Бунт на «Кайне»

— Год и три месяца.

— Вашему кораблю за это время когда-нибудь грозила опасность затонуть?

— Нет.

— Вам известно, сколько лет провел в плавании коммандер Квиг?

— Нет.

— К вашему сведению, восемь лет. Кто из вас лучше мог судить, грозила ли кораблю в тот момент опасность пойти на дно?

— Я, сэр. Потому что я полностью владел собой и отвечал за себя и свои действия, а капитан Квиг — нет.

— Какие у вас есть основания утверждать это?

— Утром 18-го декабря капитан Квиг не отвечал за свои действия.

— Вы разбираетесь в медицине или психиатрии? Изучали их?

— Нет.

— Что же позволяет вам судить, в каком состоянии находился в то время ваш командир?

— Я видел его поведение, сэр.

— Очень хорошо, лейтенант. Опишите суду поведение капитана, заставившее вас прийти к заключению, что он потерял контроль над собой.

— Он уцепился за ручки машинного телеграфа. Лицо его позеленело и исказилось от ужаса. Речь стала замедленной, приказания он отдавал невнятно, и они полностью не соответствовали опасности момента.

— Мистер Кейт, имеет ли право вахтенный офицер прослуживший на флоте всего один год, судить, соответствуют или не соответствуют опасности момента распоряжения его командира?

— В обычных условиях не имеет, сэр. Но когда корабль в опасности, может в любую минуту опрокинуться и затонуть, а распоряжения капитана, вместо того чтобы предупредить эту опасность, усугубляют ее, вахтенный офицер не может не видеть этого.

— Капитан буянил, вел себя как безумный, выкрикивал бессмысленные слова, совершал необъяснимые поступки?

— Нет, сэр. Скорее, он был парализован страхом.

— Парализован страхом и тем не менее отдавал распоряжения?

— Я уже сказал, его распоряжения не помогали, а угрожали кораблю опасностью.

— Конкретнее, лейтенант. Почему его распоряжения угрожали кораблю?

— Например, он отдал команду идти по ветру, когда тральщик развернуло бортом к волне и он едва не опрокинулся. Он отказался принять балласт.

— Отказался? А кто просил его об этом?

— Мистер Марик.

— Почему капитан отказался?

— Сказал, что не хочет загрязнять соленой водой цистерны.

— Когда он был отстранен, он буйствовал, вел себя как сумасшедший?

— Нет.

— Опишите его поведение после того, как его отстранили от командования.

— Видите ли, он как-то сразу успокоился. Я думаю, он почувствовал себя лучше, когда с него сняли ответственность…

— Ваше личное мнение суд не интересует, мистер Кейт. Пожалуйста, говорите суду не то, что вы думаете, а то, что видели собственными глазами. Что делал капитан после того, как его отстранили от командования?

— Он остался в ходовой рубке. Несколько раз пытался снова взять на себя командование.

— Его распоряжения были разумными, он отдавал их спокойным голосом или они были бессвязными, он выкрикивал их?

— Капитан не буйствовал и не кричал ни до того, как его отстранили от командования, ни после. Есть другие формы проявления психического расстройства.

— Расскажите нам о них, мистер Кейт. — В голосе Челли звучала ядовитая ирония.

— Насколько я знаком с психиатрией, а я знаком с ней очень плохо, мне известно, например, что состояние сильной депрессии, утрата чувства реальности, неспособность оценивать… — Вилли почувствовал, как путается в собственных словах и теряет уверенность. — К тому же я не утверждал в своих показаниях, что капитан отдавал в то утро разумные распоряжения. Они были разумны лишь в том смысле, что произносил он их на правильном английском языке, но по сути своей они показывали непонимание нашего критического положения.

— Таково ваше заключение как знатока мореходного дела и психиатрии, не так ли? Очень хорошо. Вам известно, что профессиональные психиатры признали капитана Квига совершенно здоровым и нормальным человеком?

— Да, известно.

— Может вы, лейтенант Кейт, тоже считаете их психически ущербными?

— Их не было на борту тральщика «Кайн», когда свирепствовал тайфун.

— Вы преданы своему командиру?

— Я считаю себя таковым.

— Вы во всем поддерживали своего капитана или испытывали к нему неприязнь еще до событий 18-го декабря?

Вилли знал, что Квиг уже дал свои показания в первый же день суда, но он не знал, что говорил капитан. Он попытался тщательно взвесить свой ответ на вопрос прокурора.

— Были случаи, когда я испытывал к нему неприязнь, сэр. Во всех других отношениях я был лоялен по отношению к нему и выказывал ему должное уважение.

— В каких же случаях вы испытывали к нему неприязнь?

— Всегда только в одном случае: когда капитан Квиг унижал людей и был к ним несправедлив. В этих случаях я возражал ему. Разумеется, без всякого успеха.

— В каких случаях он был несправедлив и унижал своих подчиненных?

— Даже не знаю, с чего начать. Например, он систематически преследовал старшину-артиллериста второго класса Стилуэлла.

— В чем это выражалось?

— Он на полгода лишил его увольнений на берег за то, что Стилуэлл однажды читал во время вахты. Он отказался дать ему отпуск на трое суток для поездки в Штаты, когда в семье Стилуэлла случилось несчастье. Марик дал Стилуэллу отпуск, Стилуэлл вернулся на корабль с опозданием на несколько часов. За это капитан подверг Стилуэлла дисциплинарному суду.

— Разве Стилуэлла судили не за то, что он послал ложную телеграмму?

— Да, но его оправдали.

— Однако суд состоялся по поводу совершенного обмана, а не потому, что он просрочил отпуск?

— Да. Прошу прощения, сэр, я поспешил и неточно выразил свою мысль.

— Не торопитесь и обдумывайте свои слова. Вы считаете, что чтение книг во время несения вахты в военное время это не такой уж серьезный проступок?

— Я считаю, что он не заслуживает такого сурового наказания, как лишение увольнений на полгода.

— Вы считаете себя достаточно компетентным в вопросах дисциплины на флоте?

— Я человек. Стилуэлла, учитывая состояние, в котором он тогда был, наказали слишком жестоко.

Челли на мгновение замолчал.

— Вы сказали, что отпуск Стилуэллу дал Марик. А Марик знал, что капитан отказал Стилуэллу в отпуске?

— Да.

— Из ваших показаний, мистер Кейт, следует, — в голосе прокурора звучало удовлетворение, словно он выяснил для себя нечто очень важное и к тому же приятное, — что Марик еще в декабре 1943 года сознательно нарушал приказы своего капитана?

Вилли остолбенел. Ему и в голову не приходило, что сейчас он рассказал то, что до сих пор не было известно суду.

— Видите ли, во всем виноват я. Это я его упросил. Я отвечаю за моральное состояние личного состава корабля, и я считал, что моральное самочувствие… что состояние Стилуэлла… Я считаю, что он попал в больницу из-за постоянных притеснений и придирок капитана…

Челли повернулся к председателю суда:

— Я прошу суд предупредить свидетеля, что он должен приводить лишь те факты, которые имеют отношение к делу.

— Придерживайтесь фактов, мистер Кейт, — недовольно пробурчал Блэкли.

Вилли переменил позу в кресле и почувствовал, как его одежда неприятно прилипает к телу от выступившего холодного пота.

— Итак, мистер Кейт, — продолжил допрос Челли, — вы показали, что вместе с Мариком и Стилуэллом вступили в сговор с целью обойти недвусмысленно изложенный приказ вашего командира, и случай этот имел место за год до 18-го декабря…

— Я и сейчас поступил бы так же при аналогичных обстоятельствах.

— Следовательно, верность присяге вы понимаете как выполнение только тех приказов вышестоящего офицера, которые вы сами тоже одобряете?

— Нет, я понимаю это как выполнение всех приказов, кроме тех, которые носят характер необоснованного преследования.

— Вы считаете, что на флоте нет других способов борьбы с необоснованным преследованием, кроме нарушения приказов?

— Я знаю, что можно направить рапорт высшему командованию, но обязательно через капитана…