Одни сутки войны (сборник)

— Как дела на юге? — спросил начальник штаба.

— Пока… продираются. Противник вводит резервы.

— Хорошо бы… — Начальник штаба не договорил, но командарм понял его: слишком много раз они проигрывали на карте различные варианты будущего наступления.

— Уж куда лучше! Но как сделать, как заставить Гитлера перебросить эсэсовцев на юг?

— Доказать, что они здесь не требуются, — усмехнулся Добровольский.

— Понимаешь, в чем трудность? В мере. Возьмешь сверх меры — докажешь, что мы тут слабенькие, а он как раз и бросит ее в бой против нас, чтобы оттянуть наши резервы с юга. Докажешь, что сильные, — оставит дивизию.

— Что же предпримем?

— Соберем Военный совет и посоветуемся, как ввести противника в заблуждение… в меру. В самую меру! Так, чтобы он поверил: мы, конечно, достаточно сильны, чтобы отразить любой удар, но пока еще слабенькие, чтобы наступать. Делать все нужно быстро. Судя по некоторым данным и ориентировкам, дня через три на юге наступит перелом. Я знаю те места и думаю, что вскоре у противника не останется рубежей, на которых он мог бы организовать серьезную оборону. Значит, может начаться общий отход. В этих условиях ему потребуются резервы. Недаром и нам дана всего неделя на подготовку. Вверху, по-видимому, тоже на это рассчитывают. Значит, можно надеяться, что через три — пять дней эсэсовцы либо уйдут на погрузку, либо начнут выдвижение к линии фронта — к этому времени скрыть подготовку к наступлению по всему нашему фронту мы, естественно, не сможем. Вот почему одной из основных задач разведки становится слежение за главным резервом на этом участке — танкистами-эсэсовцами.

11

Разведчики Матюхина прибыли к дому командарма через полчаса. Когда их проводили через сенцы, все четверо ссутулились: хотелось стать тоньше и ниже, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не задеть.

В светлой комнате за длинным столом сидели два пожилых, в понимании разведчиков, военных (поначалу от волнения ребята не разобрались, кто они по званию), а какой-то невысокий поджарый генерал стоял у окна. Напряжение нарастало, становилось невыносимым. Но военный в расстегнутом кителе неторопливо застегнул пуговицы и, вздернув строптиво и властно подбородок, поднялся во весь свой немалый рост, улыбнулся.

Улыбка показалась хорошей — доброжелательной, сдержанной. Командарм вышел из-за стола, пожал руку каждому. Это расслабило, сняло нервное напряжение.

— Задача, товарищи, такая: проникнуть в тыл врага — как и где, уточните позже с полковником Петровым — и там не сводить глаз с эсэсовцев. Подойдите к столу. — Командарм склонился над картой. — Они вот здесь, — показал он. — Целая танковая дивизия. Что нам от вас нужно? В бой не вступать, сидеть или ползать смирненько и следить, как ведут себя эсэсовцы. Если они двинутся к железной дороге — вот к этой, — дать знать. Если они начнут выдвигаться по одной из этих дорог к фронту, тоже дать знать. Каким образом? Опять-таки договоритесь с полковником. Думаю, рация вам не потребуется. За рациями противник очень уж охотится. Если в момент вашего пребывания в тылу начнутся большие бои, действовать по своему усмотрению: либо выходить к своим, либо отходить к партизанам. Уточните особо. Но главное — следить за эсэсовцами. Ради этого я вас и посылаю. Понимаете, насколько это серьезно, если задачу ставлю лично?

Трое кивнули, и только Гафур вытянулся и громко отчеканил:

— Так точно, товарищ генерал.

Командующий с легкой улыбкой посмотрел на Гафура, потом внимательно оглядел остальных и увидел, что в руках у Грудинина снайперская винтовка.

— Снайпер? — потянулся он к оружию.

— Так точно! — передавая винтовку, ответил Грудинин.

— Боевой счет имеете?

— Так точно! Семнадцать!

— Снайпер и — в тыл. Зачем?

— Считаю, что при добыче разведданных, например из легковых машин, он незаменим. Кроме того, снайпер всегда отличный наблюдатель, — бледнея от напряжения и потому становясь еще моложе, ответил Матюхин.

— М-м… Я таких вариантов не слышал… но… в этом кое-что есть. Пожалуй, и в случае преследования снайпер может выручить. — Командарм круто повернулся и спросил генерала Добровольского: — Мы собирались рискнуть… Может быть, это тот случай?

— Если не считать способа перехода линии фронта, то как раз тот.

— Ну, переход, он всегда чреват неожиданностями… Что ж, товарищи, задача ясна? Следить за эсэсовцами!

Теперь ответил Матюхин:

— Так точно. Ясна.

— Вы, младший лейтенант, и вы, — командарм указал на Грудинина, — останьтесь. Остальные свободны. — Сутоцкий с Шарафутдиновым вышли, а командарм обратился к Матюхину: — Дело в том, товарищ младший лейтенант, что советские ученые преподнесли нам интересное изобретение — насадку на винтовки, позволяющую стрелять бесшумно. Точнее, почти бесшумно. Правда, дальнобойность винтовки несколько снижается, но она у нас такая, что, думается, не повредит. Дали несколько таких насадок и нам. Если мы их вручим вам, можем ли мы быть уверенными, что они не попадут к противнику?

— Сделаем все возможное… Но… надо посмотреть…

— Посмотрите и попробуйте. Только помните, до выполнения основной задачи применять насадку в крайнем случае. Если насадки покажут себя хорошо, можете поднять у фрицев панику. Отвести душу и увеличить счет. Но пока не выполните задание — будьте осторожны. Сейчас я дам вам машину, поедете на оружейный склад, получите насадки, опробуете их, ознакомитесь с инструкцией и — ни пуха вам ни пера!

— К черту! — очень серьезно сказал Грудинин, и никто не улыбнулся.

12

Они собрались вместе перед вечером. Матюхин и Грудинин устали после испытаний насадки: чем-то похожая на ребристый дульный тормоз, она гасила звук выстрела, оставался только глухой щелчок. Насадка им понравилась, но возникла тревога, давила ответственность за ее судьбу. Сутоцкий и Шарафутдинов были раздражены неожиданно свалившимися хлопотами — они получали ракетницы с запасом ракет, продукты и боеприпасы, — а главное — неизвестностью.

Вероятно, поэтому встреча получилась не слишком доброй, появилось ощущение спешки, недоделанности. Матюхин почти сейчас же ушел к Петрову получать инструкции, а разведчики остались разбирать имущество.

— Тебя зачем вызывали? — хмуро и, пожалуй, ревниво спросил Сутоцкий у Грудинина.

— Тебе честно или соврать?

Сутоцкий долго смотрел в маленькие, острые глазки Грудинина.

— Ладно. Говори правду.

— А правда в том, что сказать не имею права. Придет время — скажу, а заодно и расскажу, как от такого молчания мне погано.

Сутоцкий опять посмотрел на Грудинина, усмехнулся и отвернулся к Шарафутдинову.

— Вот так, Гафур… Мы с тобой уже перешли во второй разряд. Что ж, приказ есть приказ. Поработаем в прикрытии, в группе обеспечения, так сказать.

Матюхин застал их, хмурых и разобщенных, за банкой тушенки. Сутоцкий подвинулся и предложил:

— Садись. Лишняя оказалась.

— Рассиживаться некогда, сейчас на передовую. Выдвинемся в сумерках на фланге нашей дивизии. Действовать парами. Сутоцкий с Шарафутдиновым. Естественно, старшина старший. Двигаться вначале уступом влево, впереди Сутоцкий. Потом, когда пойдем в тыл, в затылок. — Матюхин развернул карту. — Сигналы уточнены: в двадцать четыре часа и в три часа по две ракеты. Если эсэсовцы на месте — через день вначале зеленую, потом красную. Если начнут движение на погрузку — каждый день вначале красную, потом зеленую. Понятно? Пойдут к фронту вправо — две зеленых, влево — две красных. Прямо на нас — по две красных и зеленых.

— Ракет не хватит, — буркнул Николай Сутоцкий.

— Предупреждаю о главном: в тылу прежде всего охранять Грудинина. Если что случится со мной — старший Сутоцкий. Если с ним — Грудинин. В любом случае задачу выполнять, хоть в одиночку. Вот, пожалуй, и все. Сверим часы.

Разведчики уложили имущество. Вещмешки получились громоздкими. Часть сухарей выбросили, но оставили сало и сахар. Две банки тушенки положили так, чтобы при нужде сразу же выбросить. Ножи сняли с поясов и приспособили за голенища. Попрыгали, проверяя подгонку снаряжения: не бренчит ли что? Поклацали автоматами. Все вроде в порядке.