«Мертвая голова»

Он поставил на маленький прикроватный столик бутылку шампанского, которую притащил с собой, и швырнул туда же свою фуражку.

— Практически весь наш батальон оказался уничтожен в течение каких-то десяти минут. Можете мне поверить, фон Доденбург, — жестянок [6] мы на этом не заработаем, вот уж совершенно точно!

Фон Доденбург уставился на раскрасневшегося от злости Гейера, который так неожиданно вломился в его палату.

— А каковы все-таки точные цифры потерь? — медленно спросил он. Несмотря на то, что гауптштурмфюрер уже как две недели находился в этом бельгийском госпитале, его голова по-прежнему сильно болела, а любое неожиданное напряжение немедленно отзывалось нестерпимой болью.

— Разумеется, в штабе решили засекретить точные цифры наших потерь, — саркастически отозвался Стервятник, почесывая свой громадный нос. — Те, кто рассчитывает служить и занимать высокие должности — в дальнейшем, — уже сейчас начинают прикрывать свои задницы. Думаете, тех, кто планировал эту операцию в Берлине, взволновало то, что англичане неожиданно решили использовать против нас такое «примитивное» оружие, как искусственную стену огня? Ничуть не бывало! — Стервятник бросил быстрый взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она была надежно закрыта. — Наши потери? Половина личного состава батальона убита и серьезно ранена. По сути, все придется начинать сначала. От мысли об этом у меня просто разрывается сердце.

Фон Доденбург медленно кивнул головой. Он знал, что в действительности Стервятника не слишком волновали цифры потерь. Все, о чем он по-настоящему беспокоился, это было его собственное продвижение по службе. Фон Доденбург подумал о молодых бойцах, которые отплывали из Остенде, бодро распевая боевую песню «Мы поплывем на завоевание Англии!», и невольно закусил губу.

— Не стоит выглядеть таким подавленным, — сурово изрек Стервятник. — Слава богу, о нашей неудаче нигде не было опубликовано ни слова — и, уверяю вас, фон Доденбург, никогда не будет опубликовано. Насколько известно всему миру, немцы пока так и не сделали ни одной попытки вторгнуться на территорию Англии.

— Но неужели англичане тоже промолчали об этом? — удивился фон Доденбург.

— Этот старый пьяница Черчилль — исключительно хитрая лиса, — почти восхищенно проговорил Гейер. — С того самого момента, как мы вышибли англичан из Европы, он не переставая вопит о том, что Англии необходимо оказать немедленную помощь. И этот еврей Рузвельт окажет ему помощь лишь в том случае, если будет думать, что вермахт серьезно угрожает Англии. Поэтому Черчиллю совсем не выгодно обнародовать тот факт, что на самом деле он довольно легко справился с отражением немецкой атаки. Но в следующий раз — обещаю вам это, фон Доденбург, — все будет по-другому!

— В следующий раз?

— Да. На совещание, которое вчера прошло в штабе дивизии, обергруппенфюрер Дитрих [7] посвятил нас в планы секретного реформирования нашей части. Дивизия будет преобразована в бронетанковую [8]. Мы получим тяжелые танки Pz-IV. И когда мы в следующий раз пойдем в атаку на англичан, то высадимся на побережье Великобритании уже с танками!

Бледное лицо фон Доденбурга осветилось.

— Это замечательные новости, Гейер! — воскликнул он и, забыв о боли, сел на кровати.

Стервятник, улыбаясь, заставил его лечь обратно.

— Мой дорогой фон Доденбург, не стоит так волноваться. Здешние медики уверяют меня, что вы сможете вернуться в строй лишь по истечении еще двух недель. Они говорят, что у вас серьезное сотрясение мозга или что-то в этом роде. И хотя, как мне кажется, они сами толком не знают, что именно с вами не в порядке, как и всякие шарлатаны, они умело набрасывают на свою собственную некомпетентность плотную дымовую завесу. — Стервятник взял с больничного столика свою фуражку, украшенную изображением черепа — «мертвой головы», символа СС. — Вы должны хорошенько отдохнуть. Вы мне очень понадобитесь в предстоящие месяцы. — Он вздохнул: — А теперь я должен распрощаться. Хочу навестить остальных бойцов. — Стервятник сморщил нос: — Не знаете, среди них много раненых в живот?

— Я знаю, что у двоих бойцов моей роты точно имелись раны в животе, — сказал фон Доденбург.

Стервятник стукнул стеком по своему сапогу.

— Какая неприятность! От этих проникающих ранений в живот идет такая вонь!

Он приложил кончик стека к тулье фуражки, отдавая честь фон Доденбургу, и удалился.

Куно нахмурился. Он знал, что в душе у Гейера нет ни капли сочувствия к рядовым бойцам «Вотана». Единственная вещь, которая в по-настоящему волновала его — это собственная карьера. Стервятник мечтал о том, чтобы стать генералом — точно так же, как и его отец. Фон Доденбургу было неприятно, что это желание Гейера проявляется столь открыто…

Симона Ванненберг, бельгийская медсестра, которая рисовала краской цифру «2» на груди фон Доденбурга в ту первую страшную ночь после бегства из Англии, внимательно посмотрела на гауптштурмфюрера. Выражение ее прекрасного лица было абсолютно холодным и предельно сдержанным. Но ее глаза… Фон Доденбургу почему-то показалось, что они рассматривают его не только лишь с профессиональным медицинским интересом.

Неожиданно она сама спросила:

— Почему вы так смотрите на меня, фон Доденбург?

— Как?

— Так, словно вы пытаетесь анализировать меня.

— Я вовсе не пытаюсь вас анализировать! Я никогда не пытаюсь анализировать красивых женщин! Мне просто нравится смотреть на них. — Он потянулся к ее руке, но она быстро убрала ее.

— В таком случае вы не должны смотреть на меня, — проговорила она на своем правильном и четком немецком с небольшим акцентом. — В конце концов, я — ваш враг.

Улыбка исчезла с лица фон Доденбурга.

— Что вы имеете в виду, заявляя, что вы — мой враг?

— Я — бельгийка. И я не собираюсь уподобляться тем бесхребетным предателям из Антверпена, которые выражают восторг по поводу присутствия немцев на нашей земле. Вы оккупировали мою страну, следовательно, вы, немцы — мои враги.

— Но в действительности мы ведь не оккупировали вас по-настоящему, — возразил Куно. — Мы пришли сюда, чтобы освободить вас — освободить вас от вашей старой формы правления, которая являлась заурядной и посредственной. Ведь все маленькие страны обречены на то, чтобы быть посредственными — посмотрите хоть на Швейцарию ради примера. Сейчас же вы являетесь частью Великого германского сообщества. Все теперь изменилось. Ваш народ получил шанс подняться над обыденностью и серостью своего прежнего существования. Вы получили возможность стать великими!

Симона Ванненберг не ответила. Она молча вытащила из-под кровати фон Доденбурга ночной горшок и опорожнила его содержимое в свое ведро, после чего направилась к двери. Фон Доденбург не мог не отметить, что у медсестры была замечательная фигура.

— А что, если мы не хотим быть великими? — бросила она, открыв дверь. На ее прекрасном лице промелькнула мимолетная улыбка.

У фон Доденбурга не было ответа на ее вопрос. Но когда дверь закрылась, Куно почему-то показалось, что эта женщина чуть-чуть симпатизирует ему.

Прошло два дня, и он получил подтверждение этому.

В полдень дверь его палаты приоткрылась, и фон Доденбург увидел хорошо знакомое широкое лицо унтершарфюрера Шульце. Стоя в дверях, весельчак обратился к нему так, как было положено обращаться к офицерам в старой кайзеровской армии:

— Может ли унтершарфюрер Шульце получить разрешение войти в комнату господина гауптштурмфюрера?

Фон Доденбург лишь ухмыльнулся:

— Да проходи же, старый негодяй! Я думал, мы потеряли тебя в Англии.

Здоровенный бывший докер из Гамбурга с трудом протиснулся через слишком узкий для его крупного тела дверной проем.

— Таких крепких парней, как я, трудно убить, господин гауптштурмфюрер! — По его обветренному лицу расползлась широкая добродушная улыбка. — Хотя, признаюсь, был момент, когда я уже подумал, что англичане действительно взяли нас за жабры. И когда вы вдруг побежали вперед на англичан, мне пришлось вас вырубить.