Из-за парты — на войну

Из-за парты — на войну

Об авторе

Сколько бы ни прожил человек, самыми долгими в его жизни остаются первые восемнадцать — двадцать лет. Здесь все памятно, значителен каждый прожитый день. И на всю дальнейшую жизнь бросает свой отсвет юность.

Книга Натальи Кравцовой, которую вы прочтете сейчас, написана о юности поколения. А его юностью была война. Самая грозная из всех войн, которые когда-либо вело человечество, самая истребительная. И решалось в той войне многое, бой шел за жизнь и ради жизни на земле. Прямо из детства, со школьной скамьи уходило поколение в суровую свою юность.

Это о своих ровесниках и о себе писала Юлия Друнина, санинструктор пехотного батальона. И об этом же поколении, из которого так мало вернулось живыми, но благодаря кому столько людей живет сегодня на земле, писал Давид Самойлов, солдат призыва сорок первого года:

Навечно молодыми они и остались — большая часть поколения. Остались в памяти друзей и родных, в поэмах, в книгах, в песнях, в облике и в характере людей, живущих ныне: мальчики, школьницы, в грозный час уходившие защищать Родину.

В чем-то судьба Натальи Кравцовой была романтичней других: она не уходила на фронт, она улетала на войну. Начав летать в школе, она, в сущности, начала путь своей жизни, сама еще не зная об этом.

Перед поколением лежало столько дорог. Еще не начинали осваивать космос, но уже осваивали Северный полюс. Папанинцы, Чкалов — они были примером, они были мечтой каждого из нас. Но дорогой поколения стала дорога на фронт. И делом всей юности. А для тех, кто не вернулся, — делом всей жизни.

Не все подвиги той поры стали известны, не все известное сохранила память. И уже не каждое событие различимо в отдельности на отдалении лет. И жертвы, и небывалые испытания, и беспримерное мужество — все это теперь слилось в единый всенародный подвиг.

Герой Советского Союза Наташа Меклин, Наталья Кравцова, летчица 46-го гвардейского Таманского авиационного полка, совершила девятьсот восемьдесят боевых вылетов, а каждый такой вылет мог стать последним, становился последним для многих ее подруг. Вместе с Натальей Кравцовой пришли с войны герои ее книг — и те, кто воевал с ней в одном полку, и те, кто создан воображением, соединив в себе лучшие черты многих. Обычные люди в обыкновенной жизни, они в час испытаний думали не о себе, а о том, что каждый из них может отдать Родине. И не останавливались там, где надо было отдать за нее жизнь.

Так же как и ее героям, Наталье Кравцовой, в сущности, было очень мало лет, когда закончилась Великая Отечественная война, завершился этап человеческой истории. Как и большинство ее ровесников, вряд ли она тогда думала, что это ведь главное дело жизни совершено. Но проходили годы, и смыслом жизни стало воскресить в своих книгах тех, кто остался на войне, чтобы не забылось, не утратилось то лучшее, что они несли в себе.

«Из-за парты — на войну» — четвертая книга Натальи Кравцовой. А все они вместе — рассказ о незабываемых днях, рассказ о поколении, о комсомольцах военных лет.

Есть непременное свойство, которое отличает книги мужественных людей. Что бы ни испытывали герои их, проходя через сомнения, трудности, через бой и кровь, молодому человеку, читая такие книги, хочется самому все это испытать, быть так же достойным своего времени.

Вот это прекрасное свойство в первую очередь отличает книги Натальи Кравцовой.

Григорий Бакланов

ОСОБЕННЫЙ ДЕНЬ

Нет, не сидится мне сегодня на уроках. Я рассеянно слушаю учителей, отвечаю невпопад и никак не могу дождаться конца занятий.

Последний час кажется самым долгим. То и дело я оборачиваюсь и узнаю время у разговорчивой Мурки — у нее есть часы.

— Сколько осталось?

— Пятнадцать!

Мурка, оторвавшись от разговора с соседкой, отвечает мгновенно, и каждый раз в ее глазах вспыхивает огонек — для нее это вроде игры.

Проходит еще немного времени, и я, не выдержав, опять спрашиваю:

— Сколько?

— Двенадцать! — громко шепчет Мурка, наклоняясь вперед: может быть, я скажу, куда так спешу.

Я вздыхаю.

А в правом ряду впереди сидит Валя Чугарина и напряженно смотрит на учителя, думая, конечно, о полетах. Только Валя понимает мое состояние. Она часто оборачивается, бросая на меня быстрый, взволнованный взгляд. Учится Валя средне, но в этом не ее вина: дома ей приходится помогать больной матери и ухаживать за младшими сестренками, садится за уроки она поздно вечером, когда все уснут и в единственной комнате становится тихо. Но в планерную школу Валя записалась: стать летчиком — ее мечта.

…На огромном зеленом поле стоят планеры. Их много. А где же мой? Из множества планеров, окрашенных в разные цвета, я выбираю самый красивый — белый. И вот я уже в кабине…

Никогда еще я не видела настоящего аэродрома — только в кино. Да и планера не видела. Но это неважно… Забыв обо всем на свете, я быстро набрасываю строчки, зачеркиваю, переписываю.

Кто-то легонько толкает меня в бок.

— Тала! Наталка!

Это Мурка. И я слышу голос учителя:

— …Пожалуйста, повторите!

Я встаю и, покраснев, пытаюсь вспомнить, о чем он говорил. Биография Коцюбинского… Но что именно? Нудно я начинаю:

— Ну, значит, Коцюбинский в это время… много работает, пишет.

Учитель, подняв брови, смотрит на меня, всем своим видом выражая крайнее удивление: ведь я отличница.

— Садитесь. Надо слушать, а не витать в облаках.

Как медленно тянется время!

В классе оживление — последние минуты перед звонком. Книги давно собраны, портфель в руках, и я, как бегун на старте, жду сигнала, чтобы сорваться с места. Сегодня особенный день — сегодня я впервые поднимусь на планере! Но я никому ничего не говорю: а вдруг полет не состоится, что-нибудь помешает…

Звонок! Я выбегаю в коридор, но здесь мне преграждает путь Оля Кузьменко.

— Талка, ты куда?

Оля учится в параллельном классе. Мы с ней большие друзья, рядом живем, вместе занимаемся в гимнастическом кружке и обычно делимся всеми своими горестями и радостями. Но сегодня я, не задерживаясь, на ходу объясняю ей:

— Я очень спешу, Оля! Потом расскажу, вечером!

Прыгая по лестнице через две-три ступеньки, я почти спустилась с третьего этажа на первый, когда вспомнила, что могу встретить учителя физкультуры, Федора Ивановича, и тогда мне не поздоровится: уже два раза подряд я пропускаю гимнастику. Стоило мне об этом подумать, как сразу же я увидела его. Федор Иванович стоял в дверях спортзала и сурово смотрел на меня. С виноватой улыбкой я поздоровалась: