Когда рассеется туман

Тедди забрал газету и громко прочитал подпись под фотографией:

— «Достопочтенная мисс Э. Хартфорд, одна из звезд лондонского высшего общества, покидает ночной клуб вместе с загадочным незнакомцем. Ходят слухи, что ее таинственный спутник — не кто иной, как поэт Р. С. Хантер, и, как сообщает наш источник, их помолвка не за горами».

Тедди отложил газету и вернулся к тарелке с яичницей.

— Та еще штучка, наша Эммелин, да? Ничего себе секреты. Ладно, я боялся, будет хуже. Думал, она положила глаз на этого Гарри Бентли. — Он стряхнул с усов яичные крошки. — Поговори-ка с мистером Хантером, ладно? Убедись, что все в порядке. Мне сейчас скандалы не нужны.

Вечером, когда Робби зашел за Эммелин, Ханна встретила его, как обычно. Немного побеседовали. Наконец, Ханна собралась с духом.

— Мистер Хантер, — сказала она, подходя к камину. — Я должна задать вам один вопрос. Вы ни о чем не хотите со мной поговорить?

Он откинулся на спинку стула, улыбнулся.

— Хочу. И говорю.

— Нет, мистер Хантер. О чем-то еще?

Робби посерьезнел.

— Боюсь, я не очень понимаю.

— Спросить о чем-нибудь?

— Могу и спросить, если вы намекнете мне, о чем именно, — ответил Робби.

Ханна вздохнула. Взяла со стола газету, протянула ему. Робби просмотрел ее и вернул обратно. — Ну и?..

— Мистер Хантер, — сказала Ханна. Ей совсем не хотелось, чтобы их услышал кто-то из слуг. — Я прихожусь сестре опекуном. Если вы хотите сделать ей предложение, было бы неплохо предупредить об этом меня.

Робби усмехнулся, но, видя встревоженное лицо Ханны, снова стал серьезным.

— Буду иметь в виду, миссис Лакстон.

— Так что же, мистер Хантер?

— Что, миссис Лакстон?

— Вам есть, что мне сказать?

— Нет, — рассмеялся Робби. — Я вовсе не собираюсь жениться на Эммелин. Ни сейчас. Ни потом. Не переживайте.

— А Эммелин? — просто спросила Ханна. — Знает об этом?

— Я не давал ей повода думать иначе, — пожал плечами Робби.

— Моя сестра — очень романтичная девушка. Она легко придумывает привязанности, которых нет на самом деле.

— Тогда ей следует предупреждать людей о своих выдумках.

Ханна ощутила всплеск жалости к Эммелин. И, к своему стыду, огромное облегчение.

— Что с вами? — спросил Робби. Он стоял очень близко. Ханна и не заметила, когда он подошел так близко.

— Я волнуюсь за Эммелин, — призналась Ханна, отступила на шаг и уперлась в диван. — Она уверена, что вы питаете к ней глубокие чувства.

— А я что могу поделать? Я уже говорил ей, что между нами нет ничего серьезного.

— Тогда перестаньте с ней встречаться, — тихо сказала Ханна. — Скажите, что вам скучно на вечеринках. Вам же нетрудно. Вы раз за разом повторяете, что с ее друзьями не о чем говорить.

— Так и есть.

— Раз вы ничего не чувствуете к Эмми, будьте с ней откровенны, мистер Хантер. Порвите с ней. Иначе ей будет очень больно. Я просто не могу этого допустить.

Робби молча смотрел на Ханну. Протянул руку и тихонько поправил выбившийся из прически локон. Она мгновенно забыла обо всем, кроме него. Темные глаза, тепло его тела, губы так близко…

— Я бы порвал, — шепнул Робби. — Сию минуту. Только… — Его дыхание щекотало ей шею — он стоял совсем рядом. — Как же тогда я увижу вас?

С тех пор все переменилось. Не могло не перемениться. Тайное стало явным. Темнота, окружавшая Ханну, начала редеть. Она полюбила Робби, просто не сразу догадалась об этом. Ведь Ханна еще ни разу никого не любила, ей просто не с чем было сравнивать. Иногда ей кто-то нравился, как понравился в свое время Тедди. Но между симпатией и настоящей любовью огромная разница.

Им больше не хватало тех кратких встреч в гостиной, пока Робби ждал Эммелин. Ханне не терпелось увидеться с ним наедине, поговорить свободно, без чужих глаз и ушей.

В один из вечеров тысяча девятьсот двадцать третьего года им подвернулась такая возможность. Тедди был в Америке по делам, Дебора — у кого-то из друзей в загородном доме, а Эммелин с друзьями — на поэтических чтениях Робби. Ханна решилась.

Она поела в одиночестве, попила кофе и вернулась к себе в спальню. Когда я пришла переодеть ее ко сну, она сидела на краешке изящной ванны, одетая в тончайшую атласную комбинацию, которую Тедди привез ей с континента. И держала в руках что-то черное.

— Хотите принять ванну, мэм? — спросила я. Редко, но бывало, что Ханна лежала в ванне после ужина.

— Нет.

— Принести вам ночную сорочку?

— Нет, — снова отказалась она. — Я не собираюсь спать, Грейс. Я собираюсь уйти.

Я ничего не поняла.

— Да, уйти. И мне нужна твоя помощь.

Нельзя, чтобы узнали другие слуги. Они же шпионят — как о чем-то само собой разумеющемся сказала Ханна — а она не хочет, чтобы Тедди, Дебора или даже Эммелин догадались, что сегодня вечером ее не было дома.

Я встревожилась — ночью, одна, да еще тайком от Тедди! И куда это она собралась, почему не говорит мне? И все-таки я ей помогла. Да и как я могла отказаться? Ведь меня просила Ханна.

В полном молчании я помогла ей переодеться. Платье было выбрано заранее — светло-голубое, шелковое, с бахромой, которая щекотала открытые колени. Потом Ханна уселась перед зеркалом и подождала, пока я заколю ей волосы вокруг головы. Пощипывала бахрому платья, крутила в пальцах медальон, кусала губы. Когда я закончила, подала мне парик: темный, гладкий, короткий — одно из приобретений Эммелин для костюмированных балов. Я поразилась — Ханна никогда раньше не носила париков — однако послушно натянула его ей на голову и отступила, чтобы посмотреть, что вышло. Просто другой человек. Похожа на актрису Луизу Брукс.

Ханна покрутила в руках флакончик духов «Шанель номер пять», еще один подарок Тедди, и поставила на место. Оглядела себя в зеркало. Тогда-то я и заметила на бюро клочок бумаги: «Чтения Робби: «Бродячий кот», Сохо, суббота, десять вечера». Ханна взяла записку, спрятала в сумочку и громко ее защелкнула. Мы встретились глазами в зеркале. Ханна ничего не сказала, да и не требовалось. Я сама не понимала, как не сообразила сразу. Кто еще мог заставить Ханну так нервничать? Волноваться. Трепетать от ожидания.

Я вышла первой, чтобы посмотреть, не крутится ли поблизости кто-нибудь из слуг. Сказала мистеру Бойли, что я заметила пятно на стекле в вестибюле. Никакого пятна, разумеется, не было, просто надо было как-то объяснить, почему хлопнула парадная дверь.

Снова поднялась наверх, махнула с лестничной площадки, показывая, что путь свободен. Открыла парадную дверь, и Ханна проскочила наружу. Остановилась на крыльце, с улыбкой повернулась ко мне.

— Будьте осторожней, мэм, — попросила я, стараясь заглушить в себе плохие предчувствия.

Ханна кивнула.

— Спасибо тебе, Грейс. За все.

И исчезла в ночи — бесшумно, держа туфли в руках, чтобы не стучать каблуками.

Ханна поймала такси и дала водителю адрес клуба, где должен был выступать Робби. От волнения она едва могла дышать. Приходилось постукивать каблуками по полу машины, чтобы убедить себя, что это не сон.

Добыть адрес оказалось нетрудно. Эммелин вела альбом, куда вклеивала приглашения и рекламки, и Ханна легко обнаружила там все, что нужно. Оказалось, можно было и не искать. Только лишь она назвала таксисту клуб, он сразу понял, куда ехать. «Бродячий кот» был одним из самых модных клубов Сохо, место встречи художников, торговцев наркотиками, финансовых воротил и ленивых, утомленных жизнью аристократов, пытавшихся сбросить оковы высокого происхождения.

Водитель остановился, посоветовал Ханне быть поосторожней и покачал головой, когда она с ним расплатилась. Она поблагодарила его и посмотрела, как отражение сияющей вывески клуба съезжает с капота черной блестящей машины и она исчезает в ночи.

Ханна никогда раньше не бывала в таких местах. Она постояла, рассматривая простую кирпичную стену, сияющую вывеску и толпы хохочущих людей на тротуаре перед клубом. Значит, вот где Эммелин проводит ночи. Ханна замоталась в шаль, опустила голову и вошла, отказавшись отдать швейцару верхнюю одежду.