У нас в саду жулики (сборник)

И вдруг, уже в Москве, папа его где-то на Трубной площади встречает. И со словами «Но пасаран!» папа сгребает этого Николая в объятья в надежде, что, вскинув кулак, и Николай его, в свою очередь, тоже обнимет. Но вместо объятий Николай очень невежливо от папы отстраняется и что-то ему, даже не по-испански, а почему-то по-английски, лопочет.

– Ай эм, – шипит, – сори… – мол, че те, сука, от меня надо…

Папа ему:

– Да ты чего… Николай… – и все его, не выпуская, дружески трясет, – да ты, – повторяет, – Коля, чего… не узнаешь своих?..

А он все никак не может из папиных объятий вырваться – и морда такая недовольная – мол, че ты ко мне, козел нерусский, пристал… – ай эм – и все долдонит и долдонит, – сори…

И уже стали останавливаться прохожие. И даже подошел милиционер.

Я улыбаюсь:

– А дальше?

А дальше поведение «коморадоса» Николая показалось папе подозрительным, и он тут же об этом, куда надо, сообщил.

– Но ведь он же тебе, – смеюсь, – ничего такого и не сделал…

И папа сначала нахмуривается, но потом постепенно успокаивается.

– Такое, – улыбается папа, – было время.

18

Кто первым успел добежать – тот и прав.

19

А дальше папа поступил в Институт военных переводчиков. При Министерстве иностранных дел. На испанское отделение. И это ему в 36-м году пригодилось в героической Испании. А бабушку с дедушкой вызвал из Евпатории в Ленинград.

– Привезли, – рассказывает папа, – мебель. И нужна машина. Был у них такой один жлоб. Язык – ни бум-бум. Бывший начальник колонны.

Папа ему говорит:

– Василий, ты не устроишь мне машину?

И Василий папе отвечает.

– Конечно, – говорит, – Хрыхорый… какой разговор…

Ну, и пошли.

Выходят они с папой на Лиговку, и Василий тормозит грузовик. Шофер из кабины высовывается, и Василий ему все объясняет. Мебель уже на Полтавской, и шофер открывает дверцу.

…Вот и перевезли. И шофер даже помогал тащить. А потом Василий шоферу и говорит.

– А теперь, – говорит, – гуляй… теперь, – уточняет, – уматывай… – и подталкивает его обратно в кабину.

Шофер не понимает: ну, как же так – ведь они же договаривались, так же нельзя!

Но Василий как на него заорет.

– А, ну, – кричит, – проваливай… ишь ты, левак проклятый… я до тебя еще… – и грозит ему кулаком, – доберусь…

– И так и не заплатил? – спрашиваю я у папы и улыбаюсь.

– Так, – смеется папа, – и не заплатил.

20

Передо мной «Красная звезда» за 1942 год. В газете – список награжденных. И в этом списке – фамилия моего папы:

КИНОВЕР Г.М. Награжден медалью «ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ».

И еще – похожая на почетную грамоту с вензелями открытка. Под Кремлевскими башнями почерком ювелира – золотистые буквы:

Младшему лейтенанту КИНОВЕРУ ГРИГОРИЮ МАРКОВИЧУ А дальше – типографский оттиск:

КЛИМЕНТ ЕФРЕМОВИЧ ВОРОШИЛОВ имеет честь пригласить Вас на празднование 30-й годовщины Великой Октябрьской революции.

Будапешт. Гостиница «Британия», 1947 г.21

Я сижу на диване и смотрю на папу. Конечно, папа в душе коммунист. Но членом Коммунистической партии Советского Союза папа так и не стал.И, так и не расколовшись супостату, подмигивает мне с фотографии у меня над столом.

По стопам дедушки

1

Мы набрали анютиных глазок и дружным семейством входим в ворота монастыря. Мы приехали навестить дедушку.

Двадцать пять лет своей жизни дедушка провел в подполье. А потом написал про это книжку. Бабушка ее переиздает.

Мой дедушка был товарищем по борьбе Климента Ефремовича Ворошилова – они боролись за советскую власть: Климент Ефремович сражался на Луганщине, а дедушка – под Екатеринославом. А потом дедушку обделили – всем давали города, а дедушке не досталось даже паршивой деревни. Екатеринослав так было уже и назвали – Днепромихайловск, но потом почему-то раздумали. Его назвали Днепропетровск, хотя бабушка говорит, что Петровским там и не пахло.

А сейчас дедушка уже давно умер – он лежит на Новодевичьем кладбище – у нас тут семейный склеп. И в этом склепе нас всех когда-нибудь похоронят – и бабушку, и маму. И мою сестренку…

И я надеюсь, что для меня здесь тоже забито местечко.

2

Мы на даче у Клима Ворошилова. За столом человек пятьдесят. Расселись и поглядываем.

Только что прокричали «ура» – и зачавкали…

Мама уплетает лососину – кусок за куском. И не останавливается. Если бы это было у нас дома, то мама сошла бы с ума.

И папа тоже не отстает – что-то, не прекращая жевать, раздирает… И с подбородка у него течет.

Папа накапал на скатерть, а мама даже не обратила внимания. А дома бы уже был скандал.

3

Через всю стену бильярдной – картина: Климент Ефремович и Иосиф Виссарионович, оба в шинелях, прогуливаются по Кремлевской набережной.

Тот, что крутится возле, натер мелом кий и подскакивает. Все стоят и смотрят.

Климент Ефремович прицеливается и бьет. Климент Ефремович промахнулся. Теперь очередь за мной.

– Подставь, подставь… – шепчет мне папа и подмигивает.

Но я папу не послушался. Я прицелился и с треском «положил шара» в лузу.

4

Мы уезжаем, и вокруг Климента Ефремовича толпа. И мама все норовит чмокнуть Климента Ефремовича в щеку. А те, что возле Климента Ефремовича, все норовят маму оттереть.

Мы увозим с собой продукты: рыбу, икру, телятину… До следующего приезда хватит.

5

Мой дедушка – старый большевик, – вспоминая свою жизнь, написал «Четверть века подпольщика».

Я пошел по стопам дедушки.

За мной!!!

1

Площадь Пушкина пронеслась галопом, а возле Моссовета сгрудились так, что ребра грудной клетки, подобно прутьям тюремной решетки, готовы были разорваться.

Я этого не выдержал и, выбравшись из толпы, пошел против движения.

2

Я подошел к постаменту и, задрав голову, уставился на макушку памятника.

– Смотрите, – заорал я, – ворона!

Все вокруг возмутились:

– Ты, давай, тут не каркай! Не узнает голубя мира!

Я протер глаза и снова увидел ворону.

Странно. Неужели никто не видит?

3

Тот, кто меня совсем не знает, может подумать, что я – враг народа.

Но на самом деле все наоборот.

4

– За мной!!!

За мной… следят.

В неволе

Ну, хорошо. Голову мне отрубят. Но пускай, сколько шагов я сделаю без головы, столько моих товарищей отпустят на волю.

Но когда мне отрубили голову, я все позабыл. Потоптался на месте и упал.

А мои товарищи так и остались в неволе.

Мозг товарища сталина

Товарищ Сталин дал приказ – исследовать мозг Владимира Ильича и доказать его гениальность.

Вот приходят к нему ученые и, водя по извилинам указкой, читают ему доклад.

Товарищ Сталин сначала их наградил, но, сообразив, что при сравнении может обнаружиться неравенство, законопатил открытие в сейф. А самих авторов доклада на всякий случай расстрелял.

Баланда о сталине

Собрались однажды Рузвельт и Черчилль, и ждут они Сталина. А Сталина все нет. И вот, наконец, идет.

Рузвельт сразу вскочил, глаза выпучил, руки по швам и не шевелится. Уж больно он Сталина уважал. А Черчилль, сука, сидит. Попыхивает сигарой и ни с места.

Сталин только на него посмотрел – Черчилль и обосрался. Тоже вскочил, весь трясется и тоже руки по швам.

С тех пор, подлюка, так и ходил по струночке.

Вечно живой