Приключения бывшего мичмана(СИ)

Подъесаул Сергей Иванович приглашает нас в одну из палаток. Здесь стоит печка–буржуйка из нержавейки и несколько двухъярусных кроватей, на которые мы присели. С учетом больных ног ростовского атамана это оказывается кстати. Хозяин палатки лично принес нам тарелки с супом и кашей. Мы с удовольствием подкрепляемся, а для аппетиту и сугреву, опрокидываем в рот по походной рюмке водки. Мой атаман на радостях говорит:

— Женя, а ведь мы хорошо устроились. Шурпа горячая у нас есть, каша есть и даже что налить, тоже есть. Что нам еще надо? Казаки поют. Слава Дону, слава Богу! — против этого возразить нечего, зато есть повод. — Женя, наливай! За встречу на Дону!

В палатку входит калмык, который назвался Сергеем, он разведчик и воевал в городе Счастье. В беседе выясняется, что со своими товарищами он подбил танк, два БТРа и положил около сотни бойцов украинской армии. Его дед тоже воевал, видно, что Сергей им гордится. Мы около часа гостим в палатке, пора и честь знать, выходим. Мои атаманы общаются с казаками, которые по ходу разговора меняются. Я же веду интересную беседу с Сергеем Ивановичем, он, как и я, служил в минно–торпедной части военно–морского флота. Только мне довелось ходить на подлодке в море, а подъесаул в минно–торпедной части собирал торпеды.

Он рассказывает много интересного. Когда началась заваруха в Украине, он с казаками на блокпост города Славянск прибыл «с одними дубинами». Потом без помощи России они у украинской армии отвоевали оружие, танки, боевые машины пехоты, другую технику. Ситуация с «геройской» украинской армией у меня вызывает смех, а простодушный Сергей Иванович подтверждает:

— Да, да, — и продолжает, — мы даже подбили пару вертолетов Ми‑8. Один задымился. Дымит и чох, чох приземлился. Местное население нас кормило.

Я не удерживаюсь от вопроса:

— А все–таки местные ребята воевали против украинской армии или не воевали? — заметив на лице подъесаула ухмылку, понимаю. — Вопрос сложный.

— Дебальцево, Дебальцево, я его называл Ебальцево. Они говорили нам: «Вам надо, вы и воюйте», — недовольно отвечает Сергей Иванович.

— Значит, они не хотели воевать даже за себя? — уточняю.

— Да, — с нажимом подтверждает собеседник, — мы приехали, им предлагаем: «Давайте выставляться на блокпосту», а они: «Вам надо, вы и воюйте». В общем, местные двое суток на блокпосту посидели и ушли.

— Навоевались, — с усмешкой подвожу итог.

— Навоевались, — подтверждает подъесаул, — и пошли они на работу.

Мой атаман вмешивается и своим вопросом подводит черту:

— То есть Дебальцево себя не защищало?

Сергей Иванович с готовностью подтверждает:

— Нет, не защищало… Ебальцево!

У меня возникает естественный вопрос:

— Хорошо, Иванович. Местные воевать не хотят, а как они тогда отнеслись к тому, что вы пришли их защищать?

— Нормально! — убежденно заверяет подъесаул.

— …но ленивые, чтобы себя защищать, — завершаю его фразу.

— Да. Они говорят: «Вы за нас повоюйте, а мы пойдем, поработаем на свой карман», — возмущается офицер.

Евгений Александрович задает прямой, пожалуй, даже принципиальный вопрос:

— Скажите, решение Атамана Козицына помочь нашим братьям в Украине — это правильно?

Сергей Иванович отвечает без тени сомнения и без заминки:

— Это даже не обсуждается. Однозначно правильно!

Мой атаман не всю нашу беседу с подъесаулом слышал, поэтому продолжает его расспрашивать, дублируя мои вопросы:

— Как эти районы отнеслись к приходу казаков?

— Люди несли все… да, простые люди несли все: хлеб, сало, чтобы нам хоть как–то помочь и обустроить.

Мой атаман не унимается:

— Значит, население было «за»?

— «За», только «за»! Ну и предатели тоже были. Потихоньку сфотографируют наши позиции и выложат в интернет.

Пытаюсь уточнить:

— И еще ваши фамилии подпишут?

— Да.

Евгений Александрович продолжает задавать вопросы:

— А поддержку России вы чувствуете?

— Конечно, нас поддерживали, но не так, как нам бы хотелось. Боевые трофеи мы добывали сами, например, отжали шесть БМП.

Атаман, как бывший военный летчик интересуется:

— А как реагировали хохлы на вашу атаку?

Сергей Иванович, внутренне подбираясь, отвечает:

— Они были злые. Особенно когда пришли бендеры, западенцы. Это самые настоящие варвары, это они начали, ведь у них нет ничего святого. Я тоже стрелял даже в малого, но он, же снайпер… мы давали им возможность уйти без оружия — зачем, же своих мочить.

— Мочить друг друга — это же в угоду Америке и Западной Европе, — не удерживаюсь от комментария.

— Да. Но мы договаривались. Жалко этих пацаненков, гражданские тоже жалели и их кормили. Они же были голодные. Мы им говорим: идите в Россию. — Сергей Иванович, вспомнив о наболевшем, меняет тему: — Очень плохо стреляла Муха — пятьдесят на пятьдесят.

— Это переносной одноразовый огнемет? — уточняю. — Видимо из–за просроченного хранения, огнеметная смесь — это же химический состав и со временем разлагается.

К разговору присоединяется ростовский атаман:

— Да. И мы на нее не очень надеялись. Зато РПГ лупил, будь здоров, без осечек. Мы сразу пришли в Славянск, а потом перешли в Дебальцево.

Подъесаул рассказывает эпизод из боевой деятельности своего подразделения:

— Одного разведчика–москвича мы захватили с удостоверением и ноутбуком, он работал на украинскую разведку. Когда мы его передавали в ФСБ, то он психанул: «Не убивайте меня!» Фээсбэшник ему в районе груди пальцем «тук», тот сразу обмяк, его на плечо и понес… — через паузу продолжает. — Ну, мы же не варвары. Он нас продал. Мы проводили операцию, а нас там уже ждали. Хотя и мы вначале слишком доверяли местным, поэтому иногда влипали. Но потом мы стали более осторожными и в присутствии посторонних о своих боевых делах болтать перестали.

— Нет, доверчивость на войне допускать нельзя, — не удерживаюсь от комментария, — и не позволяйте себя там фотографировать. Если кто–то это делает, особенно втихаря, то надо разбивать фотоаппарат или телефон, нечего на войне устраивать фотосессии. Ведь, прежде всего, это ваша личная безопасность, которой нельзя пренебрегать.

Сергею Ивановичу под пятьдесят, и он сетует:

— С возрастом теряется слух, ухудшается зрение, особенно это ощущается на войне.

За время разговора с подъесаулом мой атаман успевает участвовать в беседах и с другими казаками. Вот и сейчас он знакомит меня с тем, кого я знаю заочно:

— Алексей! Тут вот Николай Иванович, святой отец церковь построил, я вам про него рассказывал.

— Так я и сам знаю, его вместе сыном не раз по телевизору показывали!

С большой симпатией жму руку Николаю Ивановичу Тарасенко. У него седая борода, он одет в обычную гимнастерку, поверх которой наброшена гражданская куртка, а на голове — кубанка из серого каракуля. По просьбе атамана я фотографирую его вместе с отцом Николаем. Его сына зовут Владиком, он казак, и на нем белая кубанка и защитная гимнастерка.

Николай Иванович Тарасенко — человек удивительной судьбы, он родился в 1947 году в Луганской области. Сам Всевышний его закаляет и подвергает испытаниям. Скучная и неинтересная учеба в ПТУ. После службы в десантных войсках он серьезно травмируется и получает двойной компрессионный перелом позвоночника. Год в постели для него не оказывается безнадегой, он сам разрабатывает лечебную гимнастику и встает на ноги. Потом долгие поиски себя в деле, которые не безуспешны, — он оканчивает исторический факультет Ворошиловградского пединститута и факультет археологии Ленинградского университета. Господь ведет Николая по жизни, наделяя его даром археологических изысканий, что позволяет ему совершать удивительные научные находки в Африке, в Латинской Америке и в Донбассе. Несмотря на скептиков от науки, он в Никарагуа совершает мировую сенсацию — находит стоянку возрастом около 33‑х тысяч лет до нашей эры с орудиями труда и костями мамонта. После этого ему предлагают кафедру в университетах Санкт — Петербурга и Киева, а президент Никарагуа желает видеть его координатором музеев археологии. Но Господь ведет Николая только ему одному известным путем: «В Америке мне то ли приснился сон, то ли было видение: разверзается голубая полоса небес, и я вижу родные места — темные курганы, каменистые утесы, зеленые буераки, криницы и речушки с прохладной водой. Потом прозвучал голос сверху: ‟Николай! Езжай домой и построй в этом месте храм во имя Господа Нашего Спасителя!»» На это его благословляет епископ Аргентины и он возвращается в родное село Зеленый Гай.