Мерси, камарад!

— Слушаюсь, господин капитан. — Эйзельт поднял руки, которые на мгновение замерли над клавиатурой, а через секунду с силой обрушились на инструмент, и раздалось бравурное фортиссимо Баденвейлерского марша, исполняемого обычно при появлении фюрера.

Все с удивлением уставились на тапера, не понимая, что бы это значило: то ли кощунство, то ли торжественная концовка. Все офицеры замерли с вытянутыми вверх руками. Что ж, Эйзельт убежденный нацист. Альтдерфер оглядывал подчиненных столь злым и придирчивым взглядом, что от него поежился даже снабженец. Лишь один Генгенбах не видел этого взгляда, так как был увлечен разговором с Нойманом.

Рудольф со своей брюнеткой на минутку куда-то исчез из зала. Каково же было изумление командира дивизиона, когда он, обходя зал, вдруг увидел Мартину Баумерт, которая сидела за своим столиком, будто весь вечер и не поднималась из-за него.

Отбарабанив последние такты марша, Эйзельт, склонив голову набок и закрыв глаза, заиграл Баха. Собравшиеся в зале разбились на небольшие группки и оживленно беседовали о чем-то. Обер-лейтенант играл с таким вдохновением, будто находился не здесь, а в настоящем концертном зале.

Начальница связисток взяла в руки свою сумочку и самой грациозной походкой удалилась, чтобы надушить виски и плечи парижскими духами.

Альтдерфер быстрыми шагами подошел к столу:

— Я бесконечно сожалею, фрейлейн Баумерт, что последний танец мне не удалось станцевать с вами. — И он галантно раскланялся.

— Я ненадолго выходила на воздух, здесь так душно…

— Вы окажете мне большую честь, если разрешите увидеть вас еще раз…

Щеки девушки запылали румянцем.

— Это очень трудно сделать: постоянные дежурства…

Эйзельт бесшумно опустил крышку рояля и вышел из зала.

— Вы разрешите завтра утром позвонить вам?

— Если хотите… — Мартина пожала плечами.

Тем временем начальница связисток уже вернулась в зал.

— Девушки! Автобус подан. Прошу вас! — строго и важно произнесла она.

Ганс Рорбек с каменным выражением лица стоял рядом с Тилем, не спуская глаз с Альтдерфера и Мартины.

— Один ноль в его пользу, — шепнул ему лейтенант.

— Не верю, — буркнул радиотехник и пошел к автобусу, в который уже садились девушки.

Появление маленькой брюнетки было встречено из автобуса громким приветственным криком. Зомерфельд что-то сказал, чем всех рассмешил. Вдруг Ганс почувствовал, как чья-то теплая рука легла на его руку. Он обернулся, и в тот же миг губы Мартины слегка коснулись его губ.

Услышав неестественно громкое покашливание, Мартина быстро отстранилась. Глаза Рорбека встретились с рассерженным взглядом своего командира. Начальница из Нарбонна снисходительно улыбнулась и пошла к автобусу. Альтдерфер последовал за ней.

Растрепанные светлые волосы Мартины, прощальные взмахи рук, крики, галдеж — все это через минуту поглотила ночная темнота. Офицеры снова вернулись в зал, не было только одного Эйзельта.

— Я хочу вам кое-что сказать, Рорбек, — Альтдерфер остановился перед радиотехником, подбоченившись. — Я очень сожалею, что разрешил вам сегодня присутствовать на этом вечере. Я склонен полагать, что вы еще не выросли из своего капральского звания. В парке вы вели себя, как… как самый последний мальчишка… — И капитан пошел прочь, даже не удостоив никого из офицеров взглядом.

Рорбек направился к выходу, но обер-лейтенант Генгенбах демонстративно подвел его к своему столику.

Все, кто пил вино и танцевал в замке Ля Вистул, воображали, что война забыла о них, наградив всех за бесконечные военные тяготы и лишения, которые им пришлось перенести до этого, пребыванием на золотом западе и, еще лучше, на золотом юге. И они бездумно кружились в танце, пили белые и красные вина, дегустировали знаменитые французские коньяки и шампанское.

И хотя все они были бывалыми солдатами с фронтовым опытом, они не отдавали себе отчета в том, кто именно распоряжается их судьбами, кто отдает им приказы, как не отдавали себе отчета и в том, что каждую минуту над ними может нависнуть смертельная опасность, а кто-то могущественный и безжалостный бросит ту или иную воинскую часть или соединение в бой, заставив их тем самым таскать каштаны из огня, который с каждым часом становится все жарче и опаснее. Речь не идет о командире их полка подполковнике Мойзеле или о генерал-майоре Круземарке, командире их дивизии, которую перебросили на побережье Средиземного моря для переформирования и обучения и уже рассматривали как составную часть оборонительного пояса в Европе.

Поговорка гласит, что рыба начинает гнить с головы. Самым высоким их начальником был находившийся в районе Парижа главнокомандующий всеми гитлеровскими войсками в Западной Европе генерал-фельдмаршал фон Рундштедт, пруссак, аристократ, генштабист, разделявший идеалы Мольтке и Шлиффена, один из наиболее ярых приверженцев стратегии «молниеносной» войны, упрямый и жестокий шестидесятилетний старец, во всем послушный фюреру. Он был большим любителем поспать и с удовольствием делал это, в то время как пятьдесят восемь подчиненных ему дивизий, в которых насчитывалось около миллиона шестисот пятидесяти тысяч солдат и офицеров, то есть одна шестая всех немецко-фашистских войск, находившихся на фронтах, послушно выполняли его приказы.

В подчинение Рундштедта не входила 3-я воздушная армия с батареями ПВО и парашютнодесантными дивизиями, которые находились в подчинении главного командования люфтваффе, то есть непосредственно в руках Геринга. Не подчинялись главнокомандующему группа армий «Запад» и большая часть военно-морских сил, выделенных для охраны и обороны побережья, и вся дальнобойная и береговая артиллерия. Танковая группа «Запад» тоже не входила в подчинение Рундштедта. Эта группа осуществляла в основном формирование и подготовку немецких танковых войск, находясь в подчинении главного командования вермахта. Фельдмаршалу Рундштедту ни разу не пришлось выслушивать никаких жалоб или возражений относительно деятельности организации Тодта, которой согласно стратегическому плану гитлеровского командования отводилась большая роль в сколачивании Европы в единое целое. Этой организацией целиком и полностью распоряжался по своему собственному усмотрению министр вооружений Шпеер.

Главнокомандующему Рундштедту вменялось в обязанность контролировать деятельность французского правительства Виши, однако весьма важные в стратегическом отношении северные районы страны он не контролировал — они находились в ведении генерала фон Штюльпнагеля, обосновавшегося в своей резиденции в Париже и руководившего подчиненными ему оккупационными войсками согласно прямым указаниям главнокомандования сухопутных сил. Высокопоставленный фюрер полицейских частей и войск СС Оберг на юге страны подчинялся Рундштедту, а на севере — Штюльпнагелю. Посол великой германской империи Абец хозяйничал в оккупированной Франции как ему заблагорассудится, подчиняясь исключительно министерству иностранных дел, расположенному в Берлине на Фридрихштрассе. Каждый из высокопоставленных деятелей империи — Гиммлер, Геринг, Риббентроп, Шпеер, Кейтель, Дениц и другие — имел на оккупированной территории своих преторианцев с целью как можно дальше и больше распространить собственную власть.

Генерал-фельдмаршалу Рундштедту был официально подчинен (практически же он ему не подчинялся) генерал фельдмаршал Роммель, которого Геббельс прозвал «гарантом победы». Начиная с января сорок четвертого года Роммель командовал группой армий «Б», иначе говоря, войсками, расположенными на огромной территории от Голландии до Пиренеев.

Рундштедт и Роммель имели совершенно противоположные взгляды на способ действий в случае высадки войск противника на материке. Рундштедт надменно утверждал (он в это верил), что противника необходимо подальше заманить, а затем одновременным ударом разгромить его в сражении на открытой местности. Роммель, учитывая свой горький опыт в африканских песках, или, вернее говоря, свое поражение от Монтгомери, стоял на той точке зрения, что любая попытка противника высадиться на берег должна закончиться его уничтожением на воде или же на побережье. Рундштедт возлагал большие надежды на танковый резерв, находившийся в глубине обороны, который в случае высадки десанта противника будет немедленно выдвинут вперед. Роммель, со своей стороны, утверждал, что танковым войскам, дислоцированным вдали от побережья, ни в коем случае не удастся продвинуться вперед из-за превосходства авиации противника в воздухе.