Привычка выживать (СИ)

Но в голосе ее убавляется оптимизма. И неловкими пальцами она продолжает вязать узы.

========== ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ, в которой Каролина Сноу расставляет приоритеты ==========

Бити официально занимает предназначенный ему с рождения Третий этаж, но найти его, и чаще всего в чьей-либо компании, можно на первом этаже, официально считающимся общим, большинство комнат которого приспособлены под кабинеты стилистов, массажистов и прочих нехристей, приходящих рано утром и отбывающих восвояси в соответствие со своим рабочим графиком. Таким образом, большую часть суток первый этаж пустует, а остальную часть суток переполнен как победителями, вкушающими плоды своего нынешнего положения, так и людьми, благодаря которым эти плоды вполне съедобны, а сами вкушающие – выглядят вполне сносно для экранов всей страны.

Когда Пит спускается на кухню без очевидной цели и застает там Бити с куском залежавшегося омлета на тарелке и чашкой остывшего чая, у него мгновенно появляется огромное количество удобных причин остаться здесь для светской беседы, но он почему-то не использует ни одну из этих надуманных причин. Он просто остается, и тоже лезет в холодильник, недоумевая, отчего Джоанна сходит с ума от голода, когда еда всегда в свободном доступе, круглосуточно. Ее, правда, не так много в приготовленном виде, но если ты голоден, пойдет и размороженный полуфабрикат. Или нет? Бити выглядит очень одиноким и очень несчастным с набором найденной им еды, и очень оживляется, когда Пит интересуется, пристрелит ли его кто-нибудь, если он приготовит мясо.

- Предполагается, что все мы строго соблюдаем предписанную нам диету, - говорит Бити, передвинув свои очки на кончик носа. – Но так же предполагается, что мы ложимся спать после отбоя, точного времени которого нам никто не сообщил, и не проводим так много времени на кухне, в которой нас никто не видит и не слышит, - резюмирует и потирает руки. – Поэтому, в случае чего, скажем, что мясо готовила Энорабия. У одной нее из нас нездоровая тяга к колюще-режущим предметам.

Пит, в принципе, не против. Он занимается привычным делом, с привычным набором продуктов, и пусть расположение всех необходимых для готовки предметов ему незнакомо, он разбирается во всем по ходу дела, не забывая посматривать в экран ноутбука Бити. Когда Бити перехватывает один из таких вот острых взглядов, и трогательно ждет объяснений, вопросов, истерик или признаний, Пит закатывает глаза.

- Я не хочу знать, чем ты занимаешься, - говорит вполне уверенным тоном. – Не хочу знать, почему ты делаешь все это с таким наплевательским отношением к собственной безопасности. Не хочу, - добавляет, помолчав. – Но все же…

Бити снимает очки и щурится.

- Долгая история, - говорит с усмешкой, протирая стекла. – Когда-то давно я обнаружил забавный парадокс во всех заговорах, да и во всех жизненных ситуациях, а если и не во всех, то в большинстве их. Чем сильнее ты хочешь что-либо скрыть, тем выше вероятность того, что все откроется. Поэтому я почти никогда ничего не скрываю. И, как видишь, я жив. Всего лишь несколько простых правил для того, чтобы не нарываться слишком явно. К тому же, - опять усмешка, - я знаю, с кем в настоящий момент живу. С психами, большая часть которых знает чуть меньше меня самого, - Бити делает глоток остывшего чая и морщится. – А самая главная причина моего разгильдяйства в том, что именно я создал почти все системы безопасности, и мне, и еще небольшому количеству людей необходимо удерживать их оборону. В моей команде нет слабых звеньев, - качает головой. – А капитолийские системы безопасности так устарели, что мимо них просто нельзя пройти мимо и не взломать.

Пит слушает невнимательно, просит не называть никаких имен, и вновь переключается на готовку. Бити не настаивает. Бити голоден, омлет не кажется ему аппетитным, чай и вовсе отвратителен, а здесь, буквально на его глазах, творится кулинарное чудо, чудо, кажущееся невероятным для того, кто привык к другому виду чудес. Впрочем, Бити привык и к молчанию, к крайней степени сосредоточенности на собственных мыслях, к неспособности воспринимать мысли других людей, и потому неспособным поддерживать нормальный разговор. Впрочем, от неспособности поддержания социального взаимодействия его исцелило проживание в Тринадцатом Дистрикте, общение с Гейлом, который сперва будто вообще на чужом языке разговаривал, а теперь еще и постоянные перепалки с Джоанной, комментарии Энорабии, игнорирование которых обходится слишком большой ценой, - все это сделало из гения простого человека.

- Я знаю, что ты изучаешь весь архив, доступ к которому тебе предоставил Плутарх, - говорит уверенным голосом, и внимательно следит за реакцией Пита.

- И почему они еще позволяют тебе говорить? – интересуется Пит легкомысленно. – Следуя их логике, ты слишком много знаешь, и, значит, ты слишком опасен для того, чтобы оставаться в живых.

- Следуя их логике, - справляет его Бити, - на мне держится все это.

- Все держится на предателе? – уточняет Пит с явным вызовом.

- Слишком громкие слова, - фыркает Бити, - для капитолийского переродка.

Счет 1:1. Но никто из них ведь не ведет подобный счет, правда? Впрочем, больше они и не задают друг другу провокационных вопросов. Бити чистосердечно признается в том, что хочет помочь. Именно ему пришлось изучать принцип действия охмора, когда они жили в Тринадцатом Дистрикте. И именно он может дать Питу полный доступ ко всем имеющимся данным. Пит соглашается, но как-то неуверенно.

- Кажется, я нашел ответ на свой вопрос, - говорит тихо, и даже как-то смущенно. – Все указывает на то, что подобные изменения долговременной памяти не проходят бесследно. Участки, подвергшиеся изменению, не восстанавливаются полностью. Значит, я все еще болен, - делает неутешительный вывод и улыбается. Так же, как улыбался тогда, когда был только мальчишкой-пекарем из дальнего дистрикта.

Свет в комнате мигает и будто становится тусклым, но затем все возвращается на круги своя, и Бити, имевший возможность обдумать начало своей речи, набирает в легкие побольше воздуха.

- Ты все усложняешь, - заявляет гений, включая гения. Ему приходится пояснить, так и не дождавшись нетерпеливых расспросов собеседника. – Ты зациклен на том, что был охморен на убийство Эвердин, но не убил ее. Но ты не берешь во внимание, что ты должен был убить переродка, занявшего место Китнисс. Это простой механизм, на мой взгляд: пока ты веришь в то, что Китнисс на самом деле не Китнисс, а капитолийский переродок, предназначенный для уничтожения всех и вся, ты пытаешься ее убить. Но они провалились. Ты понял, что она – это она, и приступы сперва потеряли в эмоциональности, затем снизилась их частота, а затем они и вовсе ушли, - щелкает пальцами и улыбается, как учитель, только что доказавший теорему перед нерадивым учеником.

- Но мы говорим о человеке, а не о каком-то механизме, - Пит вовсе не кажется убежденным, и поэтому все старания Бити пропадают втуне.

А вот о стараниях Пита такое сказать язык не повернется. Первой на запах приготовленного мяса на кухню прибывает Энорабия; Бити мрачно шутит, что в подобном чутье виноваты ее зубы. Кстати, они были пересажены тебе не от акулы? Энорабия смеется и щелкает теми самыми зубами, которые никому не дают покоя. Затем на кухне появляется заспанная, но оживленная Джоанна, за ней тенью следует помятый, но совершенно трезвый Хеймитч, который так же оживляется, и к мясу открывает бутылку вина. Шум не будит спящую сладким сном Каролину, и не достигает двенадцатого этажа, на котором обитает Китнисс, зато на кухню, становящуюся очень тесной, влетает собранная Эффи Бряк и морщит свой точеный нос.

- Вы все сидите на диете! – восклицает она громким писклявым голосом, пытаясь воззвать к чувству долга собравшихся. У собравшихся очень голодные глаза, и чувство долга в них, похоже, напрочь отсутствует. Тогда Эффи картинно взмахивает руками и спрашивает, где ее порция.

- Вообще-то, я готовил только для Бити! – возмущается Пит.