Одиночество зверя (СИ)

— Но вы думали о ней? Вы же видели — людей арестовывают примерно за то же самое, чем занимаетесь и вы. Вам никогда не хотелось остановиться и заняться собой? Особенно, когда жена забеременела. Вы хотели счастья ей и будущему ребёнку?

— Хотел, разумеется. И она хотела. И оба мы не думали о капитуляции. Можно ли стать счастливым, предав самого себя? Думаю, нет. Мы не смогли бы в глаза друг другу смотреть.

— А ребёнок? Он ведь даже ещё не родился, и вы за него отвечали.

Ладнов всё понимал и всё помнил. Смешная девчонка добивалась от него искренности, но раскрывать душу на улице первому встречному люди обычно не спешат. Нужно сильно напиться, или тяжко согрешить, или отвергнуть всю прожитую жизнь как сущую бессмыслицу. Он же был абсолютно трезв, смертных грехов за собой не числил и жизнь свою напрасной не считал. Но слишком хорошо понимал заданный вопрос — он его самого мучил долгие годы. Библия не помогала — она не предлагала историй о блудном отце, нашедшем занятие более важное, чем его сын. Иисус предлагал идущим за ним оставить отца и мать, но не детей.

В лагере Ладнов получал письма от жены с фотографиями своего первенца и разглядывал их с жадным недоумением. У него есть сын? Он сотворил новую жизнь? Ладно, не он один — они с женой уподобились Богу и вновь сотворили первого человека на Земле? Ведь до него были только другие, со своими родителями и прочими предками, а их Колька стал первым и единственным — не похожий на других, произведение лишь своих озадаченных родителей, и ничьё больше. Смешной, но несбыточный, как мечта, смотрел он с фотокарточек на папашу и спрашивал: где ты?

Марина вместе с мужем ждала ареста и никогда не предлагала ему опомниться. Он помнил каждый её взгляд, каждую улыбку, свою глупую ревность, её невинный флирт назло ему и свою грубость временами в ответ на её вызов. Она никогда не считала себя его собственностью и не уступала ему, если считала неправым. В лагерь на свидания она приезжала одна, без сына — не хотела с младенчества приучать его к тюремному воздуху. Подолгу рассказывала мужу о забавных проделках его ещё бессмысленного отпрыска, а потом касалась ладонью щеки молчаливого узника, и тот без единого слова чувствовал в её ласке боль и заботу.

Временами накатывало отчаяние, и Ладнов по ночам грыз подушку в бессильной злобе. Он завидовал всем, кто жил снаружи ограды из колючей проволоки, в том числе жене, и ничего не мог поделать с предательскими мыслями. Наверное, из самых глубин души поднимались тогда худшие чувства, и он стыдился их перед самим собой, даже когда уступал им. Когда жена приезжала на свидания, он невольно принимался искать в её глазах признаки холодности и отчуждения и принимал за них любой её взгляд, не обращённый прямо к нему. Потом она уезжала, и он мысленно проклинал себя за слабость и измену, а Марина вставала в памяти образом живого ангела.

Они никогда не говорили друг другу нежных слов. Даже он ей — никогда. Оба боялись оскорбить осмысленным звуком немое ощущение счастья, великое в его неопределимости. Как описать дуновение ветра в степи и напоённый сиренью весенний сквозняк в пустой квартире? КГБ и Политбюро казались далёкими, нереальными, придуманными. Настоящей была лишь Марина с книгой на коленях в кресле под торшером. Она медленно переворачивает страницы и жадно вдыхает текст очередного потрясателя устоев, гордеца и пасквилянта. Или спасается от быта в стихах женщины, готовой к самопожертвованию и забвению. Она не состояла при нём, они стояли рядом. Он никуда её не вёл, они шли вместе. И сын, ещё не родившись, плыл со своими родителями в своё неопределённое будущее.

Впервые Ладнов увидел Кольку, когда тот уже ковылял на неверных ножках и постоянно лопотал на собственном языке таинственные откровения. Человек менее трёх лет от роду ещё не знает о существовании лжи и прочего зла — он видит вокруг себя бесконечный мир и хочет познать его. Мальчик смотрел на вошедшего в комнату мужчину и не понимал смеха матери. Она подталкивала его сзади и уговаривала подойти к папе, а мальчик считал папой фотографию в альбоме и не видел никакой связи между ней и незнакомым человеком.

Ладнов тогда подхватил ребёнка на руки, поразился его невесомости и уязвимости, а потом подумал о возможном кошмаре нового расставания. Он тогда испугался и целую минуту сомневался в своём выборе, а потом разозлился на самого себя. На глазах у сына он тем более не имеет права называть чёрное белым и прикидываться немым и глухим, когда его позовут на помощь. Это не выбор между ребёнком и общественной обязанностью, это единственно возможное поведение родителя, если он хочет воспитать сына порядочным человеком. Сейчас у него пухлые щёчки и ангельский взгляд, но он очень быстро вырастет, задумается о немыслимом и станет сравнивать своих родителей с идеалом.

Ладнов вспоминал собственное отрочество и восторг одержимостью героев хороших книг. Мальчишки не ценят заботу родителей о себе, они поклоняются отваге и решимости идти наперекор стихии. Они не думают о дальнейшем образовании и лучшем способе зарабатывания денег — им подавай реализм невозможного. И он не хотел разочаровать в будущем своего мальчика.

— Ваш вопрос не имеет ответа, Наташа, — произнёс Ладнов вслух. — Государство не имеет права ставить законопослушных граждан перед необходимостью подобного выбора. Но, если оно всё же заставляет их выбирать лучшее из двух предательств, то долго оно не протянет. Сын давно вырос, ровесник перестройки. И мы отлично понимаем друг друга. Думаю, окажись я мирным бухгалтером, наши отношения оказались бы сложней.

— А внуки у вас есть?

— Внучки. Две. И я сейчас совсем другой. Обеих встречал в роддоме и твёрдо намерен побывать на их свадьбах.

— И выбор перед вами больше не стоит?

— Не стоит. Но и времена сейчас всё же намного более вегетарианские, чем при коммунистах. Бизнесом я не занимаюсь, за налоги меня притянуть невозможно, и тщательно взвешиваю формулировки — на клевете меня тоже не поймаешь. Не обязательно называть чиновника вором и коррупционером, достаточно сказать юридически чистую правду: его сын или жена, или оба, стали успешно заниматься бизнесом именно после его назначения на высокую должность, у них или у него есть вилла на Лазурном берегу, на Женевском озере, во Флориде или в Лондоне, и так далее. Читатель сам додумает необходимые подробности, а я остаюсь вне зоны досягаемости.

Наташа шла рядом с бывалым борцом и думала о жгучих словах. Разница между правдой и ложью определяется доверием. Можно принять за правду клевету и не признать истину — всё зависит от человека. Поверив кому-нибудь, отдаёшься в его власть, оттолкнув иного, получаешь вместо свободы рабство. Слова зажигают людей, когда кажутся им правдой, но доверчивые могут ошибиться. Угнетённые отталкивают спасителей и верят поработителям, если борцы за свободу не могут опрокинуть словами вековые установления. Выходит, миром правит не истина, а вера? Или доверие? Слово само по себе ничего не значит, вера не нуждается в убеждении.

— Пётр Сергеевич, почему так трудно объяснить людям очевидные вещи? Ведь все всё видят, но мирятся.

— Потому что нам не верят, Наташенька. Мы зовём в неизведанные дали и не обещаем молочные реки в кисельных берегах. От нас ждут имени человека, который решит все вековые проблемы, а мы отвечаем: нет такого человека. Надо работать день за днём, кропотливо и настырно, непрестанно тыкать власти в нос её ошибки и преступления, и тогда, может быть, через десятилетия, после смены нескольких поколений политического класса, власть обнаружит людей. И, принимая решение, будет думать не о мнении царя-батюшки, а о справедливых требованиях граждан.

— А почему от нас ждут имени человека, решающего все проблемы?

— Потому что так было всегда. Макиавелли в «Государе» посвятил отдельную главу обоснованию утверждения: народ, который никогда не был свободным, никогда не обретёт свободу в будущем. Правда, он не ответил при этом на вопрос, откуда взялись народы, которые в прошлом были свободны, а потом свободу утратили. Древний Рим не сразу стал республикой.