это устроим. Ну прощай…

Обратно Астра шла шажком, на ощупь: темнота сгущалась с каждой секундой, подул свежий ветер. Одна за другой начали гаснуть звезды. За несколько минут все небо обложило плотными, будто стегаными тучами. Воздух сдавило невидимым прессом — не продохнешь. Вот-вот хлынет ливень.

Улагай весь ушел в себя. Не часы, а считанные минуты решали сейчас его судьбу. Еще можно все повернуть и так и этак. Но другого такого случая больше не представится. Это он знает твердо.

Астра, пропустив поворот на дачу, продолжает спуск. Что ж, иногда и коня послушаться не вредно. Ибрагим с охраной поворачивает в штаб. Вдруг, словно прорвавшись откуда-то, с шумом и грохотом низвергается ливень. Крупные, хлесткие струи воды окатывают всадника. Улагаю кажется, будто он оказался под водосточной трубой. Берег. Астра в нерешительности останавливается. Впрочем, Улагай и сам не знает, куда сворачивать. Спешившись, укрывается с конем под огромным кедром. Гремит гром, и гигантская штыкообразная молния врезается в воду: будто транспорт с боеприпасами наскочил на мину.