Привычка выживать (СИ)

- И ты оставишь все так, как есть? – спрашивает спокойным, хотя и разочарованным тоном.

- Что – «все»? – утоняет Пит из-под подушки, под которую спрятался от одной назойливой и бесстыдной особы. Каролина тяжело вздыхает. – У нас с Гейлом никогда не было никакого противостояния, если ты об этом.

- О, - короткий выдох. – Значит, будет. Ты просто не видел, как плотоядно смотрела на него твоя Джоанна. У нее разве что слюни не текли, - и смеется. – Пит?

- Что?

- Ничего. Спи. Пока Гейл разговаривает наедине с Китнисс вот уже полчаса. Спи, - добавляет мстительно и тоже вытягивается на постели. – Или даже больше, - говорит с закрытыми глазами. – Может, они уже не разговаривают. Может, они уже друг друга поубивали. Или нет. Кто знает, что может между ними двумя происходить, пока ты тут спишь. Пит? – когда Пит не отзывается, Каролина привстает и утыкается ухом там, где лучше всего слышно размеренное дыхание. Качает головой, и опять ложится.

В конце концов, ей какое дело до того, что происходит с Китнисс Эвердин и теми, кто записан в ее женихи и родственники? Ей-то уж точно до этого никакого дела нет. Никогда не было.

========== ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ, в которой Хеймитч совершает ошибки и делает ценные выводы ==========

Пит помогает перенести на второй этаж спящую Каролину, уже после того, как пробивает полночь, и, может быть, поэтому остается жив. У Энорабии очень выразительный взгляд. Она еще не вполне овладела техникой убийства взглядом на расстоянии, но если бы она демонстрировала сей навык на Индивидуальном Показе, Пит, окажись он в жюри, без размышлений поставил бы ей 12 баллов. Вместо пожелания приятного сна Энорабия скалится в своей фирменной улыбке, и Пит тяжело вздыхает. И им всем, больным и раздавленным, предстоит играть на публику в счастливую семью? Это ни в какие ворота не лезет; им никто не поверит, они в два счета покончат с планами Плутарха, и быстро вернутся каждый к своим демонам.

(- Весьма наивная надежда, - говорит мертвый Президент Сноу в лифте. – Практически не обоснованная. Даже если вы здесь все поубиваете друг друга, от вас все равно не отстанут.)

Иногда Пит думает о том, что переродком быть проще. Терпеть рядом с собой постоянное ворчание своего заклятого врага и причину всех бед в одном флаконе – задача не из легких. Сложность в том, что этого врага невозможно убить – он уже мертв, а способов избавиться от призраков Пит пока не знает. Нужно будет спросить как-нибудь у кого-нибудь. Знать бы еще, у кого.

Он выходит на первом этаже и стоит какое-то время в холле, потом замечает сумку, все так же небрежно брошенную, и недоумевает: разве Гейл не вернулся за своими вещами? Еще он слышит в отдалении голоса, негромкие, но все-таки раздражающие его своей веселостью. Разумеется, вся неспящая компания собирается на так полюбившейся им кухне, и, разумеется, у них был достойный повод собраться.

- Это отвратительно, - говорит Пит громко и уверенно, и заглядывает в холодильник. Отчего-то каждый появляющийся на кухне первым делом заглядывает в холодильник, и лица у всех при свершении этого действа с каждым часом, прибавляемым к полуночи, становятся все суровее и суровее.

- Я говорю им об этом уже целый час, - откликается Джоанна, сидящая ближе всего к Вольту и, следовательно, к монитору. В руках у Джоанны морковка, которой девушка хрустит с явным аппетитом.

Бити лишь изредка косится на экран, и чаще – на Джоанну. Или на морковь, кто его знает. Еще чаще Бити тянется рукой к своему бокалу, всегда полному стараниями страдающего в темном углу Хеймитча, который так же не смотрит на экран, но изредка добавляет в ход беседы несколько пессимистичных фраз. Эффи меряет маленькими шажками кухню, в руках у нее планшет, каблуки ее не стучат по паркету, хотя, быть может, в этом виноват хруст, с которым Джоанна разделывается с очередной морковью.

- Так что вы все здесь делаете? – спрашивает Пит с явным неудовольствием и готовит обвинительную речь.

Бити поднимает на него воспаленные глаза и качает головой. Разумеется, отвечать за всех будет Джоанна, чья точка зрения никогда не бывает объективной, и никогда не выражает общественное мнение.

- Их встреча была гораздо горячее, - заявляет она во всеуслышание и тычет морковкой в монитор. Пит наклоняется к ней и осторожно принюхивается. Джоанна, заметив это, недовольно хмурится, но, в конце концов, расплывается в чуть виноватой, хотя в большей степени вызывающей улыбке. – Подумаешь, выпила совсем чуть-чуть, - заявляет с коротким смешком, и резко переходит в атаку: - Это все он! – показывает на насупленного Хеймитча. – И он! – под раздачу попадает и Бити, находящийся, если верить взгляду, в каком-то состоянии прострации. – Я не виновата. Я вне всяких подозрений. Ты мне веришь? – впрочем, ответ ее не волнует. – Так вот, их встреча была горячее этого вашего «Пит. Китнисс», – и кривится, вспомнив.

- Она бросила в него вазу, - внезапно отмирает Хеймитч.

- Это был фарфор! – восклицает Эффи, все же прислушивающаяся к разговору.

- Она швырнула в него вазу уже на двенадцатом этаже, - отмахивается от всех Джоанна. – Сперва она просто распяла его взглядом, даже имя не назвала. Зато Гейл… - мечтательно закатывает глаза, - весь такой подтянутый, в военной форме, будто только что с экрана из этих их агитационных роликов…

Бити обреченно вздыхает и роняет голову на сложенные на столе руки. Кажется, эту фразу Джоанна повторяет давно и со вкусом. Пит неохотно садится за стол так, чтобы не видеть происходящего на экране. Звук отключен, или же ничего не происходит, но он чувствует себя так неуютно, будто подсматривает за кем-то в замочную скважину.

- У него, кажется, даже глаза подведены, - доверительно сообщает Хеймитч и пьяно хихикает.

- Вот и я говорю: будто только что с экрана, - кивает Джоанна.

Если отвлечься от излишних комментариев со стороны, и того, что из пьяной Джоанны получается весьма посредственный рассказчик, всю ситуацию можно обрисовать в нескольких предложениях. Гейл Хоторн, очевидно, рассчитывающий на теплый прием, появляется в холле Тренировочного Центра, швыряет дорожную сумку, не глядя, и бросается к замершей Китнисс, которая лишь делает шаг в сторону и смотрит на «родственника» практически с убийственной ненавистью, а затем, помедлив, без слов удаляется в свои апартаменты.

- Она меня пытала, - заявляет Бити сдавленно, не поднимая головы. – Она меня заставила.

Дальнейшее развитие событий все желающие могли наблюдать уже с записи камер, установленных на этаже Китнисс. И то самое интересное им пришлось пропустить и додумать самостоятельно, потому что Капитолий, видите ли, слишком скуп, чтобы тратиться на достойную технику! Пит закатывает глаза, Бити опять что-то бормочет.

- Короче, они до сих пор разговаривают, - говорит Джоанна с разочарованием. – Точнее, он говорит, а она слушает. Иногда что-нибудь кидает в него, но попадает редко. И как только из нее получился лучник, с таким-то плохим глазомером, - добавляет сокрушенно. – Но это ведь было так… горячо, сначала, - добавляет с сомнением, доедает морковку, и вытягивает руки в сторону Пита, как ребенок, который просится на ручки. Пит фыркает.

- Ты сегодня не заслужила, - говорит без упрека.

Джоанна капризно надувает губы.

- Они меня напоили. Оба. А она, - показывает на Эффи, - им не помешала.

- Я пришла позже, - безразличным голосом оправдывается Эффи, продолжая что-то исступленно искать в планшете, - и мне нет до этого никакого дела.

- Как?! – возмущается Джоанна весьма правдоподобно. – Тебе нет дела до меня даже после всего, что между нами было? – и пьяно хихикает. Оставшиеся в комнате замирают и додумывают подтекст короткой фразы каждый в меру своей распущенности, а людей скромных, как известно, среди присутствующих нет.

Но Эффи никак не реагирует на намек, даже не прислушивается к комментариям Хеймитча, который привык говорить все, что приходит в голову, пусть даже его никто не слушает; а слушать ему некому – Бити так и сидит, уронив голову на руки, Джоанна повисает на Пите, мысли которого где-то очень далеко. Эффи чем-то озабочена; эмоция, пусть даже и тревожная, делает ее лицо вполне нормальным даже под слоем грима. Но Хеймитч не может долго смотреть в ее сторону, что-то внутри него беснуется и воет, как раненный зверь. Он думает, что не может просить ее, но не помнит, за что именно. А еще он точно знает, что должен перед ней извиниться, но за этим знанием следует и другая, совершенно трезвая мысль: он никогда не сделает этого. И дело не в том, что она – кукла Капитолия, и не в том, что она работает на Хевенсби, и не в том, что она всегда будет живым напоминанием, одним из многих живых напоминаний, об аде, который следует за тобой уже после того, как ты покинул ад.