Ночи и рассветы

Полицейские отступили, а их начальник рассвирепел!

— Те, кому нужно, знают мой чин. Арестуйте его!

— Я генерал! И я тут приказываю…

Старик не успел закончить. В дверях произошло замешательство. Космас заметил, как один из полицейских упал, а какой-то парень в белой рубашке быстро проскочил в дверь.

— Убежал!

— За ним! Скорей!

Полицейские бросились к дверям. На улице послышались выстрелы. В ресторане снова поднялась суматоха, и, воспользовавшись этим, Никитарас подбежал к Космасу и взял у него бумаги. Но обыск не возобновился, опасность миновала.

Начальник все же вернулся в ресторан и в сопровождении двух полицейских подошел к старику.

— Я обязан препроводить вас в участок. Ваше имя?

— Генерал Кулакос. Я отказываюсь идти с тобой, пока ты не назовешь мне свой чин.

— А мне ваше согласие и не требуется! — И он схватил генерала за плечо.

В ресторан вошел полицейский с пачкой листовок в руках.

— Мы нашли их на улице, он обронил их на бегу. Начальник оставил генерала и взял листовки.

— Вот, читайте! — сказал он генералу. — По вашей вине от нас сбежал преступник!

Это были листовки, отпечатанные на гектографе, точь-в-точь такие, как у Космаса.

Генерал не торопясь вынул очки. Он прочитал листовку и отдал ее полицейскому.

— Кто знает, преступник это или патриот?

Полицейский снова протянул к нему руку.

— Не трогай меня! — сказал генерал, отстраняясь. — В эту руку мне угодил осколок итальянского снаряда.

Его увели. В последнюю минуту к генералу подскочил. Никитарас и снял с его шеи салфетку. Потом он пробежал мимо столика Космаса, размахивая подносом и выкрикивая заказ:

— Два раза фасоль!.. Макароны пустые!.. Последнее блюдо наверняка предназначалось для Космаса. Никитарас сказал «пустые», но Космас был уверен, что под горкой макарон повар положит «подводный камень» — солидный кусок мяса — и это мясо поможет ему продержаться до следующего четверга.

Бывал он и в более сложных переделках. Воскресным вечером Космас поднимался к Омонии. Немного не доходя до площади, он чуть не столкнулся лицом к лицу с Зойопулосом и двумя его спутниками. Космас стоял по одну сторону трамвайной линии, Зойопулос со спутниками — по другую. Трамвай уже приближался к остановке, когда Зойопулос увидел Космаса и показал на него своим друзьям. Подошедший трамвай разделил их, и Космас кинулся бежать. Добежав до перекрестка, он услышал топот, оглянулся и увидел, что все трое гонятся за ним.

— Стой! Будем стрелять! — закричал Зойопулос.

— Держите его!.. — вопили его друзья.

Прохожие в испуге бросились врассыпную. Зойопулос и его спутники открыли огонь, поднялась суматоха. Среди общего замешательства Космас шмыгнул в переулок на улице Патисион, толпа хлынула за ним, и, смешавшись с лавиной бегущих, он без особых приключений выбрался на улицу Стадиу.

Была у него и еще одна неожиданная встреча. В одном из книжных магазинов на площади Конституции он наткнулся на Аполлона. Космас попытался было скрыться, но Аполлон крепко схватил его за руку. Впрочем, вид у него был самый дружелюбный.

Они вышли из магазина и зашагали вдоль площади.

— Завидую тебе, — сказал Аполлон.

— Почему?

— Да потому, что ты нашел свой путь и можешь приносить пользу. Я узнал о тебе от Джери. Они из кожи вон лезут, как бы тебя изловить.

— А ты с ними?

— Как видишь, нет. Я тебе завидую.

— Не могу я тебя понять. Если ты мне завидуешь, то можешь идти со мной.

— Нет, не могу. Не могу сотрудничать с коммунистами, хотя понимаю, что без них борьба невозможна.

— Ну и что же?

— Не знаю. Я так привык ненавидеть их, что теперь не могу себя перебороть.

— А ты старался?

— Нет, не старался. Мне не нравится, что делают они. Так же, впрочем, как и то, что делают их противники.

— А что же делают их противники? Аполлон засмеялся.

— Говорят, что последовательно защищают интересы своего класса. Вооружились, получили немецкие пропуска и ходят в патруль. Мне говорили, что Зойопулос чуть тебя не убил.

— Да, он в меня стрелял. Но ты, Аполлон, так ни к кому и не присоединишься? Коммунистов ты ненавидишь, предателей осуждаешь, а сам будешь сидеть сложа руки?

— Знаешь, что я последнее время думаю? Вот возьму пистолет, выйду на улицу, перестреляю, сколько смогу, немцев, пока меня не схватят. Другого выхода я не вижу.

Потом спросил:

— Скажи откровенно: ты испугался, когда увидел меня в магазине?

— Испугался.

— Думал, что я тебя выдам?

— Да.

Аполлон огорчился:

— Скажи, Космас, неужели я похож на предателя?

— Я не говорил этого. Но…

— Не надо, не продолжай, я понимаю. И скажу тебе одно: ты молодец. Ты на сто голов выше меня. И я проникнусь к тебе еще большим уважением, если ты, сражаясь с немцами, не забудешь и другого врага — коммунистов. А что касается меня… Знаешь, Космас, почему мне сегодня особенно тяжело?

Космас вопросительно посмотрел на него.

— Знаешь, почему, Космас? — грустно повторил Аполлон. — Мой отец на днях вступил в ЭАМ.

III

В ночь под крещение улицы рано опустели. Весь день моросил дождь, воздух был насыщен сыростью.

В кафе Георгиса погасли последние огни. Из кафе вышли двое, недолго постояли, потом, миновав Академию, свернули в переулок. До них донеслись звуки аккордеона. Тенор запел старинную кантату. Ее подхватил хор голосов.

— Это они! — сказал один из двух. — Сколько их там собралось?

— Целая капелла!

— Я думаю, через час мы закончим.

— Да, часа нам хватит. Улица короткая. За церковью будет работать другая группа.

— Кто в ней?

— Не знаю.

До церкви два квартала. За час нужно написать лозунги на стенах всех домов, текст лозунгов утром принес в кафе Телемах. Космас и Георгис выучили их наизусть. Кисти они спрятали под пальто и обернули их газетами. Краски были заранее доставлены на место. Два эпонита{ [54]}, разведав здесь все ходы и выходы, с наступлением темноты притащили жестяные банки с красками и спрятали их в укромном уголке.

Сегодня Космасу впервые поручили писать лозунги.

— Главное, чтоб рука не дрожала, — поучал его Георгис. — Буквы должны быть как куколки. Красивые и аккуратные. Ну и, конечно, писать надо без ошибок, а то нехорошо получится, если нас назовут невеждами. Не торопись и не суетись. Окуни кисть в краску, быстро вынимай ее, поверти в воздухе, чтоб не облиться, а потом валяй по стене, да так, чтоб руки только мелькали.

Между тем хор окончил кантату, аккордеон заиграл новую мелодию, и тотчас же вступил баритон:

— Слышишь? — сказал Георгис. — Это Фотис, парикмахер. Поет — словно кудри вьет, дьявол!

Космас засмеялся. Фотис возглавлял одну из троек. И связь с ним держал Космас. В последнее время Фотис все порывался посвятить Космаса в какой-то важный вопрос, но долго не решался. Наконец, когда они остались в парикмахерской с глазу на глаз, Фотис открылся: он собирался жениться и хотел посоветоваться об этом с руководством.

— Не нравится мне эта затея с хором, — сказал Космас Георгису. — От нее больше вреда, чем пользы. Ведь так мы сами извещаем о себе немцев!

— Нет, ты неправ. На том конце улицы живет одна наша девушка. Молодежь сейчас у нее во дворе и оттуда следит за улицей. Ты прислушайся к тому, что они поют. Если кантаты, значит, все спокойно. Если заведут «Дунайские волны», надо бежать. Вот тогда бросай кисти, краски и мчись… Но в такую ночь вряд ли сюда кто явится. Видишь, тьма какая стоит! Когда будешь писать, дай сперва глазу пообвыкнуть, потом определи размеры букв и смотри, чтобы места хватило, чтобы буквы были ровные, одна к одной. И не делай их слишком строгими: к одной хвостик приделай, к другой завитушку. Каллиграфия, брат, великое дело!