Бунт на «Кайне»

— Вызывается свидетель лейтенант Том Кифер, — объявил Челли.

Писатель вошел в зал четким военным шагом, распрямив плечи, склонив немного голову набок и глядя прямо перед собой. После присяги он занял место свидетеля и, сев в кресло, скрестил свои тощие ноги. Локти он положил на подлокотники, а пальцы рук сцепил на животе. Давая показания, он слегка постукивал ногой по полу.

Прокурор Челли быстро, монотонным голосом задал необходимые для выполнения формальностей вопросы, а затем сказал:

— А теперь, лейтенант Кифер, перейдем к утру 18-го декабря. Где вы были, когда капитан Квиг был отстранен от командования тральщиком?

— На мостике, в штурманской рубке.

— Что вы там делали?

— Погода резко ухудшилась. В штурманской рубке собралось несколько человек офицеров и матросов. Мы хотели быть поближе к капитанскому мостику в случае чрезвычайной необходимости. Мы не хотели толпиться в ходовой рубке, чтобы не мешать.

— Расскажите, как вы узнали, что капитан отстранен от командования?

— Мистер Марик велел созвать всех офицеров в ходовой рубке. Когда мы собрались, он объявил нам, что капитан болен, и он берет командование на себя.

— Где был в это время капитан Квиг?

— В ходовой рубке.

— Он подтвердил заявление Марика?

— Нет. Он опротестовал его и делал это неоднократно. Он предупредил, что если мы будем выполнять приказания Марика, то станем участниками бунта.

— Были ли внешне заметны какие-либо признаки того, что капитан нездоров?

— Видите… — Кифер заерзал на стуле, и на мгновенье его взгляд встретился с мучительно напряженным взглядом Марика, но тот тут же сердито отвернулся.

— Должен сказать, что тогда бушевал шторм, и на палубе такого судна, как старый «четырехтрубник», мало кто выглядел хорошо. Капитан, как и все, промок до нитки, выглядел усталым и напряженным…

— Он буйствовал, был в ярости, были другие признаки помешательства?

— Нет.

— Речь была внятной или сбивчивой, когда он заявил протест против отстранения его от командования?

— Он говорил четко и внятно.

— Вид у него был хуже, чем у лейтенанта Кейта?

— Нет, сэр. Думаю, что нет. Мы все выглядели усталыми, мокрыми и еле держались на ногах.

— Как вы отнеслись к тому, что сообщил вам Марик?

— Все произошло так быстро, что никто не успел ничего толком понять. Капитан Квиг еще что-то говорил, когда мы заметили в море опрокинувшийся корабль. Это был эсминец «Джордж Блэк». По команде Марика мы маневрировали целый час, пытаясь подобрать уцелевших людей, и ни о чем больше не думали.

— Вы пытались убедить Марика снова передать командование капитану Квигу?

— Нет, не пытался.

— Вы были вторым по чину старшим офицером после Марика?

— Да, сэр.

— Вы сознавали серьезность создавшейся ситуации?

— Разумеется, сэр.

— Вы понимали, что предупреждение капитана Квига о соучастии в бунте было достаточно обоснованным?

— Понимал.

— Почему же вы не предприняли никаких действий, чтобы исправить положение?

— Меня не было в ходовой рубке, когда был отстранен капитан. Я не знал, что произошло в этот критический момент, и не знал, почему старший помощник пришел к заключению, что капитан болен. В то время мы все думали, как спасти членов команды «Блэка» и собственный корабль. На споры и разговоры не было времени. А когда шторм утих и положение прояснилось, Марик уже полностью командовал кораблем. Все выполняли его распоряжения. Противоречить в такой момент могло означать бунт. Я решил, что в тех условиях ради безопасности судна я обязан подчиняться приказам Марика. Высшее начальство потом разберется, прав он был или нет. Я так и поступил.

— Лейтенант Кифер, вы все время служили на тральщике «Кайн», пока им командовал капитан Квиг?

— Да.

— Вы не замечали у него каких-либо признаков психических отклонений?

Кифер ответил не сразу. Он облизнул языком сухие губы, бросил взгляд на Марика, который нервно грыз согнутый указательный палец и смотрел в окно на освещенные солнцем верхушки деревьев.

— Я не могу… я не могу, не будучи психиатром, правильно ответить на этот вопрос.

— Мистер Кифер, — строго промолвил Челли, — если бы вы увидели, что человек катается по палубе, а изо рта у него идет пена, если бы он бегал по судну с криками, что за ним гонится тигр, могли бы вы сказать тогда, что этот человек находится в состоянии временного помешательства?

— Да, мог бы.

— Капитан Квиг когда-нибудь вел себя таким образом?

— Нет, никогда.

— У вас когда-нибудь возникало подозрение, что он психически болен?

— Протестую, — сказал Гринвальд и встал. — Свидетель не является специалистом. Личное мнение не может быть принято в качестве свидетельского показания.

— Я снимаю вопрос, — согласился Челли с еле заметной улыбкой. Блэкли велел вычеркнуть вопрос из протокола.

Когда Гринвальд сел на свое место, Марик подвинул к нему блокнот, где поверх розовых свинок трижды крупно написал одно слово: «Почему?» Гринвальд быстро написал на чистой странице: «Втягивать в это дело Кифера не будем. Это может повредить вам. Два обозленных бузотера намного хуже, чем один героический пом. Держитесь спокойнее».

— Мистер Кифер, — начал Челли, — до 18-го декабря вам было известно о подозрениях Марика, что капитан Квиг психически болен?

— Да.

— Расскажите, как вам стало это известно.

— Когда мы пришли на Улити, это было за две недели до тайфуна, Марик показал мне журнал, что-то вроде дневника, куда он записывал некоторые поступки капитана Квига. Он предложил мне вместе с ним отправиться на «Нью-Джерси» и доложить обо всем адмиралу Хэлси.

— Какое впечатление произвел на вас этот дневник?

— Я был ошарашен, сэр.

— Вы согласились пойти с ним к адмиралу?

— Да.

— Почему?

— Видите ли, я был так потрясен. Марик был моим начальником и, кроме того, близким другом. Я не мог отказаться.

— Считали ли вы тогда, что записи Марика являются достаточным основанием для отстранения Квига от командования?

— Нет. Когда мы прибыли на «Нью-Джерси», я в очень резкой форме высказал Марику все, что думаю о его журнале, и что эти записи не могут служить оправданием наших действий. Нас обоих обвинят в сговоре с целью бунта.

— Что он вам ответил?

— Он согласился со мной. Мы вернулись на «Кайн» и больше никогда не касались этого вопроса, а также состояния здоровья капитана Квига.

— Вы поставили в известность капитана о журнале Марика?

— Нет, я этого не сделал.

— Почему вы этого не сделали?

— Было бы нелояльным восстанавливать капитана против его помощника. Марик явно отказался от мысли предпринимать что-либо дальше. Я считал, что вопрос закрыт.

— Вас не удивило, что спустя две недели он отстранил капитана от командования?

— Я был ошарашен.

— А, может, обрадованы, мистер Кифер?

Кифер как-то съежился в кресле и, глядя на грозное лицо Блэкли, сказал:

— Я уже говорил, Марик был моим близким другом. Я был очень обеспокоен всем этим и понимал, что у него могут быть большие неприятности, да и у всех нас тоже. Я понимаю всю серьезность создавшегося положения. Как я мог радоваться этому?

— У меня вопросов больше нет. — Челли кивнул Гринвальду.

Защитник встал.

— У меня тоже, — сказал он.

Все семеро за судейским столом уставились на адвоката. Брови председателя суда Блэкли взлетели вверх.

— Намерен ли защитник отложить допрос свидетеля на более позднее время?

— Нет.

— Вы отказываетесь от перекрестного допроса?

— Да, сэр.

— Секретаря суда прошу застенографировать, что защита и обвиняемый отказываются от перекрестного допроса свидетеля лейтенанта Кифера. В таком случае, суд желает задать вопросы свидетелю… Мистер Кифер, можете ли вы сообщить суду известные вам случаи или факты, которые могли побудить разумного, осторожного и опытного офицера прийти к выводу, что капитан Квиг, возможно, психически болен?