Приключения бывшего мичмана(СИ)

Наступает вечер, незаметно опускаются сумерки, чувствуется прохладный ветер, и мы подумываем о возвращении в Ростов–на–Дону. Но у кого–то мелькает мысль переночевать здесь в палатке. Недалеко слышится слово «папа». К нашему кругу подходит высокий, под два метра, стройный, как тополь, одетый в камуфляжную куртку и джинсы бородатый парень. Его открытое улыбчивое лицо светится добротой. Евгений Николаевич с гордостью представляет:

— Вот мой крестник Миша.

Казаки называют его Мишаней, а «Папа» — это позывной, он уже полтора года повоевал на Луганщине. Ростовский атаман заговаривает с ним насчет формы одежды и погон. Я же оборачиваюсь и вижу красивого скакуна, в седле которого сидит высокий коренастый калмык с шашкой. Он красуется верхом на жеребце, который нетерпеливо топчется на месте, а потом с места срывается в галоп. Всадник с шашкой наголо ветром уносится в степь. Возле меня женщины в растерянности роняют:

— Ой! Мы же хотели его снять, даже фотоаппараты достать не успели, как он от нас ускакал.

Мне забавно, и я смеюсь:

— Надо быть в готовности. Я вот, например, успел его сфотографировать.

Евгений Александрович смеется и женщины тоже — их веселит собственная нерасторопность. Они делятся своими впечатлениями, как хорошо на джигитовке выступили девчонки:

— И даже лучше, чем мальчишки!

Через несколько минут в нашем кругу оказывается тот самый калмык, который не дался женщинам–фотографам. Он приятно огорошивает нас приветствием:

— Хай жыве Беларусь!

Мой атаман отвечает:

— Слава Калмыкии!

Доброжелательное приветствие так всем нравится, что мы его несколько раз повторяем. Калмык в своих пожеланиях, как в стремительном галопе, неудержим:

— У Лукашенко выборы и мы желаем ему победы.

Нас очень заинтересовал доброжелательный казак, мы просим его представиться, и он без жеманства выдает о себе:

— Санал Дорджинович Куваков — атаман Калмыцкого казачьего округа, заместитель Козицына по Москве, директор Центра Евразийской экономической агропромышленной политики Совета по изучению производительных сил Министерства экономического развития Российской Федерации, генерал–майор казачьих войск. В казачестве с 1989 года, — подчеркивает, — Николай Иванович Козицын вступил позже.

Здесь царит настолько доброжелательная обстановка, что все между собой общаются с большим удовольствием. Евгений Александрович встречает чувашского атамана, и затевает с ним разговор. Он тепло отзывается о чувашском народе, который во время Великой Отечественной войны приютил его семью в городе Ядрин. Отсюда с железнодорожной станции Шумерля в 1942 году его два брата, Владимир и Михаил, ушли на фронт, где как десантники исполнили свой воинский долг.

За столом завершается последняя партия в шахматы, чемпионом становится казак из Калмыкии. Николай Иванович с удовлетворением вручает победителю шашку. Тот с видимым удовольствием позирует, демонстрирует шашку, выдвинув ее из ножен на четверть. Латунные части ножен и сталь клинка бликами играют на солнце, радуя взоры казаков. Благодушное лицо победителя светится достойной улыбкой — что может быть лучше наградного оружия для казака, получившего его из рук атамана.

Теперь Атаман Козицын присаживается за стол, за которым только что разыгралось последнее шахматное сражение, и начинает подписывать приказы и грамоты, а также патенты на чины, удостоверения на медали и удостоверения казаков. В отличие от военнослужащего казаку присваивают не звание, а чин, который традиционно подтверждается патентом. У Козицына это занимает продолжительное время, и я отвожу душу, фотографирую его с разных сторон и ракурсов. Атаман сидит на лавке и размашисто ставит свою подпись, прихлопывая ее круглой печатью. На голове у него набекрень сидит каракулевая кубанка, одет он в черную куртку и шаровары с простыми казачьими лампасами, на ногах — хромовые сапоги. Секретарь казачка Юля стоит перед ним в форме, пилотке и аксельбантах, вместо Атамана демонстрируя блеск и представительность. Она проделала большую работу по подготовке большой кипы документов, которые подает по порядку и делает необходимые пояснения. При всей ответственности момента Атаман не теряет нити разговора в среде окруживших его казаков и где шуткой, а где острым словом участвует в беседе.

Эта обстановка навевает мне воспоминание о картине выдающегося художника Ильи Репина «Запорожцы», больше известной, как «Письмо запорожцев турецкому султану». По ее сюжету запорожцы пишут оскорбительный ответ османскому султану Мехмеду IV, осмеивая доблесть кичливого «непобедимого рыцаря», на его ультиматум: капитулировать и прекратить нападки на Блистательную Порту. Я не художник, но прямо на месте у меня в голове рисуется образ холста–ремейка под названием «Вежливый ответ султану».

Мы втроем отходим в сторонку и опрокидываем по рюмке, а Евгений Николаевич объявляет:

— Так, мы уже отваливаем.

Но как оказывается, до нашего отъезда еще совсем не близко. Козицын вдруг обращается к своему помощнику Вячеславу Константиновичу:

— А ну–ка комендант, накорми кулешом белорусского атамана, — и тут же добавляет, — и я с ним поем.

Они заняты не только кашей, но и важным разговором. Евгений Александрович делится последними новостями. Атаман Всебелорусского казачества Николай Еркович выступил с призывом: Верховного атамана Беларуси, коим является Александр Григорьевич Лукашенко, избрать Президентом Республики Беларусь. Под документом поставил свою подпись и атаман Белорусского отдельного казачьего округа Всевеликого Войска Донского Россолай. Козицын проявляет желание как–нибудь пообщаться с инициатором обращения. В нашей республике с упомянутым общественным объединением их всего три, которые относят себя к казачеству: Белорусское казачество с атаманом Николаем Улаховичем и Международные миротворческие силы казачьей гвардии, которое возглавляет атаман Сергей Новиков.

С белорусским атаманом мы идем за валы до ветра. Там сверху я с удовольствием фотографирую виды степи и казацкого стана. Гуляя по валам, встречаем молодую красавицу казачку с длинной косой в цветастом платье. По моей просьбе Вера с белорусским атаманом позируют, и я их снимаю. Мимо проезжает казак на тонконогом дончаке, одной из самых самобытных заводских пород лошадей России. Это оказалось великолепной находкой, чем я с большим удовлетворением пользуюсь.

Нагулявшись по валам и нафотографировавшись, мы подходим к бивуаку. А там уже уха в казане исходит паром, казаки у него, будто вокруг центра вселенной, суетятся. Мы также с большим аппетитом подкрепляемся ухой, а потом догоняемся гречневой кашей.

В сумеречном небе виден легкий самолет, который облетает казачий стан, наверняка, любуются шермициями и сверху фотографируют. Евгений Николаевич предлагает:

— Давай здесь переночуем, чтобы не мотаться туда–сюда.

— Так ведь водки уже нет, — замечает мой атаман.

— Точно, дуба дадим, а мне потом перед вашим батькой отвечай. Поехали, а завтра утром рано вернемся, — соглашается хозяин.

За нами приезжает его сын Сергей. Вместе с нами в машину грузится Сергей Иванович. Дорога занимает примерно около часа, поэтому наши разговоры бесконечны. С подъесаулом мы беседуем о флоте, но начинает говорить Евгений Николаевич, я умолкаю и с интересом его слушаю:

«Шестого июня звонят мне казаки с Луганщины:

— Нас окружили, щас укры начнут нас долбать. Что нам делать?

Я тут же набираю Козицына, который там же, на Луганщине, но на другой позиции, и объясняю ему положение. Рассказываю, а меня всего колотит, мне стало страшно, вдруг там погибнут мои товарищи. Не знаю как, но Николай Иванович к ним прорывается и говорит: