Наглое игнорирование (СИ)

Глухой тем временем рявкнул, чтоб сзади машины не стояли, отъехал от стены, стоявший торчком мертвец сполз спиной по кирпичам, сел под стенкой в странной марионеточной неживой позе.

Два пацана-школьника, два велосипеда, два фаустпатрона в руках у водилы, да два – помятых, хорошо, не бахнули под ударом – на раздавленном велосипеде. Немцы и тут немцы – специальные зажимы для фаустов, фабричные. Подошел Берестов, глянул. Водитель стал докладывать, что при выполнении поворота увидел выезжающих из-за этого амбара двух велосипедистов с фаустпатронами, принял решение таранить, пока они не спохватились и совершил аварию, в результате чего фаустники были ликвидированы.

Берестов проворчал только, что жаль, языка не осталось, но сделал это так, что вроде и не выговор, а сожаление выразил, не более, кто служил, такой нюанс сразу усечет. Впрочем, видно было, что языки из фаустников были никакие – хорошо их помяло при таране.

Сказал Волкову, что проехать надо еще пару километров – и встать.

Поехали. Водитель сидел зло насупив брови, желваками играл. Волков не удержался, буркнул, что совсем сопляки воюют у немцев-то. Глухой прочитал по губам, разозлился еще больше.

— А что мне с ними было делать? Чаи гонять, мармеладой кормить? Хочешь, чтоб твой сын, когда вырос немного – опять с этими закусился? А вот хрен – эти уже не повоюют, ни сейчас, ни потом, — выдал сердитую тираду водила.

Старшина успокаивающе махнул ладонью. Он не то имел в виду. И мальчишек этих было не жаль, было бы чуток по-другому, на сто метров разницы – получили бы сами в грузовик четыре фауста из-за сараев и кранты! Холодок по хребту пробежал от сознания, насколько старушка с косой рядом на лисапете прокатилась.

— Ты – молодец! Все правильно сделал! — старательно показал губами старшина.

Но хмурый танкист только башкой замотал, отрицая похвалу.

— Молокососы совсем же! Живодристики! — сказал.

Вот и пойми его.

Встали аккуратно, выбрав кусты поудобнее. Санитары – тертые калачи, тут же заняли круговую оборону. Берестов с картой подошел, развернул. В полутора километрах та самая деревня. Вытянута кишкой вдоль дороги. Вроде и небольшая, но крестик стоит – значит кирха есть. Синяя нитка – то ли ручеек, то ли речка, то ли канал, мостик обозначен. Это хуже, мост немцы явно под прицелом держат, если они еще в деревне. И, судя по дальним щелчкам выстрелов, в населенном этом пункте есть немцы и наши вроде живы – слухач-скобарь точно говорит – одиночные выстрелы из ППШ и винтовок – наших и немецких. пара очередей из МГ-42 точно была. То есть обложили и тревожат в расчете на расход патронов. Что радует – артиллерии и брони у остаточной этой немецкой группы нет, иначе бы кончилось все быстро и просто – выкатились бы на прямую наводку и влепили по окошкам. И в подвале – шурум-бурум из мертвецов и битых банок с вареньем и соленьем. Видал такое Волков пару раз, убедился в том, что ни хрена там ценного не остается – не то, что стеклянные банки побиты, это само собой, а даже часы у покойников встают наглухо, потому если в подвал стреляли из пушки – никакого резона нет залезать. А наши живы пока, огрызаются. Вот ручей чертов – помеха очень неприятная, мост, если не дураки немцы, а они всяко не дураки – обязательно под прицелом.

Начштаба карту сложил, когда все запомнили, что да как, поглядел вопросительно на старшину. Волков кивнул, усмешку сдержав. Давно еще разговор был – на Финской зимней, что добровольцем старшина никогда не вызывается, потому как отец запретил, много повоевал Волков-старший и был уверен – в добровольцы лезут люди не знающие, что предстоит, и потому гибнут добровольцы раньше, столкнувшись с неожиданным. А по приказу начальства надо делать все, начальству – виднее. Это замкомвзвода в приватной беседе как бы невзначай выложил новоиспеченному лейтенантику – и тот запомнил. Тогда еще сложилось, что если что головоломное приказать надо – Берестов сначала вот так глянет, дескать как, все представляешь? И в ответ кивок незаметный для остальных – да, командир, понимаю. И сейчас – приказал Берестов Волкову с тремя бойцами выдвинуться вперед и поглядеть, что да как. Старшина в ответ сказал положенное по уставу и отправился, прихватив с собой Кутина, глухого танкиста и охотника псковского с пулеметом МГ. У пулеметчика и водителя оказались с собой бинокли, правда явно гражданские, без насечек артиллерийских, но вполне себе годные.

Не засвечиваясь и аккуратно выбрали место для наблюдения. Пригорок невеликий, а ближний конец деревни – как на ладошке. Каменные дома, ясное дело, торчит шпиль с башней колокольни, мостик – добротный, старый, каменный, ручей этот сраный, слова доброго не стоит, а не перескочишь. И сбоку от моста, уткнувшись рылом в топкий берег дымит еще слегка грузовичок медсанбатовский. Вроде не сгорел весь, но курится. И сидит как-то странно – то ли увяз по брюхо, то ли колеса прострелены и потому низко так.

Досталось и деревне – крыши черепичные побиты, в проломах стропила, словно ребра, торчат, оспин на стенках хватает, пара дыр от снарядов, мусор вокруг, воронки, доски какие-то ломаные, тряпки, бумажки. Гражданских не видать, мелькнул было мужик в пальто черном, в шляпе, но с винтовкой. Потом глазастый охотник засек пару сукиных детей с пулеметом в окошке трехэтажного дома. На колокольни кирхи, как ни странно – никого. Выстрелы тут отчетливее слышны стали.

Вглядывались до боли в глазах, наконец удалось засечь, пару немцев в черной форме куда-то азартно лупивших из автоматов, поочередно высовываясь из-за угла дома, легкомысленно подставив спины сидевшим на горке наблюдателям.

— Вон в том домике наши. На палец левее столба дыма. Двухэтажный беленый. На нем крыши, считай, нету, — сказал уверенно псковитянин.

— Согласный, — кивнул Волков и послал за Берестовым. Кутин сгонял мигом.

Доложили соображения.

Начштаба пожевал губами, подумал.

Решили, что тут на опушке встанет авто с «эрликоном» в кузове. Кутин после пристрелки должен накрыть обнаруженный в окне пулемет. Пскович со вторым номером займет позицию левее, будет подавлять огнем обнаруженные цели и не даст немцам лезть из деревни – дом с ранеными стоял на самой окраине, потому и продержались там ребята.

Двумя машинами быстро проскочить к дому и под прикрытием эвакуировать раненых. Дым неподалеку от дома как-то заставлял подумать, что оставшаяся пара грузовиков накрылась. И непонятно – что с танком стало? Уехать он не мог.

Огонь из «эрликона» удивил всех, даже и наводчика. Во-первых тем, что обойму первую орудие сожрало с невиданной жадностью, дрыкнув коротко – и только последняя гильза по полу кузова заскакала. Буквально секунда – и нет обоймы! Второе поразило не меньше – попадания (а Кутин мимо дома не промазал) впервые такие увидели – думали, что будут вспышки, пыль, дым, конечно – но такого не ожидали. Фасад дома тут же скрылся за плотным дымным облаком, чистого снежного цвета, из которого невесомо и нежно вылетали изящными дугами десятки слепящих даже на таком расстоянии огоньков, бело-жгучих и за каждым тянулся ниткой плотный белый дым.

— Йоптель-дроптель! — восхищенно заявил глухой танкист, выразив невольно общее впечатление. На зарычавший сбоку МГ уже и внимания не обратили, хотя из всей артели только пскович время зря не тратил – установил до того прицел, взял на мушку окно с пулеметчиками и пошел поливать в унисон с «эрликоном».

Берестов напомнил, что красная ракета – нужна помощь, зеленая – отход!

Минутное замешательство прошло и два грузовика рванули полным ходом, надеясь на эффект неожиданности. Волков покинул кабину, ехал в кузове и был готов открыть огонь по первой же цели. Не понадобилось, проскочили. Кутин над головами влепил куда-то второй обоймой. Шустро начал, при таком темпе скоро боезапас исчерпает до донца. Это у запасливого скобаря патронов мало не вагон с маленькой тележкой. И его пулемет работает старательно и размеренно.

Очень было неприятно нестись вот так – очертя голову и в каждом окне мерещилось что-то двигающееся, а потом морок пропал, машина встала у стенки, прикрывшись домом от пулемета, а там, откуда недавно лупили автоматчики, как раз впивались иглы трассеров из МГ.