Возмездие

    — Так и не успели поговорить…

    — Еще наговоримся, Иван Петрович, — улыбнулась Зина. — Счастливо оставаться!

    Зина бегом заняла свое место в строю.

    Хват уже дал команду:

    — Равняйсь! Смирно! Напра-аво! Шагом марш!

    Алик на ходу обернулся и увидел смотревших им вслед Горшкова и Млынского.

    — Млынский остался!

    — Эй! Разговорчики! — прикрикнул Хват. — Шире шаг!

    Грохотал ресторанный оркестр. Музыканты были в поту от духоты и усердия. В чадной атмосфере царило какое-то исступление. На тесном «пятачке» больше толкались, чем танцевали.

    Райснер с трудом пробрался к столику, за которым сидел подполковник, начальник его отдела.

    — Куда ты пропал? — громко спросил подполковник. Он вынужден был из-за шума кричать.

    — Я вообще не хотел идти. Здесь нечем дышать… Надоело!..

    — Брось хандрить…

    — Все надоело! Я хочу проветриться, Вальтер.

    — Хочешь на фронт?

    — Здесь фронт везде… Завтра идет машина с подарками к пасхе для офицеров дивизии «Викинг»… Разреши мне поехать.

    — Кельнер! Два коньяка! Ты отличный товарищ, Георг, для тебя я готов на все.

    — Ну спасибо…

    На стук к дверям подошел Алеша. Приоткрыл и, увидев немецкого офицера, сразу попытался захлопнуть. Райснер успел подставить ногу…

    — Матвей Егорович дома? — спросил он.

    Алеша, услышав русскую речь, растерялся. Дед Матвей ему крикнул, приподнявшись с постели:

    — Впусти, Алешка!

    Алеша отступил от двери, и Райснер, отстранив его, прошел прямо в комнату, к постели Матвея Егоровича.

    — Дед, что с тобой? Почему не пришел?

    — Плохо, старость… Не вовремя. Новости вот из леса принес. — Дед Матвей кивнул на Алешу.

    — Велено вам передать на словах, — сказал Алеша. — Федорову нужна замена.

    — Так, — кивнул Георг Райснер, глядя, как Алеша прячет за голенище сапога Мишуткин подарок. — А ну дай сюда!

    — Зачем?

    — Дай сюда! — резко повторил Райснер. — Тебе Иван Петрович разрешил его взять?

    — Это мое оружие…

    — Это оружием было в лесу, а здесь это пропуск в рай… — Отобрав финку, Райснер улыбнулся. — Отправляйся немедленно назад и передай Ивану Петровичу: буду в срок в условленном месте. А это, — он подкинул финку на ладони, — при случайном обыске заберут, и все дело завалишь. На, спрячь, дед. — Увидев, что Алеша расстроился, он добавил: — Тоже мне, предводитель коман-чей…

    Дед спрятал нож под подушку.

    — Матвей Егорович, — продолжал Райснер, — если к тебе кто-нибудь подойдет и спросит, где ты купил овес в прошлую пятницу, скажи, что взял его в долг, и доверяй этому человеку, как мне.

    — Понятно…

    — Поправляйся, нужен вот так!

    Перед рассветом роты вышли к опушке леса и залегли против деревни Селищи.

    Хват, наблюдавший в бинокль за деревней, от которой тянуло гарью, обернулся.

    — Где этот хлопец? — И сразу увидел Алика, бывшего неподалеку. — Где твой отряд? Связь, быстро!

    — Есть! — Алик, подхватив карабин, сказал Косте, который было двинулся следом: — Я сам.

    Почти тотчас же со стороны деревни появились фигуры людей — это вернулись из разведки Полищук и его товарищи.

    — Люди в церкви, товарищ старший лейтенант, — сказал еще не отдышавшийся Полищук. — Левую сторону — над рекой — выжгли дочиста…

    — Охрана церкви?

    — Двое.

    — Пулеметы?

    — Есть. На бронетранспортерах. И вот там, в обгоревшем сарайчике, у мельницы и у дороги. Шесть грузовиков и легковая машина в деревне.

    — Так. — Хват задумался на секунду. — Зина! Организуешь приемку людей в лесу.

    — Хорошо.

    — Возьми человек двенадцать у Бондаренко… И давайте, хлопчики, действуйте! А мы подстрахуем. Все.

    Зина, Полищук и часть людей, которых взял с собой Бондаренко, скрылись бесшумно в сумерках.

    Бойцы Бондаренко ползли огородами в сторону церкви.

    Пулеметный расчет карателей настороженно прислушивался к тишине.

    В отряд Алик вернулся с Высоким и его помощником, молчаливым человеком с угрюмым лицом.

    — Высокий, командир отряда «За Родину», — отрекомендовался Высокий.

    — Капитан Хват. Ваши люди готовы?

    — Что же это, товарищ Хват? Видно, Млынский посчитал это дело не очень важным?.. — недовольным тоном сказал Высокий.

    — Вы пришли сюда воевать? — оборвал его Хват.

    — Воевать, — хмуро ответил Высокий. — Здесь же две роты карателей…

    — Ну, у страха глаза велики…

    — А у вас всего шестьдесят активных штыков…

    — И отлично, — смягчился Хват. — Нужно вдвое больше грузовиков, чем в деревне, чтобы привезти две роты карателей. Ясно?.. Я дам тебе еще взвод… Бейсамбаев, с ними пойдешь!

    В доме Павлушкина Занге не спал. Света не было. Занге сидел на скамье у окна и вглядывался в сумрак за ним. В углу, под иконами, привалившись к стене, дремал Охрим.

    Жена Павлушкина осторожно встала с кровати и без шума, боком вдоль стены постаралась пробраться к двери.

    — Стой! Ты куда? — остановил ее Занге.

    — Я? — растерялась она. — На минутку…

    — На место!

    В это время, едва постучавшись, ввалился унтер-офицер с человеком в черном полушубке, с белой повязкой на рукаве.

    — От гауптштурмфюрера Кляйна!

    — Наконец-то! — Занге поднялся навстречу.

    Пользуясь секундной заминкой, жена Павлушкина выскользнула из комнаты…

    Бойцы во главе с Бондаренко продолжали ползти, медленно продвигаясь к церкви. На фоне предрассветного неба хорошо была видна церковь и силуэты часовых, которые шли навстречу друг другу.

    Полищук шепнул лежавшему рядом товарищу:

    — Когда сойдутся!..

    Солдаты сошлись, и тотчас мелькнули тени. Два удара— и снова тихо.

    Двое метнулись к широким дверям. Полищук просунул дуло автомата в петли. Казалось, скрип разнесся по всей деревне… Двери церкви наконец поддались и раскрылись. За ними был темный и, казалось, пустой подвал.

    Бондаренко негромко позвал:

    — Товарищи! Живы?

    Сначала было тихо, только слышался какой-то невнятный шорох.

    — Не бойтесь! Мы за вами от Ивана Петровича Млынского.

    Из темноты появилась фигурка девушки. Катя, в разорванной рубашке и накинутом чужом платке, босая, подошла к Бондаренко, внимательно взглянула ему в лицо, обернувшись, сказала шепотом:

    — Наши… — прижалась к груди Бондаренко и заплакала.

    Из церкви сразу же повалила толпа.

    — Тихо, женщины, тихо! — говорил им Сашка Полищук.

    На крыльце стояли Занге, Охрим, унтершарфюрер и связной от Кляйна. Занге сказал:

    — Передайте Кляйну строжайший приказ — драться до конца, несмотря ни на что!

    — Слушаюсь! — ответил связной и исчез.

    Занге повернулся к Охриму.

    — Наша встреча с Млынским сегодня не состоится, Шмиль…

    В это время вспыхнуло пламя, осветив подожженный угол дома и жену Павлушкина, которая поднималась с колен. Занге вскинул парабеллум — и жена Павлушкина упала, так и не выпрямившись.

    — Неблагодарные свиньи! — процедил сквозь зубы Занге.

    Пулеметчик, заметив людей у церкви, стал стрелять.

    — Полундра! — крикнул Полищук и гранатой заставил пулемет на время замолчать.

    Люди бежали к лесу, падая, поднимаясь, помогая друг другу. Бойцы несли ребятишек на руках. Навстречу им кинулись Зина и ее товарищи, подхватывая тех, кто обессилел… А кое-кто так и остался лежать на пашне…

    Хват поднял в атаку бойцов, залегших под самой деревней.

    По атакующим ударил огонь автоматов и пулеметов, но внезапным броском наши бойцы успели добежать до еще не сожженных домов деревни. В короткой рукопашной схватке выбили из них карателей и закрепились.

    Одна из пуль, залетевших во двор, разбила стекло над головой Охрима.