Ветер богов

— Не знаю, не понимаю, — словно жалуясь, продолжал солдат. — Если бы вы только видели наши укрепления. Это чудо какое-то. Всё в каменных горах, в несколько этажей. Внутри железная дорога, пушки, пулеметы… Даже демоны ничего бы не смогли с ними сделать, а вот русские…

— Демоны, русские, — прервал солдата механик. — Русские тоже из мяса и костей. Как же всё-таки им удалось?

— Не знаю, — ответил солдат. — Я был в доте, нас там было тридцать человек, а остался я один. Помню взрыв, и всё… Очнулся уже не в доте… Какой-то русский солдат дал мне воды. И знаете, господин унтер-офицер, этот русский солдат улыбался. Почему, господин унтер-офицер, он улыбался? Я всё время думаю об этом! — уже с тоской в голосе закончил рассказ солдат.

Они помолчали немного, и Эдано с Савадой забрались на свои места.

— Действительно, — задумчиво проговорил Эдано, — почему тот русский солдат улыбался?

— Почему? — переспросил механик. — Это понятно. Русский прошел через тысячу смертей, когда штурмовал крепость, и остался жив, и я бы на его месте, наверное, смеялся.

— Может быть и так! — согласился Эдано. — Ему действительно повезло…

А повезло ли тем, кто ехал с ним сейчас в вагоне? Возможно, они проклянут минуту, когда сложили оружие? Но ведь был эдикт императора…

Эдано видел, что легче всех плен переносят Адзума и Савада. Механик не скрывает своей радости, что остался жив. Он так и сказал Эдано: “Лучше быть живой собакой, чем мертвым тигром. А у меня и жизнь была собачья. Да и “тигров” среди сдавшихся в плен немало. Так чего нам волноваться, Ичиро?”

Глава шестая

1

Начинался рассвет. Поезд замедлил ход, и показались первые строения станции Пограничной. Эшелон с военнопленными не задержали долго, снова застучали колеса. Тревожные думы не давали покоя Эдано: “Куда нас везут? Неужели в Сибирь — эту страшную, холодную страну?”

Проснулись другие, в вагоне началась толкотня Присутствие капитана Уэды, не пожелавшего покинуть своих солдат, стесняло их и сковывало. Капитан, умывшись из услужливо поданной кем-то фляги, посмотрел в дверную щель и объявил:

— Солдаты! Подъезжаем к границе России!

Все бросились к дверям, раскрыли их пошире. Эдано и Савада примостились на нарах у окна. Какая же она, загадочная Россия?

Поезд прогрохотал по небольшому мосту, и только стоявший у будки советский солдат в зеленой фуражке свидетельствовал о том, что эшелон с военнопленными вступил на русскую землю. С обеих старой тянулись такие же сопки, покрытые лесом или голые, словно стриженная голова солдата первого года службы. Такие же широкие пади и распадки, ручьи и речушки, как и по ту сторону границы.

— Даже странно, — произнес Эдано, — никакой разницы.

Но разницу они вскоре заметили. Когда остался позади городок Гродеково с его каменными и деревянными домами и за окном вагона снова замелькали поля, Эдано, недоумевая, спросил:

— Неужели здесь одни помещики землей распоряжаются? Смотри, какие у них широкие поля.

— Вот что значит, когда человек жил в деревне, — живо откликнулся Савада. — А я, признаться, вижу эти поля, да никак не пойму, в чем дело! Помещиков у них нет, это я знаю точно. Газет ты, брат, до войны не читал. У них в деревнях колхозы. Все крестьяне вместе работают и совместно землей владеют.

— Смотри, одни женщины на полях!

— Война! — отозвался Савада — У нас тоже так. Мужчины кровь проливают, женщины надрываются на работе. А вон, посмотрите, солдаты работают!

— А что это за чудо? — перебил друга Эдано.

По полю за трактором шел комбайн, оставляя позади полосу скошенного хлеба. Рядом с ним катил грузовик, и было видно, как в его кузов из брезентового рукава льется непрерывная струя хлеба.

— Вот это машина! — восхитился Савада.

— Как она называется?

— Не знаю, друг, не знаю, — сказал механик. — Но это здорово. Представляешь, сколько людей такая машина заменяет?..

Поезд остановился на большой станции.

— Здесь нас покормят! — объявил капитан Уэда.

Назначенные им дневальные, гремя ведрами, бегом отправились за пищей. Вскоре они принесли суп и кашу, буханки черного хлеба, которые особенно заинтересовали пленных. Один из дневальных — с двумя ведрами горячей воды в руках — самодовольно сказал: “По-русски горячая вода для чая называется “ки-пя-ток”. Можно брать сколько угодно!”

Делить пищу капитан приказал Саваде, и механик распределил её со скрупулезной точностью, не дав поблажки никому.

— Прошу вас, господин начальник, — пошутил над ним Эдано, — в следующий раз быть благосклоннее к моей скромной личности.

— Но-но! — погрозил черпаком довольный механик. — Такое надо заслужить!

Ели кто как мог — палочки для еды оказались не у всех.

Поев, Эдано и Савада спустились на перрон. Кругом было много русских — военных и гражданских, женщин и мужчин. Друзья удивились, что русские почти не обращали внимания на пленных.

— Наверное, здесь уже прошло немало эшелонов с нашими! — предположил Эдано.

— Может быть. Но у нас все равно зевак хватило бы. Нашлись бы охотники камнем или грязью бросить. Я видел, как это бывает, — возразил механик. — Но ты обрати внимание вот на что, — продолжал он, — одеты русские прилично, но кто бедный, кто богатый — не разберешь. Верно, много ещё необычного придется нам увидеть.

— У нас в поселке тоже почти все одинаково одеты, — заметил Эдано, — только три человека — лавочник, староста да помещик — щеголяют.

— Поживем — увидим. У нас будет возможность присмотреться получше к жизни русских.

— Пожалуй, — согласился Эдано. — Однако какая жара. Не верится даже, что это Сибирь.

Ехали они около двух суток. Глядя из вагона, удивлялись просторам, тянувшимся по обе стороны дороги лесам, ещё зеленым, чуть только тронутым на вершинах сопок золотом и киноварью — первыми признаками наступающей осени. Много из того, что они увидели в пути, было странным и непонятным. Зачем русские строят дома из таких толстых бревен? Как это поручили женщине в красной фуражке командовать мужчинами? Её они увидели на одной из станций. Как далеко отстоит деревня от деревни!..

Пленные, привыкнув к своеобразному дорожному быту, всё оживленнее обсуждали замеченное и необычное для них.

Советских солдат, сопровождавших эшелон, было немного. Они выучили несколько японских слов и, произнося их, придавали им самое различное значение. Многих в вагоне насмешил русский солдат, который на первой же остановке подошел к раскрытым дверям вагона и, протянув ведро, улыбаясь, сказал:

— Аната хаяку воды!^[22]

Ни суровости, ни ненависти или презрения к вчерашнему врагу не было в его голосе.

…Наутро третьего дня на горизонте показались очертания большого города. Эшелон поставили в тупик; все поняли, что их путь закончен. Построив солдат перед вагоном, капитан Уэда объяснил им, что их высадили неподалеку от русского города Хабаровска. Эдано, услышав это, оглянулся, будто где-то рядом мог сохраниться окоп, в котором когда-то погиб его дядя Ивао.

Колонну пленных разделили на две части и повели в разные стороны. Шли, соблюдая только видимость строя. Недавно прошедший дождь оставил многочисленные лужи, по которым они, успев отвыкнуть от ходьбы, шлепали, обдавая друг друга брызгами. За дощатыми заборами и палисадниками стояли одноэтажные домики, во дворах садики, огороды. Вот у водопроводной колонки стоят несколько женщин. Одна из них — крутобёдрая, с высокой грудью — что-то сказала подружкам, кивнув на пленных. Подруги её рассмеялись, но не обидно, добродушно.

— Вот это женщина! — крякнул кто-то в колонне.

Многие, не сдержавшись, заулыбались.

Этот смех женщин почему-то успокоил Эдано, который настороженно смотрел по сторонам, и придал уверенность, что ничего страшного им, пленным, не предстоит, что будущее не таит никакой опасности.