Люди ратного подвига<br />(сборник)

— Тут старик один, товарищ лейтенант! Говорит, днем вроде никого не было. А больше ничего не знает… — начал Семенов. — Ну мы — во второй дом, там одни бабы. Те, известное дело, разговорчивее. Говорят, к вечеру пришло много машин с солдатами, пушки небольшие, с длинными стволами… противотанковые, значит. Могли, говорят, и остановиться на ночь. Станица, мол, большая…

— Так! — произнес Калинин и задумался. В молчаливом ожидании его обступили автоматчики. На каждом лице Калинин читал немой возрос: что будем делать? Но лейтенант пока молчал, сосредоточенно думая. Теперь прежнее решение ему казалось неприемлемым. Поднять стрельбу, посеять панику и уйти? Но тогда может уйти и противник? Нет, если он есть в станице, то надо задержать гитлеровцев, не выпустить их до тех пор, пока не подойдет бригада! Но ведь тогда не миновать схватки, могут быть потери. Имеет ли он право рисковать людьми? Да и что сможет сделать один танк, если фашистов в станице много? Калинин обвел взглядом автоматчиков, танкистов, вылезших из машины. И в каждой паре глаз он увидел не только ожидание приказа командира, но и доверие. Это окончательно укрепило Калинина в его решении…

Через несколько минут «тридцатьчетверка» ворвалась на широкую станичную улицу. Тускло поблескивали обледеневшие стекла в окнах домов. Ни в одном из них не было света. Все словно вымерло. «Неужели в станице никого нет?» — подумал лейтенант. Но что это темнеет впереди, на обочине дороги? Машины? Их уже заметил и старший сержант Семенов. Подобравшись к люку, он доложил об этом Калинину. Действительно, у деревянного забора стоят шесть крытых брезентом машин-тягачей с прицепленными к ним противотанковыми пушками. Значит, гитлеровцы в станице есть! Калинин весь преобразился. «Расстрелять из орудия?» — пришла в голову мысль, но тотчас же он отбросил ее и, наклонившись к Семенову, приказал автоматчикам спешиться.

— Фомин, пушку развернуть назад! — скомандовал Калинин. — Аляев! Пулемет к бою! Романенко — давить машины!

В следующее мгновение ветер разнес перестук пулеметной очереди и «тридцатьчетверка» с ходу врезалась в колонну. Треск, скрежет, первая машина, словно резиновый мяч, отскочила в сторону, другая — повалилась набок, танк приподнялся, взбираясь на станину орудия, сломал ее, потом развернулся, ударил следующую в борт, перевернул. Взревел мотор. Романенко затормозил одну гусеницу, и «тридцатьчетверка» сделала полный оборот вокруг своей оси, расшвыривая в стороны остальные машины.

— Хорошо! — одобрительно кричит Калинин. — Вперед!

Только теперь гитлеровцы всполошились.

Сзади вспыхнула ракета, другая, в окнах появился желтый свет. В соседнем дворе раздалась автоматная очередь, затем из домов начали выскакивать полуодетые солдаты, послышалось тарахтенье заводимых моторов. Все вокруг наполнилось шумом и громкими криками.

А танк тем временем, снова подобрав автоматчиков, достиг противоположной окраины станицы и укрылся за небольшим домом, с заколоченными досками окнами. Калинин остановил машину с таким расчетом, чтобы просматривалась станичная улица.

— Аляев! Передайте по радио: в станице гитлеровцы. Состав уточняю… — приказал Калинин и стал всматриваться в темноту. Оттуда по-прежнему слышались крики, доносился гул моторов. Вспыхнули одна за другой ракеты, протарахтели автоматные очереди. В ярком, мерцающем свете Калинин увидел силуэты суетящихся солдат. Они устанавливали два орудия — одно по правую сторону дороги, другое — по левую.

— Ну, как там у вас, Аляев? — нетерпеливо опросил Калинин.

После минутного молчания раздался тревожный голос радиста:

— Не отвечают, товарищ лейтенант!

Калинин про себя выругался и тотчас же пригнулся, укрываясь за крышкой люка. Сливаясь с резким звуком выстрела, взвизгнул коротко снаряд и разорвался позади, в овраге. Осколки второго хлестнули то броне.

«Значит, заметили», — решил Калинин и в следующее мгновение уже отдавал приказания.

…Маневрируя, танк с коротких остановок вел огонь. Фомин выжидал, когда вспыхнет ракета, и в ее свете, старался поймать в прицел правое орудие и сделать выстрел. Но времени не хватало, и он дважды промахнулся. На помощь пришли автоматчики. Разбившись попарно, они подобрались огородами поближе к орудиям и стали вести огонь то расчетам. Потом подожгли стог сена и пламя ярко осветило улицу, орудия, автомашины.

— Молодцы! — услышал Калинин голос Фомина. — Теперь как на ладони.

Несколькими выстрелами он расправился с орудиями и перенес огонь по автомашинам, которые теперь стали разворачиваться и уходить назад.

— Фомин, не увлекайся, береги снаряды, — предупредил Калинин и увидел приближающуюся к машине фигуру.

Это был Семенов. Он медленно подошел, поддерживая левой рукой правую.

— Что, ранен? — опросил Калинин.

Но Семенов, не отвечая на вопрос, заговорил:

— Я пробрался вперед, товарищ лейтенант, там пехота, с батальон, наверное. Есть минометы, противотанковые орудия… И самоходка одна. Видно, неисправная была, что ли. Сейчас возятся с ней, спешат.

— Так. — Калинин посмотрел та Семенова, спросил — Перевязку сделали? Оставайтесь пока здесь.

В шлемофоне послышался голос Аляева:

— Товарищ лейтенант, двадцатый, говорите!

Двадцатый! Наконец-то! Калинин сразу почувствовал облегчение: его вызывал командир бригады.

Доложив обстановку и свое решение, он услышал в ответ:

— Хорошо! Свою задачу вы выполнили. Возвращайтесь.

— Назад дорога отрезана, — торопливо проговорил Калинин, — а по целине не пройти, сугробы…

Несколько секунд молчания, потом снова голос командира бригады.

— Тогда держитесь, Калинин. Я уже подхожу к станице и с ходу буду атаковать. Слышите? Держитесь. И будьте на связи.

— Есть, держаться! — громко ответил Калинин. — Романенко, заводи!

Заработал мотор. Но когда механик-водитель стал уже трогать с места, мотор вдруг заглох.

— В чем дело, Романенко? — спросил Калинин, чувствуя, как тревожно начинает биться сердце. — Этого еще не хватало!

— Сейчас, — отозвался Романенко после паузы. — Шестеренка сцепления не выходит… Сейчас я ее ломиком…

Между тем, в свете догорающей скирды показался силуэт самоходки. За ней мелькали темные фигуры пехотинцев…

— Скорее, Романенко, скорее! — торопил Калинин механика, вылезавшего с ломиком в руках из люка. Калинин хорошо понимал, что лишенный маневра танк станет легкой мишенью. Правда, у него было и преимущество сделать первый выстрел с места, но за самоходкой следует еще и пехота…

С минуту лейтенант Калинин лихорадочно обдумывал создавшееся положение, прислушиваясь к лязганью гусениц и гулу мотора приближающейся самоходки, нетерпеливо поглядывая на Романенко, все еще возившегося со сцеплением. Потом, словно очнувшись, приказал Фомину подпустить самоходку поближе.

— Огонь открывай самостоятельно! — приказал он. — И чтобы с первого выстрела…

— Семенов! — позвал затем Калинин. — Как себя чувствуете? Хорошо? Тогда вот что. Давайте к своим автоматчикам, где они у вас, в огородах, что ли? И постарайтесь задержать пехоту, отрезать ее от самоходки. Огонь откроете после орудийного выстрела.

Семенов молча нырнул в белую пелену снега, и его коренастая фигура словно растворилась в ней. Калинин посмотрел вдоль улицы. Но как он ни напрягал зрение, ничего не было видно. Скирда догорела, и только но усилившемуся гулу мотора Калинин определил, что самоходка уже близко. Фомин приник к прицелу и сгорбившись застыл в ожидании. Романенко полез в люк, на свое место. Но Калинин даже не услышал его короткого доклада: «Все в порядке, товарищ лейтенант», потому что в этот момент совсем близко, метрах в пятидесяти, не больше, как определил лейтенант, показалась самоходка. Тотчас же «тридцатьчетверка» содрогнулась от выстрела, и в блеске пламени Калинин увидел облако дыма, мгновенно окутавшее вражескую самоходку. Следующий выстрел Фомина почти слился с выстрелом самоходки. Ее снаряд ударил в дом, рядом с «тридцатьчетверкой».