Ёжик (СИ)

— Паша, я уважаю твой мозг, но ты им сегодня плохо пользовался. Посмотри сюда, — она указала на окошко кассы.

Я посмотрел.

"Начало представлений: 10.00, 13.00, 16.00 и 19.00. Цена билетов:.."

На моих часах было начало восьмого.

— Ну, опоздали чуток. Ничего страшного!

Ежик покачала головой. Это означало, что я совсем туплю.

— Ты ниже посмотри.

"Понедельник — нет представлений".

Да…

— Ежик, это не я балбес, это наша мама очень торопилась на фуршет и даже не удосужилась проверить, есть ли сегодня цирк.

— Ага, вали все на баб.

Я пожал плечами. Вали не вали, а ребенок в обломе. Я посмотрел на Анну выразительно. Она поняла. В глазах отобразилась усиленная мысленная работа.

— А поехали к Марусе!

Мысль была оригинальна. Марусей звали одну очень странную Ежикину знакомую. Эта особа была уже годов за тридцать возрастом и очень любила всякую живность. Жила она недалеко от площади Калинина. То есть, почти рядом с домом моих предков. Маруся держала на попечении трех кошек, двух псин, попугая и ручную крысу. Причем все звери были исключительно женского полу. Периодически они радовали хозяйку потомством, и когда бы мы к ней ни заявлялись, дом у Маруси был полон пищащих и мяукающих детенышей разного вида.

Идея мне понравилась. Представители Марусиного зоопарка отличались редкостной для животных интеллигентностью и всегда очень положительно относились к хозяйкиным гостям. Проще говоря, не кусались и не царапались, даже будучи терзаемы пятилетним Марусиным племянником, мальчиком не жестоким, но излишне любознательным.

Когда я позвонил в дверь, из глубины квартиры послышался радостный лай и цокот когтей по линолеуму. Маруся открыла спустя пару минут и по ее лицу сразу стало понятно, что мы пришли не ко времени — оно было откровенно зареванным и беспросветно грустным. Но надо отдать должное Марусиной выдержке: увидев кого мы привели с собой, она растянула улыбку до ушей и призывно кивнула головой в сторону гостиной:

— Заходите, заходите, у меня тут как раз пара щеночков есть. Маруся всегда была умница, ничего-то ей не пришлось объяснять. Мы с Ежиком спровадили малого в дальнюю комнату, где обитали щенки, и оставив его там совершенно счастливого, утащили Марусю на кухню.

— Ну выкладывай, что стряслось! — выпалила Ежик, не дав нашей знакомой даже спокойно сесть на стул.

Маруся вздохнула и выложила. Печальную историю о своей безответной любви. Ежик слушала, кивала, вздыхала и под конец сказала Марусе, что она полная дура.

Я был с ней полностью согласен. И местами даже рад, что не меня одного сегодня записали в слабоумные.

Конец июня

— Знаешь, почему я не люблю день рожденья? — мы сидели в парке, болтая ногами в пруду. Анна кормила уток белым хлебом, а они, совершенно избалованные, лениво клевали его, только если падал рядом. Было очень жарко. Я скинул майку и позволил солнцу хорошенько прогреть усталую хондрозную спину. Целый год сидел, сгорбившись в своей конторе, все мышцы закаменели и жаждали целительного тепла.

— Не-а… — мне было удивительно хорошо. Думать ни о чем не хотелось, а послушать — пожалуйста. Про свой день рожденья она и раньше говорила, но тут видимо стоило ожидать каких-то новых откровений.

— Все просто. Я — нежеланный ребенок. Отец и мама только закончили универ, когда узнали о том, что я у них завелась. Нафиг им не нужны были такие сложности. Отец сразу сказал маме — делай аборт. А она не согласилась. Мои предки тогда даже разбежались на этой почве. Меня мама полтора года одна растила. А потом отец увидел ее с коляской. Случайно, на улице. И не удержался, подошел посмотреть, кого на свет белый привел. Короче, понравилась я ему. Прикинь, да? Бред… Сопли, как в мыльной опере. Короче, они с мамой опять сошлись. Стали жить-поживать, добра наживать. Только, вот, ты знаешь… я все равно будто чуяла всегда, что что-то у нас не так, все маму спрашивала, любят они меня с папой или нет. А однажды мама не выдержала и во время очередного семейного скандала сорвалась, сказала, что я не нужна была отцу. А потом уж я и все остальное узнала.

Я не стал говорить ей, что у меня все сложилось очень похоже. Денек был такой славный. Зачем портить его грустными воспоминаниями? В кои-то веки выбрались из города, устроили себе настоящие каникулы. Нет, для грусти места я оставлять не захотел.

Мы еще немного посидели у пруда, а потом Анна решила прогуляться до ближайшей церкви. Не знаю, чего ей там в голову взбрело. Ежик никогда не была особо набожной. Ближе всего нам показался храм Казанской Божьей матери, туда и отправились. По дороге она что-то весело напевала себе под нос и пинала гремучие пивные банки. Я наслаждался затишьем в ее мятежной душе. В кои-то веки Анна не грузилась, не смотря на то, что лето было в разгаре.

В храме было прохладно. Тихо и пусто. Свет падал на стены из окон под куполом. Ласковый такой свет, спокойный и озаряющий душу. Удивительное дело, но здесь, похоже, действительно обитал Господь, и хотелось молиться.

Анна подошла к окошку, где торговали разную церковную атрибутику, и что-то негромко сказала. Сухая старческая рука протянула ей три свечи, самые большие, насколько я понял. Ежик огляделась и уверенно подошла к одной из икон. Несколько минут она смотрела, как танцуют язычки пламени на ее свечах, потом обернулась ко мне и призывно махнула рукой.

— Знаешь, за кого я поставила?

— Нет.

— Эту за маму, эту за тебя, а ту — за моего ребенка.

— А?!… У тебя что, есть ребенок?!!

— Мог бы быть, — она задумчиво смотрела на икону. Свечки отражались в ее глазах, — нет, это не аборт был. Просто я того человека очень любила… если бы он был чуть-чуть настойчивей…я бы и этого ребенка любила сильно-сильно. Но он испугался, что мне будет больно, что я не готова, маленькая еще… Да ладно! Что было, то было. Все равно его нет. И не будет никогда, тот парень умер. Разбился на мотоцикле. А мальчик мне до сих пор иногда снится…

На улице солнце ослепило нас, несколько минут Анна стояла на ступенях храма, моргая часто-часто.

Свой рассказ она начала неожиданно, когда мы свернули в какой-то тихий, совершенно идиллический переулок со старыми деревянными домишками. Здесь на дорогу бросали ажурную тень яблони и черемухи, растущие в палисадах, а вдоль заборов желтели в траве одуванчики. Я все думал о ее словах про того парня, но спросить не решался, хотя любопытство и давило. Видимо, Ежик почуяла мои мучения и решила рассказать, что это за человек такой, от которого она хотела иметь детей.

— Его звали Сашка. Он был настоящий байкер. С хайром и с харлеем. Такой красивый, что от него все девки писали кипятком. И ходили косяками за ним. А он любил меня. По-настоящему любил. Как ты, — она почему-то вздохнула, не заметив, что я слегка вздрогнул от ее слов. — Мы мечтали пожениться и жить вместе вечно. Мы верили, что так и будет. А вообще он был старше меня на шесть лет. А мне тогда только-только стукнуло тринадцать, просто соска рядом с ним. Естественно мы скрывали ото всех наши отношения. Прикинь, предки узнали бы! Какой переполох… Собственно так и получилось. Когда все всплыло, отец меня чуть ремнем не отходил, так перепугался, что его доченька лишится невинности. Ох, как он был близок к правде! Е-мое! До сих пор не понимаю, как Сашка не сорвался… Ну как у него хватило терпения не поддаться моим страстям. Я ведь даром что приличная с виду была — внутри такой гормональный бум шуровал! Натуральная нимфетка. Даже платьица и юбочки тогда еще носила. И стырила однажды мамину помаду. Нарисовала себе огромные губы, красные и кривые как у дешевой проститутки. Сашка был в шоке. Да… Смотри, лавочка. Сядем, ага?

Лавочка стояла аккурат под черемухой у невысокого заборчика из потемневших от времени досок. Старая зеленая краска на ней почти совсем облупилась. Мы сели в тени доброго дерева и некоторое время просто молчали. Этот городок напоминал мне что-то забытое из детства, когда я дошколенком бывал у деда в деревне. Здесь витали те же запахи свежих стружек, коровьих лепешек, полыни, илистой речки и еще чего-то неуловимо знакомого и даже родного.