Транзит Сайгон – Алматы. Судьба вьетнамского партизана. Исторический роман (СИ)
Транзит Сайгон – Алматы. Судьба вьетнамского партизана. Исторический роман (СИ) читать книгу онлайн
«Плотный, энергичный текст, сочетающий элементы документального репортажа, соц. реалистического романа, кровавого треша и фэнтези. К тому же любовно и со знанием дела стилизован автором под позднесоветский дискурс во всех его проявлениях от передовиц газеты «Правда» и фельетонов «Крокодила» до ЖЭКовских политинформаций, сочинений провинциальных отличниц и народных анекдотов про политиков». поэт Всеволод Емелин о романе “Транзит Сайгон-Алматы”
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Как-то раз наш НИИ выиграл тендер и удостоился коллективной премии, для получения которой мне необходимо было сдать отчёт и собрать соответствующие подписи в Перми. Сложность заключалась в том, что Пермь была «закрытым» городом из-за размещённых там предприятий оборонной промышленности, а у меня сохранялось иностранное гражданство. Для того чтобы получить разрешение на выезд, я должен был сначала представить справку за подписью первого руководителя в ОВИР, со сроком рассмотрения до десяти дней. Это было крайне неудобно, когда меня вызывали в Москву или на научные конференции с докладом в другие города. Премия была большая, защищать её надо было в Москве, и я решил рискнуть ради коллектива. Купив авиабилет у знакомой билетёрши из алма-атинского аэровокзала, я без препятствий добрался до Перми с пересадками и управился со всеми делами за один день: и с оппонентом встретился, и в Москву успел. Однако уже на пути домой, в здании пермского аэропорта ко мне подошло два серьёзных человека, одетых в одинаковые светло-серые костюмы. На самом деле, я думаю, что органы госбезопасности всё знали заранее. Постарался Гриша из «Первого отдела». Меня сняли с рейса и всю ночь допрашивали в специальном номере близлежащей гостиницы. У них это называется конспиративным помещением для допросов. В конце концов, меня отпустили на рассвете после долгого, унизительного допроса. Разумеется, они знали зачем я здесь и не подозревали меня в подрывной деятельности, но таков был заведённый порядок – ведь я нарушил установленный ими режим, и не важно в каких целях я это сделал. Составили протокол и объявили строгий выговор первому руководителю. В душе остался неприятный осадок.
И весной и осенью меня регулярно навещал Виктор, он же Ваке, работник алма-атинского управления госбезопасности. Эти его контрольные визиты носили характер проформы, мы с ним даже сдружились. До такой степени, что когда мой сосед Борис купил чёрно-белый телевизор с крохотным экраном, мы вместе с Виктором вместе отправились к нему смотреть Чемпионат мира, проходивший в Мексике. Каждый раз, когда игроки киевского и тбилисского «Динамо» закатывали очередной гол в ворота бельгийцев, раскрасневшийся Ваке, захмелевший от распитых нами двух трёхлитровых банок «Жигулёвского», подбегал к телевизору и обнимал его. Он выглядел таким счастливым. Помимо Виктора мной регулярно интересовались то участковые инспектора, то обычные сексоты с красными повязками дружинников. Они бесцеремонно стучались в двери моих соседей и сослуживцев и, ссылаясь на некое спецзадание, подробно расспрашивали их обо мне, о моём поведении, о моей семье.
Стремясь избавиться от неприятного осадка в душе и от косых взглядов первого руководителя, я ушёл из НИИ в проектно-конструкторское бюро по разработке новых видов оборудования для использования в шахтах и рудниках Казахской ССР, заместителем директора. С не меньшим энтузиазмом я занялся проектированием тяжёлого шахтного оборудования. Цветная металлургия нашей страны испытывала растущую потребность в передовых технологиях такого типа.
Когда я защитил свою диссертацию в Москве, у нас родился сын, Алик. Помню, как приехал за Венерой в родильный дом на Басенова, а она уже стояла с малышом на крыльце, в своём лёгком халатике. Весь двор больниц белел от нарядов из тысяч молочных лепесточков, в которые оделись цветущие абрикосовые деревья. Я подумал о том, что когда дети подрастут, мне хотелось бы отвезти их на море, возможно, шум морских волн поселится в их сердце так же прочно как в моём, ведь я всю жизнь с детства мечтал стать капитаном морского судна дальнего плавания. Наверное, я стал бы им, если бы не война. Впрочем, тогда у меня не было бы моей Венеры и моих детей.
В тот год армия США потерпела сокрушительное военное поражение во Вьетнаме. В Париже делегациями двух сторон было подписано «мирное соглашение», но оно было таковым только по названию. Даже беглое знакомство с этим документом позволяет любому здравомыслящему человеку сделать адекватный вывод о его содержании – полная безоговорочная капитуляция проигравшей стороны, представленной правительством США. Отслужившему своё марионеточному правительству Южного Вьетнама была уготована незавидная участь всех других друзей Америки, которые её больше ничем не интересуют, превращаясь в экономический пассив и обузу. Президент Никсон любезно сервировал стол и поднёс блюдо с марионетками на съедение генералу Зиапу. В обмен ему удалось выторговать незначительные подачки вроде репатриации части американских военнопленных.
Главный правовед Третьего рейха, Карл Шмитт определял суверенитет, как право вводить чрезвычайное положение, при котором суверен обладает неограниченными полномочиями на применение физической силы против неугодных лиц, бунтующих толп или целых народов. Ужасы войны во Вьетнаме, с холокостом мирного населения в ходе карательных операций, с ковровыми бомбардировками густонаселённых городов, с массовым применением напалма и химического оружия наглядно продемонстрировали всему миру, чем конкретно чреваты притязания правящих классов США на контроль над мировым суверенитетом. Они показали, что именно может ждать всех и каждого, на чью землю или ресурсы невольно падёт алчный взгляд заокеанских плутократов. Победа Вьетнама над военно-промышленной машиной этой страны и её правящими классами ясно, на фактах очертила те пределы, за которые они вряд ли когда-либо посмеют вновь выйти. Это самый большой дар моего народа всему человечеству, принесённый им ценой бесчисленных жертв, неиссякаемой скорби и безутешных слёз. И даже сегодня, когда мирные небеса вновь бороздят управляемые роботами беспилотные дроны-детоубийцы, когда в «бесполётных зонах» на дома мирных семей продолжают сыпаться тонны взрывчатки, весь мир, включая правящие круги США, знает и помнит, что когда-то этим претензиям на контроль над мировым суверенитетом был дан жёсткий и исчерпывающий ответ. Алма-атинская уличная мудрость гласит, что «на всякого человека можно найти управу», и мой народ наглядно доказал эту этическую теорему.
10.
На участке занятом дивизией Хайфонца, список высших офицерских чинов, подлежавших отправке на родину, по введённому им же распорядку утверждался лично комдивом, то есть им самим. Ознакомившись с делом полковника морской пехоты Джорджа Смита, он решил взглянуть на него лично. Смит в своё время отвечал за некоторые участки, где согласно скупой фронтовой хронике, были отмечены неоднократные факты спланированных акций геноцида в рамках тактики «выжженной земли», применявшейся американцами до утечки в прессу кадров с убийствами младенцев в мирных сёлах. Когда полковника ввели, его лицо, с курьёзно изогнутым налево носом, показалось Хайфонцу смутно знакомым, особенно его глаза. Говорят, что с годами у человека не меняются глаза и улыбка. У Смита были пустые, равнодушные и нагловатые глазки изувера. Хайфонец подошёл к нему, пытаясь нащупать в памяти смутный образ, размытый годами безвозвратно утекающего времени. Вблизи лицо молодого некогда Смита плавно проступало всё чётче и чётче из-под маски «этиловых» морщин, столь характерных для сильно пьющего мужчины. Образ распоясавшегося молодчика из жаркой калифорнийской ночи рвался наружу из подсознательных, ассоциативных слоёв памяти Хайфонца.
– А ведь мы с Вами где-то уже виделись, мистер Смит, – сказал Хайфонец на своём ломаном английском, пытливо всматриваясь в лицо американца.
– Со мной? – расплылся в глупой улыбке Смит. Его верхняя губа невольно обнажила выдающуюся вперёд лошадиную челюсть. До отъезда домой после этой последней протокольной формальности оставались считанные часы. – Это вряд ли, мистер.
– Лос-Анджелес, Пико-Юнион, сорок третий год, «зуты» – сказал, как отчеканил, Хайфонец. Он окончательно признал Смита по его запоминающейся ухмылке. Когда тот пинал лежачего Стрижа, он ухмылялся точно так же. – За что ты ударил моего друга, Стрижа?
– Ты был там?! Это ты??! – в глазах Смита промелькнул смутный неподдельный ужас.
Хайфонец снял фуражку и коротко размахнувшись, от души припечатал Смита лбом в переносицу. Американец упал на колени, отчаянно пытаясь вправить руками обратно изогнувшуюся вправо переносицу. Отвернувшись, Хайфонец надел фуражку и бросил охранникам через плечо.