L

Сказать ей: «Привет, рыба. Знаешь, рыба, а я теперь совсем не знаю, как жить дальше. Почему у нее такие длинные волосы, рыба? Почему она говорит о политике так, как будто от этого зависит вся ее жизнь, а о деньгах — так, будто, кроме них в этом мире больше ничего не существует? Рыба, а ее подруга очень даже ничего. И похожа на мальчика, рыба, ты не понимаешь, что это значит, да? Как ты думаешь, рыба, кто у них кто в их семье? Откуда она взяла эти остромодные сапоги на шпильках? Рыба, ведь она была совсем другой! Ты конечно не видела ее раньше, но поверь мне, дело не только в розовом маникюре. Рыба, ты слышишь, о чем они говорят? Рыба, они старше меня, все трое, лет на пять — семь. Я ни в чем их не обвиняю. У них есть то, за чем они приехали в этот город, рыба. Успех, деньги, амбиции. Рыыыыбаааа…»

Я улыбалась и кивала, почти не вмешиваясь в разговор, я изредка своевременно вставляла несущественные замечания, я была способна на юмор и лучезарное обаяние. Светящееся нечто, абстрактное ничто. Мы обменялись уверениями в скорейшем плотном сотрудничестве.

Я сбежала спустя час пятьдесят семь минут. Через восемь минут после того, как доела роллы с лососем. Почему-то есть их под пристальным рыбьим взглядом мне было крайне неудобно.

Кира позвонила мне тем же вечером.

— Давай встретимся. В десять. На Чистых прудах. Помнишь?

— Помню. Я приду.

Я поехала в метро, и каждый момент этого пути был для меня особо четким, проявленным, как если бы обычно я перемещалась по Москве с закрытыми глазами, а теперь что-то их открыло, «поднимите мне веки», как Вию у Гоголя. Я помнила то место на Чистых прудах, собственно, скамеечку с видом на плавающих уток. Прошло года четыре. Или пять? Нет, точно не меньше пяти. Теперь уток не было. Кира уже ждала меня, я увидела издалека ее одинокую фигуру и растерялась, мне совершенно нечего было сказать, ни одного слова, ни звука…

— Привет.

Я кивнула в ответ, и она неожиданно поцеловала меня в щеку. Медленно. Как будто ожидая, что я отклонюсь, отодвинусь, отверну голову. Потом в губы. Мы сели, придвинувшись близко, максимально близко друг к другу. И молчали где-то около получаса. Пару раз я закуривала сигарету. В этих прудах, наверное, тоже есть рыбы. Более свободные, но все же…

Кира успела переодеться. В джинсах, красном свитере и легкой белой куртке-пуховике с пристегивающимся на заклепки капюшоном она снова стала похожа на себя нескольколетней давности. Хотя, какое это имеет значение? В мои уши не втекал дневной абсурд. Молчание было идеально естественным. Чужие не молчат. Чужие не сидят рядом так, как, например, сидят молча однополчане, выжившие вдвоем из всей роты, и встретившиеся в мирное время, случайно, после работы, после офисов, квартир, утюгов, пароварок, очередей в автосервисах, отдыхов за границей, без переписки и созвона столкнувшись… О чем им говорить? О зарплате? О кожаном кресле в личном кабинете? О Кольке, которого они тащили двадцать семь километров по горной дороге, Кольке с оторванной ногой и разодранной в клочья кистью руки, истекшем кровью где-то километра за три до санчасти? А вот помолчать можно о многом.

Потом я поднялась и ушла. Не сказав ни слова. И ничто меня не остановило, и никто не пытался удержать.

Потом, а это «потом» длилось немыслимо долгое время, я анализировала ситуацию не без издевки. Все меняется. Все меняются. Когда-то Кира была… Бог с ней. Вот она, реальность! Вот она! И абстрактный образ из прошлого, и недавняя встреча были неделимым продолжением одного-единственного вектора. И, понимая, что реальность оказалась не просто «не такой», а совершенно, необъяснимо, но стопроцентно, ощутимо другой, я не могла перестать… Любить?

Несколько дней внутри меня была нескончаемая пауза. Казалось, все мало-мальски разумные мысли просто испарились. Я плавала в огромном аквариуме города и невесело шевелила плавниками в такт ветру, музыке в ушах, ритму колес в метро…

И позже я пыталась убедить себя, вернуть себя ей или ее себе обратно. Вернуть себе иллюзию. Ну, подумаешь, светская беседа. Подумаешь, подруга совершенно неженственного вида. Подумаешь, каблуки и юбка! Ну и пусть: деньги, политика, пиар, гонорары, черный и белый нал, ремонт в их — их! — квартире, острые сюжеты, бабло…

Может быть — это только отрывок, отрезочек? Может быть, она внутри — глубоко — такая же, как и раньше? Ведь ум, яркость и самобытность мышления остались при ней. Резкость фраз. Жесткость суждений. Стремление к независимости. Сила, черт ее возьми, ведь это же никуда не пропало! Талант, устремленность, честолюбие…

И совсем другая Кира тем же вечером. Прежняя. Чужая и очень близкая одновременно. Мы, наверное, о многом поговорили, пока молчали. Мы в, чем-то, одной крови, она и я.

Эх, рыба. Куда мы все плывем? В таких узких стеночках…

Какой бы ни была иллюзия, какую бы миссию в жизни она ни выполняла, на определенном этапе она себя изживает. Появляются сомнения, так тщательно лелеемые чувства растворяются под влиянием новых впечатлений, новых эмоций. Иллюзия разрушается, и перед сознанием встает выбор: выйти за пределы иллюзии, или расширить ее границы? Я люблю ее. Она — лучше всех. Только с ней я могу быть счастлива. Я не смогу забыть ее никогда. Вот четыре стены пространства моей иллюзии.

Идет время. И я понимаю, что я не думала о ней вот уже несколько дней. Что рядом со мной есть другие прекрасные люди, с которыми мне интересно, кто-то из них волнует меня, кого-то я хочу. Я прекрасно могу обойтись и без нее. Стоп! Вот он — шанс покинуть эту комнату. Открыть дверь, выйти на белый свет. Аккуратно задвинуть засов. И никогда к этому не возвращаться. Почему же я раздвигаю стены?

— Ты влюбилась?

— Ну-у-у…. Похоже на то. Но все равно — не так.

— Не так как что?

— Не так, как хочется. Не столь поглощающе. Не с такой силой. Вроде бы и прекрасно все. Она мне нравится, я хочу ее, мне интересно, что нас ждет дальше…

— А что в ней не так?

— Все так. Умна. Красива. Обаятельна. Сильный человек. И влюблена в меня. И я не вижу никаких принципиальных разногласий в жизненных позициях. Она открыта, заботлива, тактична. Она успешна и амбициозна. Она может быть мягкой или несгибаемой. Когда она целует меня, то реально кружится голова.

— Ну так в чем же дело?

— ???)

Бесконечно расширяющаяся система не дает шанса выйти из нее наружу. Но как совершить этот шаг вовне? Неужели все дело в том, что какая-то часть меня не хочет освобождаться? И какова роль этой иллюзии? В чем ее смысл? Может быть, она защищает меня от разочарований в реальных отношениях? Может быть она создает ощущение полноценности личной жизни? Может быть, корень зла в незавершенности отношений с человеком, явившимся образцом, матрицей этой иллюзии?

Что я потеряю, если Ее не будет в моей жизни? Мне нужен ключ! Ключ к освобождению.

И интеллектуального понимания проблемы, увы, недостаточно. Есть Кира — реальный человек со своими сильными и слабыми сторонами. Есть Женька — мой близкий человек, с которым я живу, жила в самой что ни на есть реальной жизни. И есть Иллюзия — образ, уже давно не имеющий ничего общего ни с одним реальным человеком. Тем не менее, образ этот вызывает эмоции, которые не дают мне жить спокойно и любить тотально.

Как разрушить этот образ? Мне долгое время казалось, что разочарование в реальной Кире даст мне свободу, но я не учла одной детали: пространство выросло, трансформировалось, стало независимым от конкретных людей. Поэтому и препарировать я буду именно его, ее, иллюзию. Ведь нас с Кирой связывало гораздо большее, чем несколько разговоров.

Я могла бы позвонить ей, и, возможно, наша следующая встреча внесла бы свои коррективы в мои размышления. Но я не звонила. Просыпалась с мыслью: все! Что стояло за этим «все»? Пространство моего каждодневного «сегодня» наполнилось белесо-мутноватым киселем, тормозящим желания, гасящим чувства. Все время меня неудержимо клонило в сон. Жизнь текла мимо. Так прошла неделя, в течение которой я рассказывала себе на ночь сказки о свободе, о силе одиночества, о том, что человек, который стал моей навязчивой идеей, исчезает из моей жизни, оставляя мне не пустоту, а возможность идти дальше. О том, что уходя, нужно постучать в дверь. Чтобы то, что за ней, выпустило меня из пространства, которое я, все-таки, не хотела покидать.