Поле костей. Искусство ратных дел

— Что тут, черт подери, происходит?

Голос, несомненно, Уидмерпула — когда он сердит, голос его не спутаешь ни с чьим иным. Уидмерпул живет поблизости, в корпусе «Би». Это он возвращается домой туда — после обеда с министерским деятелем. Какая несчастливая встреча! Одно теперь спасенье — спешно придумать что-нибудь, поестественнее объяснить состояние Битела — а вдруг поверит.

— Этот офицер, видимо, оступился и упал в темноте, — сказал я. — Потерял сознание. Мы ведем его домой.

Уидмерпул осветил нас фонариком одного за другим.

— Николас… Бител… — сказал он. — Стрингам… — проговорил он удивленно и с неодобрением. Теперь, когда личности все установлены, не обойтись без дополнительных объяснений.

— Чарлз Стрингам наткнулся на лежащего без сознания Битела. Позвонил мне. Мы ведем его в корпус «Джи».

Быть может, это прозвучало бы убедительно, не вмешайся в дело сам Бител. Но падение если не вышибло из него хмель, то по крайней мере вывело из отупения. Самочинно поднявшись с мостовой, он ухватил Уидмерпула за рукав.

— Домой мне надо… — сказал он. — Домой надо… перепил… треклятый портер… ёрш получается, если мешать с джином и вермутом… еще на патруль напорешься, чего доброго…

Он опять запел, но уже менее пискливо:

Вторую строчку заглушила внезапная сирена воздушной тревоги. Для меня этот завывающий звук означает призыв к безотлагательным служебным действиям. Все беды Битела отступили на задний план — главное теперь обеспечить, чтобы взвод обороны незамедлительно занял посты, изготовил пулеметы к воздушной стрельбе. Есть шанс, что и Уидмерпула отвлечет эта сирена. Зачем ему оставаться под налетом? Аккуратненький его рассудок подскажет, что ему следует уйти в укрытие. Однако не тут-то было. Он только вырвал рукав, оттолкнул от себя Битела. Очевидно, Уидмерпул сразу же сориентировался в ситуации — сообразил, что первым делом надо Битела убрать с улицы. Уидмерпул, конечно, уже понял, по какой причине Бител валялся «без сознания»; но понял и то, что незачем экстренно подымать шум. Необходимые дисциплинарные меры последуют позже. Теперь не время и не место.

— Придется оставить Битела на ваше попечение, — сказал я. — Мне нужно без промедленья обеспечить пулеметные посты.

— Да, идите, — сказал Уидмерпул. — И поживей. А мы со Стрингамом доставим этого пьяницу на койку. Я постараюсь, чтобы он больше не позорил армию. И так уже увольняем его, я лишь ускорю процедуру. Беритесь справа, Стрингам.

Бител стоял, привалясь к стене. Стрингам снова взял его под локоть.

— Любопытно вспомнить, сэр, — сказал Стрингам, повернувшись к Уидмерпулу, — что в прошлую нашу встречу я сам исполнял роль бесчувственного тела. А вы с мистером Дженкинсом были так любезны, что отвели меня спать. Как видим, исправление возможно, роли могут меняться. Я начал новую жизнь. Стрингам вступил в ряды не только отважных, но и трезвых.

Я не стал ждать, что ответит Уидмерпул. Зенитная пальба уже началась. Надо еще каску сбегать надеть перед обходом постов. Снарядившись как должно, я поспешил к бойцам. В эту ночь взвод обороны благополучно справился с обязанностями.

— По средам обязательно прилетают, — сказал старшина Хармер. — Прямо хоть не ложись с вечера.

Но налет оказался из разряда терпимых. Немцы улетели сравнительно скоро. К половине первого мы смогли уже лечь.

— Наверно, по моему делу новостей нет, сэр? — спросил капрал Мэнтл, уводя свое отделение в казарму.

Я пообещал еще раз напомнить помначу. Утро оказалось занято делами взвода, и в штаб я пошел только днем. Это и к лучшему, подумал я. Уидмерпул успеет поостыть. Ведь после вчерашнего инцидента с Бителом он не в духе и способен расшуметься. Но мои опасения не оправдались. Войдя, я увидел на лице у начотдела выражение весьма — даже необычно — довольное. Он тут же отодвинул от себя бумаги, намереваясь, очевидно, сразу заговорить о вчерашнем, а не дожидаться конца рабочего дня, как он любит, когда настроен сварливо и хочет учинить разбирательство и разнос.

— Ну-с, — произнес он.

— Вы повели Битела дальше?

— Повел.

— Ну и как?

Мне было любопытно, как одолели они оставшуюся сотню шагов, как доставили Битела. Но Уидмерпул предпочел понять мой вопрос в смысле: «Чем же завершилась вся проблема Битела?»

— Сегодня утром обговорил с Педларом, — сказал он. — Бител отсылается в отпуск. В самом ближайшем времени будет уволен.

— Постановлением военного суда?

— Обойдемся без этого — короче и проще будет чисто административное увольнение из армии.

— А можно так?

— Бител сам согласен, что так будет лучше всего.

— Вы с ним говорили?

— С утра первым делом вызвал его к себе.

— Как он себя чувствовал?

— Не знаю. Меня не касается его самочувствие. Я просто предложил ему на выбор: либо пойти под суд, либо же согласиться с моим заключением о непригодности его к дальнейшей офицерской службе. Документация о незамедлительном увольнении его из армии уже проходит по инстанциям. Бител благоразумно выразил согласие, хотя и позволил себе странную выходку.

— Какую?

— Расплакался. Слезы потекли по щекам.

— Так сильно огорчился?

— По-видимому.

Эпизод явно не вызывает в Уидмерпуле интереса. Что ему Битела не жаль, это весьма резонно; но как, однако, мало интересуют его люди. Взять уж саму гротескность разговора, похмельные муки Битела — Уидмерпул их словно не заметил, не счел заслуживающими упоминания. С другой же стороны, четкие, решительные действия, предпринятые им, подчеркивают ту умелость, с какой он разделывается с бителами. Метод Уидмерпула противоположен подходу моего бывшего ротного командира, Роланда Гуоткина, тоже столкнувшегося с пьяным Бителом. Тогда в Каслмэллоке Гуоткин сгоряча посадил Битела под строгий арест. Но забыл соблюсти затем необходимые формальности, и в результате из ареста ничего не получилось. Правда, тут не всецело была вина Гуоткина; но тем не менее, даже с точки зрения самого Гуоткина, он «напорол» и провалил дело. Уидмерпул же, действуя без всякой мелодрамы, деловито, расторопно совершил захоронение Битела. Вот и все; с проблемой кончено. Чинить дальнейшие помехи военным усилиям страны Бител будет теперь уже в качестве гражданского лица.

— Жаль, помешала воздушная тревога, — хищно сказал Уидмерпул. — А то могли бы проволочь скотину мордой по грязи до самого жилья. Я видел, как это делается втроем.

— Кто примет начальство над прачечной?

— Уже отдано распоряжение. Новый офицер прибудет вечером — или уже прибыл. Надо его сразу же ко мне. Дело не терпит отсрочки.

— Почему?

— Передвижной прачечной приказано быть в сорокавосьмичасовой готовности к отправке. Так что требуется тут сугубое внимание, учитывая, что дела спешно принимает новый человек. Я ожидал, что приказ насчет прачечной придет через неделю-две, а не так быстро. Как обычно, придется все делать наспех.

— А Бителу так или иначе предстояло смещение?

— Конечно — отправка в ПУЦ. Теперь же будет вообще устранен из армии.

— Нашу дивизию передислоцируют?

— Приказ о передислокации касается лишь прачечной, а отнюдь не всего соединения. Потребовались где-то передвижные прачечные. Между нами говоря, у меня есть причины полагать, что наша прачечная поплывет на Дальний Восток; но, конечно, это военная тайна — и догадка моя, разумеется, дальше вас пойти не должна.

— Вы и раньше знали об отправке прачечной?

— Сообщение пришло, когда вы были в отпуске.

— И вы уже знали об этом, переводя Стрингама?

— Именно потому перевел его в прачечную.

— И его отправят на Дальний Восток?

— Если отправят туда прачечную.

Что и говорить, бесцеремонно обошелся Уидмерпул с прежним товарищем.

— А ему хочется туда?

— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Уидмерпул, безучастно глядя на меня.