Одни сутки войны (сборник)

И оттого, что молчаливого тощего сапера явно любили больше, чем его, сильного и во всех отношениях складного, Лебедев вздохнул и удивился этому вздоху и этой зависти.

Он приподнялся привычно осторожно, сел на койке и закурил — папиросы он прятал под простыней, в ногах. Лечащий врач не разрешал курить в палате, и сестры отбирали курево. Приходилось хитрить… Потом обернулся, опять посмотрел на помидоры и тут только увидел записку. Видно, кто-то прислонил ее к банке, но записка сползла и легла не на сторону соседа, а на его, лебедевскую сторону. Он решил передвинуть записку саперу, поднял ее и нечаянно прочел: «Выздоравливайте. Дуся».

Лебедев покраснел и оглянулся. Затем быстро перечитал записку, спрятал под подушку и, уже не думая, что может прийти боль, вскочил. В палате стало тесно и душно. Морщась от действительно пришедшей боли, Лебедев прошел в сени. Там, на лавке, дремала дежурная — пожилая, оплывшая санитарка. В иное время он постеснялся бы ее тревожить, но сейчас потряс за плечо и, когда она вскочила, спросил:

— Кто принес передачу?

— Девушка, товарищ майор. Я спросила: разбудить? А она как будто испугалась: нет, говорит, не нужно, пусть, говорит, набирается сил. Только и спросила: тяжело ли ранен? Я говорю, опасались, а теперь ничего, бог миловал. Ну она и побежала к дороге, говорит, там ихняя машина на Радово должна идти.

— Ну, спасибо, спасибо, — излишне торопливо поблагодарил Лебедев и направился во двор.

Умиление и растерянность стали перебиваться застенчивостью, самой обыкновенной мальчишеской застенчивостью, и Лебедев, пристроившись на еще сырой завалинке, попытался справиться с ней.

Нет, это было и в самом деле приятно: молодая хорошенькая девушка, которой не так давно из-за него грозили неприятности, узнала о его беде и вот…

«Ведь она, вероятно, на ночь отпросилась — дежурит же… Знала, что увидеть меня не удастся, а приехала…»

Эти мысли опять вызвали умиление, но пришли и другие мыслишки: как она узнала о ранении? Впрочем, она телефонистка. Случай с ним, вероятно, прозвучал и по телефонам. А вот как она узнала, где он находится… А-а… Тоже не так уж важно. Ведь их узел связи обслуживает тылы. И с машиной можно договориться… Нет, все-таки здорово! Выходит, он ей и в самом деле небезразличен.

Теперь Лебедев ощутил мужскую гордость. Но не успел прочувствовать ее — к госпиталю подкатил «виллис» и из него выскочил капитан Маракуша.

— Здравия желаю, товарищ майор. Уже до подъема просыпаетесь?

— Утро уж очень хорошее…

— Это точно! Раз утром интересуетесь, значит, на поправку пошло. Я к вам по делу.

— Садись.

— Полковник Петров приказал узнать, как ваше здоровье, и, если ничего, ввести меня в курс. Приказано до вашего возвращения подменять вас.

Ну что ж… И раньше полковник Петров с разрешения начальника штаба вызывал для работы в отделе офицеров дивизионной разведки. Эта непредусмотренная приказами стажировка давала очень многое. Полковник и Лебедев ближе узнавали подчиненных, помогали им, а офицеры из дивизий видели, как напряженно работают штабники, как им приходится крутиться среди разноречивых сведений, требований и задач, сколько времени и сил отнимает скрупулезная подготовка документов, их согласование. И то, что казалось ненужной штабной блажью, вдруг оборачивалось крайне важным и совершенно необходимым. Может быть, благодаря этой традиции разведка в армии не знала сбоев и срывов.

Все правильно.

И вот это сознание правильности происходящего, мужской гордости убрали существовавшее с минуты ранения ощущение собственной вины и ожидание обязательных служебных неприятностей, может быть вплоть до откомандирования из армии. Правда, большая половина черных мыслей исчезла, когда узнал, что командарм приказал не эвакуировать в тыл. Значит, его ценят и ему верят. А теперь, с прибытием Маракуши, и последние сомнения пропали: командира разведроты на его место не поставят. Значит, его ждут. И майор сразу, рывком, вернулся к привычному делу.

— Общую задачу знаешь?

— Да. Готовить три-четыре группы. Но где, кого, когда?

Лебедев рассказал Маракуше о своих наметках и предположениях, потом они вместе стали на привезенной карте отрабатывать варианты маршрутов и способы проникновения в тыл противника. И тут Маракуша озадачил Лебедева. Он хоть и почтительно, но независимо высказал свои, хорошо продуманные соображения: сказались беседы-проверки младшего лейтенанта Матюхина. Тогда, в спокойные часы, Матюхин был уверен, что капитан проверяет его, потому что недолюбливает. А на самом деле Маракуша на нем проверял собственные мысли и соображения.

— Однако все зависит от задачи, — озабоченно вздохнул Лебедев. — А ее пока еще не поставили.

— Раз вызвали меня, значит…

Они не спешили расставаться. Маракуша впервые попал в штаб и своим гибким, зорким умом уже схватил главное — покрутиться ему придется. Это не ротное хозяйство. Ему хотелось подольше побыть с майором, чтобы узнать от него мелкие и мельчайшие особенности предстоящей службы, а заодно перенять стиль работы и мышления.

Лебедеву тоже не хотелось отпускать капитана. Через него он опять приобщался к своему делу, втягивался в него.

К госпиталю подкатили сразу две машины и из них высыпали чрезвычайно озабоченные, деловито-быстрые медики во главе с начальником санитарной службы. И тотчас из избы, где размещался штаб госпиталя, выпорхнули рассыльные. Лебедев и Маракуша переглянулись.

— Похоже, что-то стряслось, — отметил Лебедев. — Видимо, начнут подтягивать. — Оба кадровые офицеры, они хорошо знали, что стоит за этим словечком «подтягивать», потому Лебедев предложил: — Давай-ка возвращайся. Начальство любит в подчиненных верхнее чутье. Чтобы каждый не только сам разбирался в обстановке, но и начальству подсказывал.

Маракуша поехал в разведотдел. Лебедев проводил его взглядом и вдруг почувствовал, что с непривычки устал, что позвонки еще побаливают и рана под бинтом не только чешется по краям, но и ноет, хотя уже терпимо. Он действительно выздоравливал.

9

Полковник Петров встретил младшего лейтенанта Матюхина хмуро:

— К выполнению задания готовы?

Андрею не понравилась насупленность полковника, его тон, и, наверное, потому он ответил несколько отчужденно:

— В зависимости от задачи.

— То есть как это — в зависимости?.. Разведчик обязан всегда находиться в полной боевой.

«Не те слова… Не те… Пусть правильные, но не те и не так сказаны». Андрей отвел взгляд и промолчал.

Полковник Петров был слишком занят, чтобы уловить настроение младшего лейтенанта. Для него Матюхин был всего-навсего одним из тех, кто в эти дни уйдет или попытается уйти за линию фронта, и потому вдаваться в тонкости его настроения и переживаний полковнику было просто некогда. И все-таки он почувствовал, что не так встретил младшего лейтенанта.

— Садитесь! — не предложил, а приказал он и некоторое время молчал, чтобы выгадать время и внутренне перенастроиться.

И пока Матюхин усаживался, стараясь не смотреть на стол с документами и картами, Петров взял себя в руки. Его насупленное, изборожденное морщинами широкое лицо расправилось, и даже лысина заблестела мягче, доброжелательнее.

— Задержанные вражеские лазутчики показали, что сегодня ночью они собирались прорываться. Вот здесь. — Петров показал место предполагаемого прорыва, и Матюхин, нагибаясь к карте, подумал: «Нам это тоже известно». — Очевидно, сегодня ночью противник попытается вклиниться в нашу оборону. — Матюхин слушал полковника и изучал карту. Он наконец узнал лощину, по которой ползал накануне. — Позднее противник, может быть, отойдет, а может быть, решит закрепиться. Но так или иначе завяжется бой. Уяснили обстановку?

— Так точно. Закрепиться ему будет трудно — над лощиной…

— Сейчас не в этом дело. Нам важно уяснить следующее. Если противнику удастся достигнуть нашей обороны и даже вклиниться в нее, то несколько смелых разведчиков могут воспользоваться сложностью ночного боя и просочиться через боевые порядки противника, а потом и через его линию обороны. Как вы на это смотрите?