Черное солнце Афганистана

Начинали с шага на месте под громкую команду:

— Р-р-р-ясь, р-р-р-ясь, р-р-р-ясь, да-а-а, три-и-и! Р-р-р-ясь, р-р-рясь!

В строю твердого шага нет, потому что на ногах у каждого то, в чем приехал: ботинки, кеды, летние туфли, сандалии.

— Вперед, ша-агом арш!

Большая часть дня уходила на медицинскую комиссию. Санька никогда даже и не предполагал, что у медиков существуют мудреные аппараты, которые раскачивают, как на гигантских качелях, и лежа, и сидя, крутят человека во все стороны и вверх тормашками. И тут же, не дав отдышаться, перевести дух, тебя проверяют на реакцию, на внимательность, на координацию движений, на сообразительность.

— Настоящий психотбор! — комментировал Виталий.

Санька с приятным удовлетворением отмечал, что все эти мудреные испытания он преодолевает. Одни легко, другие с напряжением, но довольно уверенно. Природа щедро наградила его отменным здоровьем и здравым умом, а занятия самбо, хоть и не продолжительные, но выработали умение владеть собой и своим телом. И, как бы ни было ему тяжело, как бы не кружилась голова и все внутри не переворачивалось, он не терялся, не позволял себе распускаться даже на мгновение, быстро переключался с одного на другое, как того требовали, моментально принимал правильные решения. По глазам строгих медиков и лаборантов он видел, что те довольны его показателями, и часто краем уха слышал добавление к полученной оценке приятное слово «с плюсом».

Но не всем так везло. Санька стал свидетелем печальной драмы, которая произошла на его глазах. Рослый, атлетически сложенный парень, глотая слезы, доказывал женщине-врачу:

— Ну что из того, что не сразу выполнил… Я в школе ни одной четверки не имел, окончил с золотой медалью! И второй разряд по штанге у меня… А вы! Вы!

— У вас, молодой человек, слишком замедленная реакция. В полете нужна не ваша медаль, а быстрая реакция, умения мгновенно принимать решение.

Этого парня он больше в казарме не видел.

Отчисляли не только по неудовлетворительным медицинским показателям. За плохие оценки на экзаменах, за нарушение распорядка дня, за дисциплину и другие провинности. Шел жесткий отбор, своеобразная борьба за профессиональную пригодность. И Санька тогда еще даже не предполагал, что эта суровая и беспощадная борьба за выживание, станет стержнем всей его дальнейшей летной жизни. Он видел вокруг себя курсантов, молодых и ничем не лучше его. Если они прошли все испытания и были приняты, то чем он хуже? У них по одной голове и по две руки, и у него тоже. Так что можно потягаться на равных. И он старался.

На экзаменах, к сожалению, таких приятных слов, как на медицинской комиссии ему слышать не доводилось, однако и опасных «двоек» Беляк не получал. Но приближался последний день, последний экзамен, последний рубеж, которого больше всего и опасался Санька, который мог превратиться в шлагбаум, перекрывающий путь в курсанты: математика!

Он шел на экзамен на ватных ногах, шел, как на публичную казнь. Вида не подавал, но лихорадочный блеск в глазах выдавал внутреннее волнение. Даже на школьных экзаменах так не волновался. Но там рядом был Михаил Дмитриевич, и его спокойный вид вселял в Саньку уверенность. А тут он один, сам по себе… И в такой день! Нарочно не придумаешь. Выпало же горькое счастье сдавать экзамен именно в день рождения. Нормальные люди в это день веселятся и радуются, а у него все шиворот-навыворот. Тот еще праздничек, на всю жизнь запомнится!

Взял билет с краю. Первый попавшийся. А чего выбирать, когда в голове сплошная неразбериха?

Сел за отдельный столик. Вчитался в вопросы. Их было три, как на экзаменах в школе. Грустно улыбнулся. Вопросы были знакомы, но вот ответов на них у него не находилось. Санька хорошо помнил, что именно на такие вопросы он отвечал Михаилу Дмитриевичу в классе у доски. Помнил и страницу в учебнике, где нужная теорема была подчеркнута синим карандашом. А вот само ее содержание вылетело из головы. Словно ветром сдуло.

Много лет спустя Беляк узнает, что в жизни человека бывают пиковые ситуации предельно стрессового состояния, когда на какое-то время он забывает многое, даже то, что ему хорошо знакомо. Но до тех будущих лет Саньке еще надо было дожить.

А тогда в аудитории он мрачно сидел и, вспотевший от напряжения, решал задачку и доказывал теорему на листе с печатью училища… В группе все уже поотвечали и ушли.

— Александр Беляк вы готовы? — преподаватель расстегнул ворот гимнастерки.

За окном бушевало лето, и солнечные лучи длинными светлыми полосами ложились от высокого окна на паркетный пол.

— Почти готов, — нехотя ответил Санька.

— Тогда прошу! — и преподаватель жестом руки указал на стул, стоявший рядом с его столом.

Санька сел, и ему показалось на какое-то мгновение, что это стул его казни. Так в Америке казнят преступников на электрическом стуле, но он-то себя ни в чем не считал виноватым, просто судьба у него непутевая…

Преподаватель просмотрел решения, исчеркал их красным карандашом, исправляя явные просчеты и ошибки. На вопросы Санька тоже отвечал не ахти как.

— Да, Беляк, знаниями ты особенно не блещешь, — преподаватель повертел в руках ручку. — Так что же тебе поставить?

«Вот и все! — с горькой грустью подумал Санька. — Последние минуты в училище». И его охватила бесшабашная отчаянность. Погибать, так с музыкой!

— А что угодно! Любая ваша оценка будет мне подарком!

— Не понял? — удивился преподаватель. — Даже неудовлетворительная?

— Любая, на ваше усмотрение.

— А в аттестате была какая?

— Тройка.

— Понятно, — и добавил, что училище не просто летное, а высшее военное и знание необходимы твердые, особенно по математике.

— Сегодня у меня праздничный день, — упрямо сказал Санька. — День рождения!

— Покажи паспорт! — потребовал преподаватель.

Санька подал свой новенький, гражданский.

Преподаватель раскрыл, прочел, убедился. Потом просмотрел какие-то бумаги. Вернул паспорт и сказал:

— Идите! Вы свободны.

Санька молча направился к выходу.

В казарме после отбоя загустела тревожная атмосфера. Многие не спали. Разговаривали полушепотом, словно чего-то опасались. В другом здании, в главном корпусе, заседала мандатная комиссия. Там решалась судьба каждого кандидата в курсанты.

Было душно и жарко. В распахнутые окна струилась прохлада, и далекие звезды равнодушно смотрели с ночного неба и тихо перемигивались. Санька тоже не спал. Итоги последнего экзамена по математике почему-то не объявляли. Перенесли на завтра. Что ему принесет утро? В ушах звучал голос преподавателя: «Идите! Вы свободны». Куда идти? От чего он свободен? Собирать свои манатки и оправляться назад домой?

Поговорить, поделиться тревожными думами было не с кем. Виталий уснул сразу, едва улегся. Зато Санька заснул лишь перед рассветом, и сон был какой-то беспокойный — то он падал в пропасть, то куда-то карабкался, лез в гору.

А утром было построение. Необычное и торжественное.

Вынесли знамя училища. Выстроились и офицеры-преподаватели. После команды «смирно» и «равнение на середину», в наступившей напряженной тишине моложавый полковник, зачитал приказ начальника училища о зачислении на первый курс тех, кто выдержал конкурс, кого отобрала медицинская комиссия, кто успешно сдал вступительные экзамены, кого утвердила мандатная комиссия.

Санька замер, сердце толчками бухало в груди. Назывались имя, фамилия и — рота, взвод, классное отделение.

— Есть! — радостно выкрикивал счастливчик и бежал через плац на другую сторону.

Там стояли офицеры училища, его будущие командиры и преподаватели.

Называлась одна фамилия за другой. Один строй, огромно-большой, напряженно застывший в ожидании, постепенно редел, а второй — значительно меньший, но радостно-счастливый, пополнялся. Он рос на глазах. Те, кого приняли, не скрывали своих чувств, а на них, с откровенной завистью, смотрели сотни тревожно-хмурых сосредоточенных глаз.