Апрельская ведьма

Они поехали через Мьёльбю, даже завернули в центр, хоть это был и крюк, — вереница из восьми огромных машин устремилась с окраины на Рыночную площадь. Поначалу их почти никто не заметил: солнечные улочки были тихие и по-воскресному безлюдные, хотя дело уже шло к полудню, и праздничных шестов установить еще нигде не успели. Городок казался таким чистеньким, будто Эллен с Кристиной в диком припадке чистоплотности прошлись с тряпками по всему Мьёльбю, словно Кристина причесала все газоны и подстригла их маникюрными ножницами, а Старуха собственноручно выскребла фасады домов и спрыснула каждый березовый листок серебристым лаком.

Ближе к центру народу стало побольше, магазины еще не закрылись. Только левая рука Дога лежала на баранке, правая же небрежно и недвусмысленно покоилась на спинке Биргиттиного сиденья. Он не обнимал ее — только давал понять, что эта девчонка, вторая Мэрилин Монро, принадлежит ему. Биргитта откинулась назад, чтобы касаться затылком его руки. Вот это жизнь, и так должно быть всегда. Если и есть Царствие Небесное, то там вечно длится утро накануне Иванова дня, когда летишь в сверкающем кабриолете через паршивый городишко, слыша, как на полу и заднем сиденье побрякивают бутылки, летишь, точно зная, что ближайшие сутки обещают такой кайф, что чертям станет тошно.

Но чего-то все же не хватало, и Дог, разумеется, сообразил, чего именно: он включил встроенный в «крайслер» маленький проигрыватель, купленный Биргиттой в «Люксоре» по льготной цене для персонала, и врубил полную громкость. Кавалькада въехала на мост через Свартон, и знакомый, чуть вибрирующий голос загремел над водой:

От этого голоса весь Мьёльбю словно бы застыл и прислушался. Крестьяне на Рыночной площади, отведя взгляды от овощей и фруктов на прилавках, незаметно придвинулись поближе к своим жестянкам с деньгами, мужчины в новеньких летних рубашках, покашливая и хмурясь, обозревали улицы, покуда их расфуфыренные жены в перманенте и бежевых поплиновых плащах, остолбенев, стояли вокруг с картонными лоточками первой клубники в руках, забыв засунуть ее в кошелку.

Биргитта и Дог сидели в своей открытой машине с непроницаемыми лицами, как им и полагалось по рангу, но остальные из их компании уже пооткрывали бутылки и немного разогрелись. Опустив стекла в машинах, они гроздями вывешивались наружу, горланили и пели, кричали и хохотали. Дог, глянув в зеркало заднего вида, заметил, что вся орава уже одолела мост, тормознул и встал на площади.

Биргитта и Дог вышли первыми, Дог, захлопнув дверцу, подбросил ключ сантиметров на двадцать вверх и поймал его немыслимо элегантным жестом, Биргитта стащила с головы косынку, поправила прическу, и они пошли.

— А можно мне мороженое? — сказала она и прижалась к Догу, продев свою руку ему под локоть. В тот день он тоже был очень хорош: искусно уложенный и набриллиантиненный кок на лбу и новая черная куртка из блестящего шелка. Он выписал ее по почте через торгующую врассылку фирму «Голливуд» в Стокгольме и ждал с нетерпением много недель, пока куртка не прибыла наконец под самый канун Иванова дня. С орлом на спине. Ни у кого из раггаров во всем Эстергётланде не было куртки с орлом на спине.

— А хуле, — ответил Дог и вытащил бумажник. Биргитта встала на цыпочки возле киоска с мороженым, сзади слышались громкие голоса и хлопанье дверей — остальные тоже вылезли из машин, — но она знала, что все свенссоны на рынке уставились на нее. На нее и Дога.

Дог тоже это сознавал, что было видно даже по его позе, когда он, наклонившись, заглянул в киоск, швырнул крону и сказал:

— Одно «Top Hat!»

Биргитта положила руку ему на спину:

— А сам не будешь?

Дог фыркнул:

— Еще чего! Бабьи сладости... А может, хочешь еще и клубники?

Клубники? Сдалась ей эта клубника! Но потом она сообразила — Дог любит сделать широкий жест. Хоть она с ним не дольше месяца, а усвоила, что когда на него накатит такая щедрость, то разевай рот и лопай. Как-то вечером ей пришлось запихать в себя три порции сосисок с картофельным пюре, пока он угомонился. Когда потом они лежали с ним на заднем сиденье, она чувствовала, как у нее в горле булькает майонез с огурцами и томатный кетчуп, но сумела, сглотнув тошноту, сохранить хорошую мину. Легко представить, что стало бы с Догом, если б она заблевала его «крайслер» кетчупом с майонезом. Правда, пока он ее еще не бил по-настоящему, только шлепал по щеке тыльной стороной ладони, когда она болтала лишнее. От этого у нее между ног пробегал огонек желания, но не такая она была дурочка, чтобы не понять: иметь дело с кулачищами Дога — штука малоприятная.

Обитатели Мьёльбю расступались, когда по рынку двинулся Дог, по-прежнему сжимая в руке бумажник. Сама она засеменила следом — в босоножках на высоченных шпильках, в них только и можно было, что семенить, — при этом старательно облизывая бумажную крышечку от мороженого. Все до единого мужики на рынке глазели на нее, и поэтому язык у нее сделался какой-то особенно длинный и острый, он медленными ласкающими движениями скользил по крышечке, подбирая все остатки шоколада и мороженого.

Возле прилавка, намеченного Догом, стояла целая толпа свенссонов, но они расступились как миленькие и пропустили его без малейших возражений. Биргитта протиснулась следом, облизывая свой фунтик.

— Клубники! — рявкнул Дог.

Крестьянин за прилавком поспешил схватить лоточек и доверху его наполнить, а Биргитта обернулась и лениво разглядывала ближайших свенссонов. Они понемногу очухались, стали негромко переговариваться и медленно смыкались снова. Совсем рядом с Биргиттой стояла тетка, ужасно похожая на Старуху Эллен: серое ситцевое платье в цветочек под застегнутым на все пуговицы поплиновым пальто, мелкие тугие кудряшки перманента надо лбом и сеточка для волос на затылке. Закопав поглубже свой коричневый кошелек в хозяйственную сумку, она протянула ее мужчине, стоявшему по другую сторону от Биргитты. Тот поспешно рванул сумку к себе.

— Сволочь! — завопила Биргитта. — Попридержи свои грязные клешни!

Дог резко обернулся.

— Он лапал меня за грудь!

Биргитта обвиняющим жестом ткнула пальцем в старикана с сумкой, успев уже убедить себя, что все было именно так. Конечно же было! А иначе отчего бы ее голос звенел теперь праведным гневом, отчего у нее внутри все дрожит от возмущения?

— Кто? — спросил Дог и поддернул рукава куртки. Манжеты в ней были на резинке, так что он мог подтянуть их до самых своих волосатых подмышек, не помяв и не сморщив черного шелка.

— Этот вон! В кепке!

Шея тетки пошла красными пятнами, она вклинилась впереди Биргитты и стояла теперь рядом со стариком.

— Не говори глупостей, — фыркнула она. — Эгон никого никогда не лапал за грудь...

— А ты-то что об этом знаешь, старушенция? С твоей-то рожей!

Это крикнул Сигге Гетинг. Остальная компания успела уже подтянуться, парни встали полукругом, окружая свенссонов. В центре, скрестив руки на груди, стоял Сигге Гетинг, тощий, смуглый, похожий на ящерицу. Девчонки возмущенно кудахтали позади: грязный старикашка лапал Биргитту за грудь! Ну вообще! Да как он посмел?

— Отвали, старуха, — сказал Дог самым мрачным своим голосом и отпихнул тетку в сторону.

Как в кино, подумала Биргитта. С Догом все получается, как в кино. А уж раз пошло кино, она приготовилась играть свою роль, — обхватив обеими руками руку Дога, прижалась к нему и заморгала часто-часто, словно смахивая слезы:

— Пойдем, любимый! Пошли. Ну его, этого грязного старикашку!

— Щас, — отозвался Дог и, поддернув рукав еще на сантиметр, прицелился в старика и врезал.

— Аоо! — взвыла его жена и шлепнулась наземь.