Новый Мир ( № 1 2009)

Михаил Тарковский. “Каждый тянется к тому, чего ему мало…” Беседу вел Игорь Михайлов. — “Литературная учеба”, 2008, № 3 <http://lych.ru>.

“Я особо не слежу [за литпроцессом], потому что нужно тогда огромное количество журналов и книг читать. С ума сойдешь. Тем не менее что-то доходит. Вообще очень разные у всех взгляды, пристрастия. Я никому не навязываю ничего, тем более, крайне привередлив. Мне нравится все исконное, простое, русское. И где есть красота и глубина. <...> Большинство из того, что печатается, мне не нравится”.

Хазрат Мирза Тахир Ахмад. Откровение, истина и человеческий разум. Перевел с английского Р. Г. Бухараев. — “ AMANAT ”. Журнал литературы народов мира. Алматы, 2008, № 2.

Среди прочего: “Мы принимаем всего Сократа. <...> Да будет Аллах доволен им! Да ниспошлет Он ему самые лучшие благословения; но горе его убийцам”. Следует отметить, что речь вообще идет об Ахмадийском движении в исламе, движении, так скажем, не магистральном.

См. также: Равиль Бухараев, “ Об исламе и насилии” — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2008, № 11 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.

См. также: Равиль Бухараев, “Дорога Бог знает куда (Книга для брата)” — “Новый мир”, 1996, № 12.

Елена Трифонова. Сентиментальное путешествие в страну медиального. — “Органон”, 2008, 10 и 18 октября <http://organon.cih.ru>.

Среди прочего: “<...> новое веросознание — смотреть по телевизору прогноз погоды, где сообщают о том, что завтра не будет „конца света””.

Михаил Трофименков. Все стороны левого. — “Книжный квартал”. Ежеквартальное приложение к журналу “Коммерсантъ/ Weekend ”. Вып. 3, 2008 (“ Weekend ”, 2008, № 34, 5 сентября).

“Самое органичное воплощение левой идеи в русской культуре — махновщина.

„Я — война”, „хороший человек — это мертвый человек”, — пишет „черная звезда” поэзии Алина Витухновская, внучка, что примечательно, знаменитой эсерки Берты Бабиной: „Девочки с бомбами сделают миру аборт”. Поколение бабушки верило, что, взорвав господина генерал-губернатора, можно что-то изменить. Внуки в лучшем случае верят, что господина генерал-губернатора можно взорвать”.

“У исторического пессимизма, окрасившего левую литературу, есть обратная сторона: самоирония. Стебется над бунтарями, любя и жалея их, Наталья Ключарева. Стебется над всеми и вся поэт Всеволод Емелин, чья ирония скрывает пафос „русского Беранже”: „Нас всех здесь схоронят и выпьют до рвоты в рабочем районе, где нету работы. Мы только мечтаем, морлоки и орки, как встретим цветами здесь тридцатьчетверки”. Но и стеб — метаморфоза анархистской идеи, неумолимо мутирующей в России в даже не махновский, а „зеленый” лозунг Гражданской войны: „Бей белых, пока не покраснеют, бей красных, пока не побелеют”. Возможно, это и есть не просто левая, а национальная идея”.

Елена Фанайлова. Жесты. Эссе и интервью. [Интервью брал Павел Настин.] — “РЕЦ”, № 52 (“Логос и жест”, 2008, август) <http://polutona.ru/rets/rets52.pdf>.

“<...> энергия русской революции 17 года, отчасти подхваченная Оттепелью, и энергия Второй мировой, которая поставила народ на грань жизни и смерти, та энергия, которая рождала великие тексты на русском языке, более в обозримом будущем возвращаться не собирается (может, оно и к лучшему). Поэтому необходимо как-то внутренне перегруппироваться и поискать источники культурного смысла уже не в имперской силе, не в государственной пассионарности и, соответственно, не в воспроизведении старых поэтических механизмов, а попытаться разобраться с более частными историями, с человеческим, сгоревшим в горниле революционной энергии, с семейными архивами”.

“Я счастлива, что со времени моих инвектив появились корпуса текстов Бориса Херсонского и Федора Сваровского, сборник Сергея Круглова и поэма Марии Степановой. Это работа частных лиц над частной жизнью, основанная на глубокой культуре и нравственном отношении к действительности. Мне нравится подрывная работа Кирилла Медведева, он правильно ставит вопросы. Я не понимаю стихов, которые написаны для банального психологического удовольствия. Мне кажется, стихи должны быть написаны для понимания мира, они должны человека пишущего и читающего выстраивать, что ли. У названных мною авторов, в их текстах есть большая смелость: они ломают жанр и представления о том, что может и не может, должна и не должна делать русская поэзия, они выходят в те поля, которые русской поэзии были незнакомы”.

“Главным русским поэтом сейчас мне представляется Николай Алексеевич Некрасов <...>”.

Марк Фрейдкин. О Венедикте Ерофееве. — “ TextOnly ”, № 26 (2008, № 2) <http://textonly.ru>.

“<...> в Венином случае миф и реальность довольно близко совпадают, особенно если учесть, что свою „легенду” он во многом сотворил сам. Во всяком случае, как мне кажется, Веня за редкими исключениями предстает в „воспоминаниях современников” примерно таким, каким он, наверно, и хотел в них выглядеть”.

“Не могу согласиться с глубоко мною чтимым М. Л. Гаспаровым, который в своих „Записях и выписках” однозначно назвал Веню антисемитом. Хотя, конечно, его отношение к евреям вообще отчасти обуславливалось вдумчивым чтением Розанова и, соответственно, было непростым и амбивалентным. Кроме того, сюда примешивался и фрондерский протест против традиционной юдофилии российской либеральной интеллигенции. Но в бытовом и чисто человеческом плане ни о чем подобном не могло идти и речи, и здесь никого не должны вводить в заблуждение некоторые Венины bons mots из посмертно опубликованных записных книжек или то, что словечко „жидяра” было одним из самых употребительных в его лексиконе. Это, на мой взгляд, носило во многом игровой характер, да и вообще Веня, как мне кажется, был гораздо более „театральным” человеком и гораздо чаще „работал на публику”, чем о нем сейчас принято говорить”.

“Все эти красивые разговоры о „пьянстве как служении” и тем более о „пьяном Евангелии от Ерофеева” или даже о „сверхзаконном подвиге юродства” мне по меньшей мере не близки и попросту кажутся не очень умными, чтобы не сказать сильней. Собственно говоря, в Венином случае это была не привычка и уж тем более никакое не служение, а тяжелая и практически неизлечимая болезнь, весьма, увы, распространенная как среди талантливых и неординарных людей, так и среди людей вполне заурядных, причем чаще всего низводящая первых на уровень вторых. Во всяком случае, ее клинические проявления в обоих случаях очень мало различаются”.

Борис Херсонский. “В природе поэзии заложена ересь…” Беседу вел Михаил Штекель. — “Галерка”, Одесса, 2008, 1 сентября <http://www.galerka.com>.

“Я вам скажу откровенно, в Одессе я был поставлен в ситуацию полной изоляции. Мы небольшой, в смысле культуры, город. И управление культуры находится в двух-трех парах рук. Достаточно, чтобы одна из голов, принадлежащих этим рукам, к тебе как-то иначе отнеслась, и это все. Ну что ж, это наш город, это его специфика. Я всегда смотрю на любой провал как на новую возможность. Никогда бы я не был так активен, если бы жил, как полагается, в своем городе, и понемногу печатался. <...> В Москве наличествует арбитраж — критическая прослойка. Существуют критики, имеющие определенный авторитет, существует редактура и корректура. Стихи — это не только то, что выплескивается. Они обсуждаются, и тебя могут похвалить или поругать. Причем есть разница — похвалит тебя этот критик или какой-то другой. И даже отрицательное мнение какого-то критика может быть похвалой. В Одессе ничего этого нет. Движения здесь — движения в вакууме. Каждый человек, позиционирующий себя как поэт, может существовать. Я всегда говорю — там, где разрежен воздух, там легко махать руками, но очень трудно дышать”.