Море и плен (СИ)

Поэтому нс случайно, как только в Крыму советский кнут над местным населением порвался, а пропагандные и карательные органы НКВД эвакуировались, то сразу враждебность жителей и особенно крестьянства к советской власти выплыла на поверхность.

Все прежние, мало замечаемые выбоины, мгновенно превратились в глубокие овраги, а так именуемые — довоенные шероховатости в примирении нацменьшинств — в пропасти для социализации Крымского полустрова.

Уцелевшие солдаты-нацмены сразу же, целыми батальонами стали переходить на сторону врага.

%

Вонны-татары высказывали открыто свои антисоветские взгляды на угнетение Москвой, хотя и питали дружеские чувства к русским.

Советская законность гасла на Крымской земле и нам русским было понятно, почему татары возненавидели коммунистов и почему они стали непримиримыми к врагам комиссарам, которые и сами неуверенно защищали коммунистическое равенство.

Кто участвовал в обороне Севастополя, тот воочию убедился в лживости этого пресловутого равенства.

Красное командование всегда, не только иедоверяло, но и делило солдат нацменов пропорционально по ротам, батальонам и полкам, где командир и комиссар обязательно назначались из других национальностей и контролировался уполномоченным Особого Отдела НКВД.

Эта, так называемая „военная целесообразность” озлобляла национальное меньшинство красноармейцев и кончалась групповым дезертирством в стаи врага и, которые тут же острие огня поворачивали против своих же коммунистов-нацмеиов, независимо кто они были: татары, калмыки или армяне.

• •

Угасавший костер заставил прервать мои размышления. Предрассветный холодок извещал уснувших солдат о приближающемся утре. Где то недалеко застрекотали кузнечики в траве.

Эта тишина ночи позволила хотя немного отдохнуть многолюдному муравейнику, в котором к 4 часам уже все зашевелилось.

Воины выползали из своих логовищ и сонными становились в боевые расчеты своих подразделений.

Никто даже не представлял себе, как может развиться предполагаемый прорыв, при том в такое время, когда нельзя было врага застать врасполох.

На рассвете посты наблюдения подали сигналы „воздух** и над приросшими к земле телами, ураганом пронеслись стаи вражеских „Вульфов”.

Кто-то не выдержал близости воздушных хищников и дал несколько очередей из ручного пулемета, но гитлеровцы видимо имели другую цель в своем штурмовом полете. Они не ответили огнем по нашему скопищу.

Противоздушный рожок дал отбой и чей то охрипший голос эхом пронесся над нами:

„Товарищи! Нас предало верховное командование! Сталин нас не собирается выручать... Не верьте комиссарам, они врут, что в верховной ставке не знают о нашем положении. Стреляйте политических врунов как и немцев. Они враги наши!.. Враг уже на Северном Кавказе. Мы сами должны выбрать или смерть или прорваться к Севастополю и драться вместе с гарнизоном!...

Последних слов за усилившимся шумом разобрать было нельзя.

Кто-то опять повторил стрельбу, словно стремясь своими выстрелами утихомирить нараставший гнев в солдатской среде.

Возмущение нс утихало, а наростало. Одни начали поддерживать говорившего командира и выкрикивать против комиссаров брань, другие заступались за политруков и доказывали их невиновность.

Страсти настолько разгорелись, что казалось, вот-вот «ад политическими работниками начнется самосуд и его ни чем нельзя будет остановить. Но с появлением вновь выбранного командующего Волкова, взрыв мести солдатской массы был без труда его приближенными погашен.

Обновленный штаб старшего командования, возглавляемого беспартийным Волковым, сформировался без партийного глаза и вся полнота военного руководства перешла в руки одного командующего.

Новый командующий человек был решительный и обращаясь к войскам, он предложил солдатам выбирать две крайности: или продолжать борьбу или же немедленно сдаться врагу, давая при этом понять каждому, что он лично стоит за первое — воевать до конца.

Так за спиной врага начали укомплектовываться на-ходу отряды, подразделения и целые' части, без комиссаров и их подручных особистов из НКВД.

Шли тяжелые часы дней, их сменяли ночи, но и i обновленное командование не могло еще вывести из кот-I ла окружения уставшее Крымское соединение.

Штаб Волкова хотя и разработал план прорыва, но осуществить его еще не решался. И только на шестые сутки он разрешил двинуться в боевом порядке вверенные ему части на Юг.

Волков использовал для передвижения своей армии не дороги, а узкие извилистые горные тропинки, когда то натоптанные стадами овец горного татарского селения.

Немцы хорошо еще не знали местность Юга и выпустили из своего поля зрения редко заселенные При* айтпетровские районы, особенно кряжи самих Айпетр и тем самым дали возможность русским беспрепятственно перевести дважды свои войска через ущелья и спуститься к берегам Черного моря.

Путь через горы был не легок и двигающаяся лавина военных страшно уставала от скученности и бездорожья.

Но все лишения окупились тем, что отход был выигран у врага и части Волкова находились вне обстрела с воздухз.

Маневренность была добыта не оружием, а умной стратегией. Айтпетровские горы укрыли колонну и они были защищены от воздушных сил.

Эти тропы не забываются мною и теперь. Перед моими глазами — утро того дня, когда мой отряд преодолев горные препятствия благополучно спустился вниз и наткнулся на пункт советского полевого лазарета, брошенного 51-й пехотной дивизией еще осенью 1941 года.

На изувеченной местности было видно, что здесь, до войны красовались плантации виноградников и фруктовых садов, уничтоженных отступавшеми советскими войсками.

И чем ниже мы спускались к морю, тем чаще нам стали встречаться картины разрушения благодатного Юга, который стал жертвой взрывов и пожарищ для партизанских отрядов.

Двигающаяся армия Волкова, хотя от тяжелого перехода и выбилась из сил, но все-же была готова ко всяким неожиданностям со стороны врага.

Эта сохранившаяся сила, которую красная Москва считала давно уже уничтоженной немцами и, которую сам Сталин списал со счета действующих боевых единиц, позднее дала о себе знать не только оккупантам, но и своему верховному командованию в Кремле.

Нельзя замолчать и о том, что Сталин на Крымском полуострове доверял больше партизанам, чем кадровым войскам оказавшимся в окружении и он, как правило, за счет регулярных войск снабжал тыловиков-пар-тизан.

Перевалив высоты гор мой отряд автоматчиков получил приказ — прикрывать правофланговое крыло спускавшихся еще подразделений. Выполняя этот приказ мы, на своей тропе, случайно наткнулись на целую базу подземного склепа с боеприпасами, предназначавшимися для отрядов диверсионной службы полковника Папанина.

Какого военного снаряжения здесь не было! Даже горные улегченные пулеметы. И все это лежало без дела, когда черноморцам при защите Севастополя приходилось из-за отсутствия достаточного количества огнестрельного оружия бить врага штыком или прикладом винтовок.

Найденные склады партизан ободрили воинов генерала Волкова и последний приказал тут же разоружить пятьдесят охранников-партизан, не пожелавших сдать добровольно все содержимое на складах.

Конфискованные запасы помогли поднять боевой дух Волковцев и дали командованию надежду, что с таким хозяйственным обозом армия сумеет прорваться из окружения и соединиться с основными силами осажденной крелости.

Шум и грохотанье спускавшихся к морю частей не прошло мимо вражеской воздушной разведки, которая дала знать тыловым группам полевой жандармерии о продвижении наших войск. Жандармы, прибегнув к помои;» татар-самостийников, настигли соединения Волкова.