Дивизион

Однажды прапорщик, старший над колонной, привел свой отряд в городок, дал солдатам задание и оставил их одних.

Сержант в тот день был болен. Солнце палило нещадно, работа двигалась с трудом. Через какое-то время, воспользовавшись отсутствием своих командиров, солдаты решили сделать перерыв и пойти купаться в бассейн, который находился недалеко от городка, но за пределами полка. Интеллигенту это было не по душе, и он решил вернуться в казарму. Все уговаривали его пойти с ними, опасаясь, что его могут обнаружить и найти таким образом других, но он настоял на своем. Он незаметно добрался – хотя время было около полудня – до казармы, открыл дверь ключом, который взял с собой, покидая колонну. В комнату падал яркий солнечный луч,  в свете которого кружились мелкие пылинки. Чтобы уберечься от лучей солнца, он выбрал чужую кровать, стоявшую дальше от окна, чем его собственная. Интеллигент не помнил, сколько он проспал, когда его заставила проснуться палка, конец которой дотронулся до его головы. Оглянувшись, он увидел в окне сердитое лицо прапорщика, которому только с помощью длинной палки удалось разбудить отдыхающего не вовремя подчиненного. Удивительно было только то, где ему удалось найти такую длинную палку, и как Интеллигент мог оставить окно открытым. Разозлившийся прапорщик кричал на него во весь голос и требовал, чтобы тот немедленно открыл дверь. Интеллигент, еще до конца не очнувшись, подошел к двери и какое-то время, не находя задвижку, стоял за ней в растерянности под крики и ругань командира. Kогда он наконец открыл дверь, прапорщик, грубо оттолкнув его от прохода, вошел в помещение, быстренько осмотрел обе комнаты, наверное, ища других солдат. Таким его Интеллигент не видел никогда: обычно он не позволял себе лишнего в обращении с подчиненными.

– Где остальные? – крикнул прапорщик.

– Не знаю, я никого не видел, – ответил Интеллигент.

– Как это – не знаю? Я оставил тебя вместе с ними, когда уходил. Где они – лучше скажи правду и немедленно!..

– Я не знаю… у меня болела голова… Вас не было рядом, чтобы попросить разрешения на отдых, а оставаться там я не мог… Поэтому я взял ключ и пришел сюда, чтобы немного отдохнуть… – лепетал Интеллигент, стараясь немного придти в себя.

– Последний раз тебя спрашиваю: куда ушли остальные, почему своевольно оставили работу? Ты понимаешь, что уже грубо нарушил присягу, покинув место службы без разрешения, а, отказываясь сообщить, где сослуживцы, ты еще больше усугубляешь свою вину. За это ты можешь быть наказан самым строгим образом. А если поможешь мне найти их или скажешь, куда они пошли – мне важно знать: покинули они или нет территорию полка – то я даю тебе слово, что с тобой ничего не будет, а будут наказаны только они. Скоро вас разъединят, кое-кого отправят в дивизионы – а там жизнь несладкая, это ты можешь спросить у любого. Если скажешь мне, где остальные, я сделаю так, что ты останешься здесь. А в дивизион пойдут другие – из вас десятерых нужно отправить только двоих, остальные будут служить в хозяйственной части полка, поскольку обучать вас какой-то специальности уже поздно. Если же будешь упрямиться, обещаю, что станешь одним из двух изгнанников. По сравнению с дивизионом здесь на самом деле рай, ты это поймешь там очень скоро и будешь локти кусать. Итак, будешь говорить или молчать? – командир выразительно смотрел на него в ожидании ответа.

Интеллигент стоял, опустив голову вниз, и не поднимая головы, медленно произнес:

– Я ничего не знаю, потому что ушел раньше других.

– Ну, тогда следуй за мной, но сначала приведи себя в порядок, – сказал командир, на этот раз довольно сухо.

Интеллигент взял с табуретки около кровати свою защитного цвета армейскую «панаму» и ремень с золотистой бляхой. Командир поторопил его:

– Давай, выходи на улицу.

Тяжелой походкой и с дурными предчувствиями солдат вышел из казармы следом за командиром.

– Быстрее, мало того, что весь день ничего не делал и спал беспробудным сном, еще и двигаешься еле-еле, – ворчал прапорщик. – Закрой дверь и отдай мне ключ.

Взяв у него ключ, прапорщик приказал Интеллигенту идти впереди, так он привел его в городок, туда, где солдаты оставили все рабочие инструменты и откуда ушли несколько часов назад. Прапорщик, указав на брошенные инструменты и незаконченную работу, сказал:

– Так, если не хочешь говорить, где находятся остальные, то тогда работай один — за себя, и за других.

Интеллигент стоял и огорченно смотрел на инструменты, лежащие на земле. Потом, взяв кирку, начал долбить ею твердую землю, как было изначально велено. Прапорщик, стоя неподалеку, следил за ним внимательно. Интеллигент, никогда прежде не работавший с киркой, очень мучился; с одной стороны, от каждого удара киркой ужасно болели ладони, с другой от солнца и жары ему становилось не по себе. Через десять минут он остановился передохнуть. Но прапорщик не дал ему такой возможности:

– Работай, работай, какой там еще перекур?!

Молодой человек опять взялся за кирку, еще несколько раз ударил ею, затем остановился и отбросил ее в сторону:

– Извините, товарищ прапорщик, но я не смогу выполнить эту работу один, мне нехорошо, я плохо себя чувствую, – выдавил он из себя.

Прапорщик предупредил его о том, что такой ответ в армии могут принять как отказ от выполнения приказов командира, но Интеллигент стоял на своем: больше работать не могу и все.

Взбешенный прапорщик привел его из городка в полк, в кабинет к офицеру со шрамом на лице. Он сидел в узкой длинной комнате, за столом, накрытым красной материей. Командир Интеллигента, наклонившись к майору, начал что-то ему нашептывать.

– Что?! – вдруг раздался громкий голос майора. – Отказывается выполнять приказ?!

Интеллигент растерянно стоял перед разгневанным офицером, пытался объяснить ему случившееся, надеясь на то, что тот его выслушает. Его попытка дать собственное объяснение произошедшему, кажется, еще больше разозлила майора.

–  Ты что тут мне объясняешь? Не успел принять присягу, а уже отказываешься выполнить приказ и еще пытаешься оправдываться!.. На гауптвахту, а там посмотрим, что с ним дальше делать!..

Гауптвахта находилась за невысоким забором. Здесь были две одиночных камеры и одна общая — на несколько человек. Это было отдельное, хотя небольшое строение, стоящее недалеко от штаба и бани, охранялось оно караулом. Командир привел Интеллигента и еще из-за забора велел одному из солдат в карауле позвать начальника. Солдат вошел в помещение и скоро вышел оттуда вместе с молодым смуглым офицером с черными усами. Командир Интеллигента объяснил, в чем дело и сказал, что этого провинившегося новичка нужно подержать на гауптвахте, пока командование не примет по его поводу решение.

– А сколько времени он служит? – спросил офицер, оглядывая молодого солдата с ног до головы.

– Еще двух месяцев нет, – ответил прапорщик.

– И уже попал на гауптвахту? – покачал головой начальник караула и, открыв небольшую калитку, велел Интеллигенту войти во двор.

Затем Интеллигента взял под стражу солдат, вооруженный автоматом, и привел его в «караулку». В одной из ее комнат сидели солдаты, готовящиеся заступить на пост.

Начальник караула неспешно прошел мимо солдат, сел на свое место и облокотился на стол. Потом головой дал знак Интеллигенту подойти к нему. Солдат заметил неподалеку от лейтенанта стул и хотел сесть на него.

– Встать! – крикнул начальник караула, – ты не имеешь права садиться, пока я не разрешу.

Достав из ящика стола несколько листов бумаги, лейтенант стал что-то писать на них, иногда задавая ему какие-то вопросы. Потом он потребовал снять ремень, фуражку, шнурки ботинок и достать все острое или режущее, что могло найтись у него в карманах. Одиночные камеры были заняты, поэтому Интеллигента поместили в большой, общей камере. Пока она была пуста. Больше половины этой камеры занимали нары из нешироких обшарпанных досок. За ним закрыли дверь, потом еще одну, ведущую в коридор, и еще одну снаружи.