Последний самурай

Сорабджи изумленно взирал на меня.

Я сказал, что вообще-то не знаю его, что нас связывает всего лишь генетическое родство, и я просто подумал, что...

Он продолжал смотреть на меня. И мне показалось, что он вовсе не слушает меня; просто думает о том, что не может ничего для меня сделать.

Я сказал: Вы не знали, что так случится. Возможно, поступили правильно. Иначе бы она просто сошла с ума. Возможно, вы даже спасли ей жизнь. И то, что вы тогда сказали ей что-то не то, чего не должны были говорить, вовсе не означает, что вы были не правы...

Я не видел, как взлетела его рука. И не успел опомниться, как он нанес мне удар по голове такой силы, что я упал и покатился по полу. Почти тут же вскочил на ноги, но он был уже тут как тут. Размахнулся, ударил и снова сбил меня с ног. И опять бросился на меня, но тут я откатился в сторону и успел подставить ему подножку. Он упал. Прямо на меня.

Я и пошевелиться не мог, он давил на меня всем своим весом. В комнате громко тикали часы, прежде я их не замечал. А они все тикали и тикали. И ничего не происходило.

Он запыхался, точно после тяжелого боя. Глаза сверкали. Я не знал, что́ он способен выкинуть в следующую секунду.

В дверь постучали. Жена окликнула его: Джордж!

Он сказал: Подожди две секунды, я сейчас, дорогая!

Я слышал ее шаги, удаляющиеся по коридору. И только тут понял, что надо было закричать. А теперь уже поздно. Глаза его сверкали...

Часы громко тикали.

Внезапно он отпустил меня и вскочил на ноги. Я отполз подальше, но он не стал преследовать меня. Стоял у стола, сунув руки в карманы. Потом улыбнулся мне и ласково сказал:

Прости, это совсем на меня не похоже. Просто потерял над собой контроль. Страшно извиняюсь. Нервы ни к черту, происходит срыв, а потом ужасно корю себя за то, что случилось.

В голове у меня гудело.

Волосы падали ему на лоб, из-под них сверкали темные глаза. Он выглядел точь-в-точь как Роберт Донат из «39 ступеней», как тогда, чуть раньше, когда рассуждал об атомах и анализе Фурье.

Он сказал: Ну разумеется, ты должен связаться с нужными людьми.

Я спросил: Так вы по-прежнему считаете, что мне нужно заняться астрономией?

Он засмеялся. И сказал: Даже думать не хочется о том, чтобы я мог вселить в тебя отвращение к этой науке!

А потом насмешливо и вопросительно приподнял бровь. Глаза блестели и смеялись, в них не проглядывало и тени расчета.

Мне оставалось лишь надеяться, что на лице у меня не осталось синяков.

Я спросил: Так стоит мне поступать в Винчестер или нет? Вы не раздумали давать мне рекомендацию?

Улыбка не сходила с его губ. И он сказал: Ну разумеется, ты должен поступать в Винчестер.

А потом снова улыбнулся и добавил: И непременно сошлись там на меня.

В четверг ровно в девять часов Роберт Донат снова вышел в эфир. Сиб смотрела на экран точно завороженная. Я читал «Саентифик америкен».

Там была опубликована статья о человеке, который проводил исследования в Антарктике и вот-вот должен был вернуться из экспедиции. Статью написал человек, сделавший важное открытие в изучении проблемы нейтрино на Солнце. Я прочел пару абзацев, потом перевернул страницу.

Иногда я вспоминал о девочках, которые не доводились мне сестрами, иногда вспоминал доктора Миллера, но чаще всего думал о лауреате Нобелевской премии, он же двойник Роберта Доната. Вспоминал, как он перелистывал странички с анализом Фурье, смотрел на меня сверкающими темными глазами, говорил, какой я талантливый и гениальный, ну в точности как он, когда был в моем возрасте. Из статей, напечатанных в «Саентифик америкен», я так и не понял, считают ли их авторы «Улицу Сезам» показателем низкого уровня развития. Не понял также, насколько серьезно относятся они к проблемам побочных продуктов нефти. Но даже по прочтении первых строк каждой статьи я сразу понимал, что всем им далеко до Сорабджи.

Я отложил журнал и взял книгу по аэродинамике. Иногда казалось, что я все понимаю, иногда разобраться было ох как не просто. А когда разобраться непросто, трудно судить, кто тебе может помочь. Нет, конечно, помочь мог только тот человек, который не ограничился достижениями математики XVIII—XIX веков. Любой дурак может выучить язык, тут нужно только терпение, и рано или поздно все становится понятно, но с математикой обстоит иначе. Когда имеешь дело с математикой, для понимания одной вещи требуется понимание другой, причем далеко не всегда можно сразу определить, что тебе нужно разобраться именно в той, первой вещи. Можно потратить кучу времени, пытаясь понять, что именно тебе следует узнать в первую очередь, и еще целую кучу времени на то, чтобы это увидеть.

Если бы я тогда ничего не сказал Сорабджи, то ни за что не стал бы теперь тратить на это время. Во-первых, я бы поступил в Винчестер в возрасте двенадцати лет, а во-вторых, всякий раз при возникновении неразрешимой проблемы мог бы спросить того, кто не только знает ответ, но всеми силами старается помочь своему вновь обретенному сыну. Если бы я встретился с Сорабджи в какой-нибудь другой день — ну, допустим, провел перед визитом к нему еще сутки за изучением периодической системы, — то тогда бы не встретил там доктора Миллера, не слышал бы тех телефонных звонков, ничего бы не узнал из того, что мне не положено слышать и видеть. Мне следовало бы перестать напрасно тратить время и стать самым молодым претендентом на Нобелевскую премию. А вместо этого я все пытался сделать сам.

У меня была еще одна книжка о теореме Кутта — Жуковского. Вообще-то я был не слишком уверен в том, что мне уж так хочется получить Нобелевскую премию. А раз человек не слишком стремится получить Нобелевскую премию, он может заняться каким-то другим стоящим делом — к примеру, отправиться к истокам Амазонки или покорить Анды. Ну а если не получится покорить Анды, всегда найдется какое-нибудь другое стоящее занятие, к примеру получить Нобелевскую премию. Впрочем, все это довольно глупо.

Я отложил книгу по аэродинамике.

Сорабджи смотрел с экрана сверкающими темными глазами.

И я вдруг подумал: Как это глупо, быть таким сентиментальным!

Ведь мы должны поклоняться не герою, а деньгам.

Если есть деньги, можно отправиться куда угодно. Дайте нам денег, и все мы станем героями.

Утром я решил пойти в библиотеку. В конечном счете один потерянный день не может повлиять на мои шансы получить Нобелевскую премию или отправиться к истокам Амазонки. А мои шансы заработать кучу денег равнялись практически нулю. И я подумал: Какого черта! Вот пойду и почитаю там одну из любимейших книг, просто для удовольствия!

Книга «Путешествие в опасность!» оказалась на руках, поэтому я взял «На глубину полмили».

Сел в метро, поехал по кольцевой. И вместо того чтобы начать сначала, открыл книгу на той странице, где описывалось первое погружение в батисфере.