Кенгуру

Как раз в тот момент, когда ансамбль «Осмондс» начал играть «Диких лошадей», Варью увидел синий «фиат» с итальянским номером. Машина медленно ехала вдоль тротуара и невдалеке, метрах в двадцати, у кафе «Танго», остановилась. Из машины вылезли два старикана, за ними парень с внешностью маффиозо. Они проследовали в «Танго». Варью остановился перед входом, заглянул в помещение. Увидел он не слишком много: внутри был полумрак. Тогда он выключил магнитофон и тоже вошел.

«Танго» представляло собой нечто среднее между старыми провинциальными кофейнями и модерновыми «эспрессо». Столики, размером побольше, чем в «эспрессо», не были, однако, такими широкими и массивными, как в кафе. Стойка бара, залитая опаловым неоновым светом, красноречиво говорила о том, что выручка данной торговой точки зиждется в основном на горячительных напитках. На полках было буквально все — от коньяка до бутылочного пива. У стены почти в самом углу тускло поблескивало пианино; за ним сидела высокая, стройная девушка, она играла какой-то старый фокстрот и курила. В длинном красном мундштуке торчал не то «Мункаш», не то «Кошут». За стойкой варила кофе молодая цыганка; третья девушка как раз обслуживала итальянцев. У девушки было смуглое креольское лицо и совсем светлые волосы. Варью замер, увидев ее. Он сел за столик у двери, полез в карман за сигаретой. Кроме итальянцев, посетители занимали еще два столика. Возле пианино сидел в расслабленной позе старик, одетый в нечто, что когда-то можно было назвать приличным костюмом, и с мечтательным видом слушал старый фокстрот. Между стойкой и итальянцами расположилась веселая компания — пятеро молодых парней, длинноволосых и широкоплечих; среди них бросался в глаза цыган, одетый, как сутенер. Они дули пиво, столик был сплошь уставлен бутылками.

Варью закурил и стал ждать. Смуглая блондинка болтала с итальянцами. «Точно как та баба, о которой светловолосая говорила в машине,— думал Варью («Cio ё vero»^[7],— слышался голос блондинки.).—Если у нее волосы везде светлые, то, наверное, та самая... Да как это узнать?» — размышлял он. «Sta attento»^[8],— сказал один из стариков итальянцев и поманил девушку пальцем, чтоб нагнулась поближе. Они долго шептались; Варью улавливал только неясные звуки. Потом снова послышался голос девушки:«Ci sto... Vedremo... Alle died»^[9].

Варью помахал рукой: дескать, заказ. Смуглая блондинка подняла было глаза, но так и не смогла оторваться от своих итальянцев: те совсем засыпали ее быстрой речью. Варью терял терпение.

— Прего!^[10]—сказал он и сам удивился смелости, с какой произнес это единственное итальянское слово, неизвестно откуда всплывшее в памяти.

Смуглая блондинка тоже удивилась. Она подняла голову и подошла наконец к нему:

— Che comenda?^[11]

Варью рассмеялся и разразился «итальянской» речью:

— Чинквеченто арестанти ресторанто унмо-менто...

Лицо блондинки исказилось досадливой гримасой:

— Слушай, приятель, шел бы ты в...

— Принеси бутылочку пива,— сказал Варью, примиряюще улыбаясь.

Блондинка пошла к стойке и молча принесла ему бутылку и стакан.

— Постой минуту,— сказал Варью.

— Чего тебе еще?

— Который из них скупает лошадей?

— Тебе какое дело? — сказала блондинка, нервно оглянувшись на пьющих пиво парней.

— Надо.

— Который спиной сюда сидит. Ты что, сыщик?

— Нет. Девчонку я одну разыскиваю. Она здесь живет, на Незабудке. Такая невысокая, ноги у нее красивые, полные... Не знаешь ее?

— Нет,— ответила блондинка и вернулась болтать с итальянцами.

Варью загасил сигарету, потом налил себе стакан пива и выпил. Холодное пиво немного смягчило неприятный осадок от разговора с официанткой. Отняв стакан от губ, Варью с удивлением обнаружил, что перед ним, опираясь на столик, стоит цыган.

— Что такое? — спросил Варью.

— Пей свое пиво и проваливай.

Варью поглядел на цыгана, потом на остальных четырех парней, тоже оказавшихся подле его столика, — вид их не обещал ничего хорошего. Он кивнул.

— Ладно, выпью и уйду.

— По-быстрому пей и иди! — тихо сказал цыган.

Видя, что спорить тут не приходится, Варью без лишних слов вылил в стакан остатки пива, выпил его.

— Ничего пиво,— сказал он и, достав из кармана джинсов двадцатку, бросил ее на стол. Взял под мышку магнитофон, поднялся.

Цыган тронул его за рукав, показал на магнитофон.

— Маг можешь оставить. Даю за него четыре сотни.

— Не продается.

— В комиссионке с ним попадешься.

— Он купленный.

Четверо накачавшихся пивом горилл громко захохотали.

— Пятьсот.

— Не продается,— помотал головой Варью и двинулся к выходу.

Дверь была рядом — и все же, пока он шел до нее, на спине у него выступил холодный пот. С трудом заставляя себя не оглядываться, он небрежной походкой вышел на улицу, спустился по ступенькам и направился в сторону Восточного вокзала. Лишь отойдя от «Танго» метров на двадцать, он выпустил из легких воздух и хмыкнул:

— Да-а, это вам не Пашарет*...

* Район Будапешта, где издавна селилась «чистая публика».

Придя домой, Варью умылся, надел чистые штаны и майку и отправился в «Мотылек». Субботний день близился к концу. Кёбаня начинала постепенно оживать под робкими порывами предзакатного ветра.

Когда Варью появился на террасе «Мотылька», случайные посетители, оказавшиеся в кафе, содрогнулись: открытое два года назад заведение, пользующееся в округе доброй славой, вдруг превратилось в осенний лес. Две девушки с коротко остриженными волосами и одиннадцать длинноволосых парней, сидящих в правом углу террасы за тремя сдвинутыми столиками, как по команде вдруг закаркали во всю силу молодых глоток:

— Карр... карр... карр...**

** Варью — по-венгерски: ворона.

Внутри, в кафе, смолкла музыкальная машина, и из-за стойки с грозным видом вылетела женщина лет пятидесяти, с собранными на затылке в узел седыми волосами.

— Молодежь, вы снова за свое?!

— Тетя Манци, Варью пришел,— закричали девушки, показывая на ступеньки террасы.

Хозяйка обернулась, выражение лица у нее сразу изменилось.

— А, это ты, Варью!

— Я,— ответил Варью скромно.

— А я уж думала, ребята перепились.

— А... Сегодня ведь суббота еще...

— Заходи, Варью, приготовлю тебе сухое мартини.

Следом за почтенной дамой Варью прошествовал к стойке, на ходу с величественным видом делая приятелям ручкой, будто какой-нибудь заезжий премьер встречающей толпе. А те опять принялись каркать:

— Карр... карр... карр...

Варью взобрался на высокий табурет у стойки. Хозяйка накапала в мартини джин и лимон, бросила кубик льда. Смешивая коктейль, она наклонилась и шепотом сообщила Варью:

— От Ольги письмо пришло...

— От какой Ольги? — спросил Варью.

— Да от Ольги же, Ридль... Которая в парикмахерской работала у тети Теруш.

— A-а, от Ольги,— сообразил Варью — Откуда письмо?

— Она пока под Неаполем, в лагере, но пишет, что перспективы хорошие.

— Спасибо, тетя Манци,— сказал Варью; потом со стаканом в руках подошел к музыкальному автомату.

Потягивая мартини, долго изучал надписи. Когда лед в стакане оказался уже на самом дне, Варью наконец выбрал пластинку — это был номер в исполнении Эссекса — и, бросив в автомат монету, вышел на террасу. Друзья снова встретили его карканьем, дали ему место у стола.

— Как живешь, Ворон? — спрашивали со всех сторон.

Варью меланхолично махнул рукой:

— Какая там жизнь...

Одна из девушек встала, подошла к Варью и шепнула ему на ухо:

— Письмо от Ольги пришло. Она под Неаполем...

— Знаю. Тетя Манци сказала.

— Пишет, что перспективы хорошие.

— У Ольги всегда хорошие перспективы...

— Что-то ты сегодня не слишком веселый.

— Это все оттого, что я сегодня немножко грустный.

— У тебя с Ольгой было что-нибудь? — щебетала девушка, склонившись к его плечу.