Люди ратного подвига<br />(сборник)

— Вижу, вижу, что летать хочешь. Ты отсюда? — спросил он, кивнув головой в сторону техникума, и, получив утвердительный ответ Гареева, закончил:

— На днях придем к вам набирать в аэроклуб курсантов. Приходи. — И потрепав Гареева по плечу, одобрительно улыбаясь, ушел.

Так произошло первое знакомство Мусы Гареева с Иваном Митрофановичем Петровым — старым, опытным инструктором уфимского аэроклуба. До сих пор уже прославленный летчик Муса Гареев добрым словом вспоминает этого строгого и заботливого человека, страстно любившего свое дело и любовно выпестовавшего немалую плеяду известных пилотов и военных летчиков. Но тогда не сразу удалось шестнадцатилетнему юноше попасть в аэроклуб, и нелегким был его путь в авиацию.

Через несколько дней в техникум действительно пришли руководители аэроклуба. Они долго и увлекательно рассказывали о профессии пилота, и Гареев был одним из первых среди студентов, подавших заявление о приеме в аэроклуб. Он успешно прошел медицинскую комиссию. Но на мандатной председатель посмотрел на него поверх очков и… отказал. Дело в том, что Мусе еще не исполнилось семнадцати лет, а в аэроклуб принимали не раньше этого возраста. Муса был несказанно огорчен. Но к нему подошел Иван Митрофанович Петров и, заглянув в глаза, проговорил:

— Не горюй, парень. На следующий год примем. Обязательно примем. А пока учись как следует.

И Муса учился. Было нелегко. Особенно когда на следующий год наконец осуществилась его заветная мечта, и он попал в аэроклуб. После занятий в техникуме надо было ехать на окраину города и заниматься еще 4–6 часов. Но зато как все было захватывающе интересно! Преподаватели рассказывали о теории полета, о том, как человек осуществил вековую мечту и поднялся в воздух, об устройстве самолета и о том, как управлять им в воздухе. В зимние месяцы прошли всю теорию. Гареев сдал экзамены на «отлично». Пришло лето. У студентов техникума начались каникулы. Почти все разъехались по домам. Но в это же самое время в живописном лесу под Уфой начинались сборы аэроклубовцев. Муса, конечно, остался. Начиналось самое интересное — полеты. Было трудно, ведь стипендии техникум в летние месяцы не платил. Иногда Муса ел только один раз в сутки. Выручал Иван Митрофанович, время от времени он подходил к Гарееву, спрашивал:

— Кушать хочешь? Вижу, вижу, что хочешь, — отмахивался он, слыша уверения Мусы, что тот уже обедал. — На талончик, иди в столовую. Ну, марш!

Нетерпеливо ждал Муса своего первого вылета с инструктором. Он уже прошел весь курс наземной подготовки, подолгу сидел в кабине самолета, учился наблюдать за горизонтом, работать сектором газа, управлять рулями. Иван Митрофанович тщательно проверил знания Гареева и наконец объявил:

— Завтра полетим!

Муса плохо спал ночью накануне своего первого полета. На аэродром пришел с рассветом, долго ждал начала занятий и успокоился только тогда, когда сел в кабину позади Ивана Митрофановича. И вот уже включен мотор и машина стремительно бежит вперед, слегка подпрыгивая на кочках. Назад устремляется зеленое поле аэродрома. И вдруг колеса плавно оторвались от земли, и самолет, покачиваясь, взмыл вверх. У Гареева захватило дух. Первое впечатление — страх — быстро прошло и сменилось ни с чем не сравнимым восторгом. Внизу медленно проплывала земля, приобретшая сразу необычные очертания. Необычно выглядели и привычные на земле предметы. Словно на ярко раскрашенном плане виднелись прямоугольники домов, зеленые квадратики садов, узкими ленточками вились тропинки и дороги. И каким большим показался Гарееву впервые увиденный с воздуха город! Дома, улицы, площади уходили далеко к горизонту. Причудливо извиваясь, величественно текла река Белая. А дальше, окаймляя город, уходили вдаль бескрайние леса. Широко раскрытыми глазами жадно всматривался Гареев в открывшуюся перед ним панораму. Из этого похожего на оцепенение состояния вывел его спокойный, но повелительный голос инструктора Петрова:

— Возьми ручку, Муса! И сектор газа. Повторяй мои движения. Сейчас будем делать развороты.

Осторожно, дрожащими пальцами Муса стал повторять движения инструктора. Вот он слегка подает ручку на себя — и самолет тотчас же устремляется вверх. Прибавляет газ — и машина послушно увеличивает скорость, нажимает левой ногой педаль— и машина делает разворот влево. Порой Гарееву казалось, что это он сам, самостоятельно ведет самолет. Впрочем, он был недалек от истины. Временами инструктор действительно отпускал рычаги управления, предоставляя Мусе управлять машиной.

Самолет находился в воздухе уже сорок минут, а Гарееву показалось, что прошел всего лишь один миг. Разочарованный, услышал он голос Петрова, объявившего о том, что идет на посадку.

— Внимательно смотри, что я буду делать, запоминай, как будут проектироваться посадочные знаки, — предупредил он.

И вот самолет коснулся колесами взлетной дорожки, быстро пробежал ее и остановился. Счастливый вылез Муса из кабины. В ушах все еще стоял гул мотора, в глазах, как во время полета, мелькала земля, и от этого легко и приятно кружилась голова. Невпопад отвечая на вопросы нетерпеливо ожидающих своей очереди товарищей, Муса нетвердыми шагами, слегка покачиваясь, пошел к зданию аэроклуба.

Много раз еще летал Муса Гареев, прежде чем окончить аэроклуб. Через несколько дней он уже вел самолет самостоятельно. Но первый полет с Иваном Митрофановичем запомнился ему на всю жизнь, как прекрасное, неповторимое событие.

Летом 1940 года Муса Гареев успешно закончил аэроклуб. Как один из лучших, он был рекомендован в военную школу летчиков бомбардировочной авиации Железнодорожный техникум Муса покинул без сожаления. Летать, только летать — в этом теперь он видел смысл всей своей дальнейшей жизни.

В декабре после строгой и придирчивой проверки приехавшей в Уфу комиссии военных летчиков Муса Гареев был зачислен в летную военную школу.

2. Хочу летать на штурмовике

В июне 1941 года, в разгар летной практики, в школу военных летчиков пришла весть о войне. На далеких западных границах уже шли жестокие бои с коварным и сильным врагом. Курсанты на митингах и собраниях просили направить их на фронт. Конечно, в числе их был и Муса Гареев.

Но командование было неумолимо. Правда, была сокращена программа, и все-таки выпуск ожидался только через год, летом 1942 года. Медленно тянулось время. Курсанты летали на «Р-5», готовясь затем перейти на скоростной пикирующий бомбардировщик СБ. Время было уплотнено до предела. Наконец было объявлено, что на фронт будут отправлять курсантов, отлично подготовленных, показавших хорошие успехи по всем дисциплинам. Это заставило всех еще более упорно заниматься.

Времени для отдыха почти не оставалось. С началом войны было введено казарменное положение и в город ходили редко. Да, впрочем, никто этим особенно не тяготился. Каждому хотелось скорее попасть на фронт, а для этого надо было быстрее осваивать программу, учиться отлично летать. Вести с фронта приковывали внимание всех. Каждый день, до дыр зачитывая газеты с сообщениями Совинформбюро о боях, курсанты анализировали сводки, горячо обсуждали всевозможные варианты причин, по которым, как говорилось в кратких информациях, «столько-то самолетов не вернулось на свою базу».

Время от времени на аэродроме школы приземлялись продырявленные, пропахшие пороховой гарью боевые самолеты. Летчики, штурманы, воздушные стрелки-радисты и техники в замасленных комбинезонах не спеша вылезали из кабин и следовали к штабу, сопровождаемые восторженными и завистливыми курсантами. Для них это были люди оттуда, из другого, пока еще недоступного им мира, где шла жестокая война и где каждую минуту эти спокойные и веселые люди (может быть, курсантам это только казалось) вели бои с вражескими истребителями, сбивали их и возвращались на свои аэродромы с завоеванной, но часто нелегкой победой.

Устраивались вечера встреч бывалых, фронтовых летчиков с курсантами. На встречах этих курсанты выслушивали рассказы о воздушных боях, о бомбардировках вражеских укреплений, о том, как выглядят фашистские самолеты-истребители «Мессершмитт-109» и какой тактики они придерживаются при нападении на наши бомбардировщики.