Последний самурай

Мне захотелось сказать ему сразу две вещи. Первое: меня не так-то просто отшвырнуть прочь, потому что я занимаюсь в юношеской школе дзюдо в Бермондси. И второе: о’кей.

И я выбрал «О’КЕЙ».

Он сказал: Вот ты вроде бы согласился со мной, но сам не понимаешь, что говоришь. Думаешь, если умный, так можешь понять все на свете? Я не считаю, что при занятиях математикой, — тут он снова покосился на листки с уравнениями, — у тебя когда-нибудь возникнут подобные проблемы. Но ты должен научиться понимать вещи, в которые порой трудно поверить. И если не научишься верить в них сейчас, потом будет уже поздно.

Труднее всего, почти невозможно, было поверить в то, что я наяву слышу эти слова. Лауреат Нобелевской премии уверяет меня, что я вполне могу заняться любой наукой! Лауреат Нобелевской премии говорит, что рад, что у него такой сын. Рассуждает о самых серьезных вещах с самым что ни на есть серьезным видом, а потом на лице его вдруг расцветает улыбка. Точно он специально приберегал эту улыбку для сына, которого у него прежде не было и которого ему так хотелось иметь. Он был гением, человеком блестящего ума и считал меня человеком блестящего ума. Он выглядел как кинозвезда и считал, что я очень похож на него. И вместо того, чтобы проверять меня на знание столиц мира, он рассуждал о том, что это значит — заниматься самой дорогой в мире наукой. Я думал: Что ж, если ему так хочется быть мне отцом, почему бы ему и не быть мне отцом? А время от времени в голову приходила уже совсем другая, пугающая мысль: Что, если он решит испытать меня на знание формулы Лагранжа и сразу поймет, что никакой я ему не сын?

Он сказал: Ты не должен понимать меня превратно... Я вовсе не утверждаю, что люди, выписывающие чеки, не любят науку. Просто они избраны другими людьми, которые не любят науку. Их имена упоминаются в газетах, ориентированных на бесчисленное множество обывателей, обожающих читать всякую чушь о динозаврах. Ты должен понять, что газеты, публикующие отчеты о решениях власть имущих, так же охотно ежедневно публикуют астрологические прогнозы, в которые не верят ни сами издатели, ни читатели. Но тем не менее это приносит газете большую материальную выгоду.

Он сказал: Тебе следует понять, что ты просто не можешь позволить себе действовать так, точно постоянно имеешь дело со взрослыми, вполне разумными людьми. Ведь приходится иметь дело с людьми, которые вовсе не хотят понимать, как работает тот или иной механизм. Тебе придется иметь дело с людьми, которые прежде всего будут ждать, что ты пробудишь в них детское ожидание чуда. С людьми, которые будут настроены заранее отвергать в тебе саму возможность понимания скучных и непонятных предметов, таких, как математика, и...

Тут зазвонил телефон. Он сказал: Прошу прощения, я сейчас.

Подошел к столу и поднял трубку. И сказал: Да? О нет, ничего подобного, лично я считаю, что все прошло просто замечательно, не думаю, что в этом квартале нам следует ожидать неприятностей. К тому же он обещал представить письменные материалы к концу недели, так что будет отсрочка еще на несколько дней.

Последовала пауза, затем он рассмеялся. И сказал: Ты же не ждешь, чтобы я прокомментировал это прямо сейчас... нет, нет, просто приезжай как можно скорее. Да, именно. Пока!

И повесил трубку. Он хмурился и одновременно улыбался.

Он сказал: Знаешь, порой люди насмехаются над христианскими фундаменталистами. И говорят — раз вы считаете, что Библия действительно является словом Божьим, раз слово Божье для вас важнее всего на свете, как же получается, что вы не знаете языков, которые сам Господь Бог избрал для этих текстов? Если вы считаете, что существует Создатель, творец всего сущего вокруг, то достаточно оглянуться — и сразу поймешь язык, на котором он думает. На языке математики думали миллиарды лет. Нет, разумеется, если как следует разобраться, религию так просто не переспорить, тут недостаточно одного бездумного презрения и отрицания Создателя и его творений-Тут он вдруг умолк, призадумался, а потом сказал: Ты упомянул, что она про это ничего тебе не говорила. И все же... что именно она сказала?

Я ответил: Ну, я не...

Он перебил меня: Ладно, не важно. Ты имеешь право знать. Я твой должник.

Я подумал: Надо прекратить это.

И сказал: Да нет, просто...

Он перебил меня: Нет уж, позволь мне закончить. Нелегко об этом говорить, но ты имеешь право знать.

Я подумал: Надо кончать с этим, и немедленно

но Сорабджи, работавший на телевидении, имел немалый опыт в общении с людьми и умел затыкать им рот, когда они хотели перебить его, и я не знал, как поступить.

Я сказал: Нет. Я сказал: Вам вовсе не обязательно говорить это мне.

Я сказал: Вообще-то я не ваш сын.

Он сказал: Господь свидетель, я это заслужил. У тебя есть право обижаться на меня.

Я сказал: Я не в обиде. Я просто констатирую факт.

Он сказал: Хорошо, пусть будет факт. А как насчет вот этого, — и он потряс зажатыми в руке страничками с анализом Фурье и добавил: — Ведь это тоже факт, от этого не уйдешь. И между этими двумя фактами существует совершенно очевидная связь, нравится тебе это или нет. И ты прекрасно это понимаешь, иначе бы тебя здесь просто не было...

И он принялся энергично расхаживать по комнате и говорил так быстро, что не было никакой возможности перебить его.

Он сказал: Моя жена просто замечательная женщина. Чудесная женщина. Она потрясающе исполняет свой долг. И Бог свидетель, я вступал в брак с открытыми глазами. То была женитьба по договоренности, мой отец хотел помочь своему старому партнеру по бизнесу, и хотя сам женился без согласия семьи, — может, именно потому, что женился без согласия семьи, — хотел, чтобы со мной все было иначе. Чтобы женой моей стала девушка, приверженная зороастризму, а здесь он просто не видел достойной меня. Нет, я вовсе не хочу сказать, что на меня оказывалось какое-то давление, ничего подобного. Отец прекрасно понимал, что воспитывался я в чисто западном духе. Просто попросил, чтобы я встретился с ней, сказал, что это очень красивая и хорошо образованная девушка, прекрасный, добрый человек. И еще сказал, что если она мне не понравится, настаивать он ни в коем случае не будет. Но также не будет ничего страшного, если я встречусь с этой девушкой, он даже вызвался оплатить мой перелет до Бомбея.

Нет, конечно, нельзя сказать, что это была любовь с первого взгляда. Но поладили мы прекрасно, во всех отношениях. И еще я понял, что если женюсь на ней, то смогу на сто процентов рассчитывать на поддержку моей семьи во всем, особенно в том, что касается карьеры, а это была единственная вещь, которая волновала меня всерьез. В конечном счете, как мне кажется, все получилось прекрасно. Наверное, потому, что так бывает всегда, когда совершаешь поступки вполне осознанно.

Он приподнял руку, увидев, что я хотел что-то сказать, и продолжил: Но вот в начале 80-х я отправился на Гавайи, на конференцию по ультракрасному излучению. И там я встретил ее. Она руководила раздачей материалов; слово за слово, и не успели мы опомниться, как поняли, что влюбились по уши. Она была... не знаю, как она выглядит теперь, но помню, что я, едва увидев ее, подумал: красивей девушки в жизни не видел. Даже сердце замерло. Все это звучит так тривиально, я понимаю, но ощущение было такое, точно я получил удар под дых. Никогда бы не подумал, что со мной может случиться такое. И еще она была необыкновенно умна, обладала поразительной для своего возраста интуицией. Я и не предполагал, что встречу человека, с которым можно говорить и не думать о том, что надо при этом что-то объяснять.

Он умолк. Но не успел я воспользоваться паузой, как Сорабджи заговорил снова.

Он сказал: Возвращаться в Лондон до смерти не хотелось, но пришлось. Она вернулась в Австралию. На протяжении нескольких лет мы виделись только на конференциях. И вот наконец я сказал ей, что так дальше продолжаться не может. Страшно не хотелось обижать жену, но я знал — так дальше продолжаться не может. Мы и без того опаздывали с проектом «Колосс» на целых три года, а чтобы довести его до ума, требовалось, по моему подсчету, года четыре, а то и пять. И тогда я про себя решил, что как только «Колосс» будет запущен на орбиту, попрошу у Фирозы развода. А она... она может приехать в Англию, если захочет, найдет себе тут что-нибудь, а если понадобится, сам поеду в Австралию и начну там что-нибудь искать. И тут она сказала, что беременна. И тогда я спросил: Что ты намерена делать?