Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)

Антон вытер липкие руки о майку, прищурившись, посмотрел на солнце. Перевел взгляд на меня, спросил:

— Значит, когда вырастешь, ты станешь вежливым вором?

Не знаю, почему мне сейчас так хорошо. Я сижу на стуле в коридоре, Манчкина орудует ножницами и машинкой для стрижки волос. Как и полагал, она приняла меня. Несмотря на двухлетнюю ссору, даже обрадовалась встрече. И это доказывает, что у нас есть особая связь.

Катя 3.5 улыбается. Спрашивает:

— Каким хочешь быть теперь? Я про предоставленное судьбой время.

— Счастливым. Не подумай, я счастлив, но у меня были цели, из-за них чувствую себя менее счастливым.

— И какие же это, интересно?

— Я планировал учредить рок-журнал, стать его главредом. Желал научиться какому-нибудь боевому искусству, например, джиу-джитсу, тхэквондо, пигуацюань, тайцзицюань. Хотел выучиться на психолога.

— И как же музыка?

— Нельзя ограничивать себя чем-то одним. Помимо уже перечисленного, в списке целей есть написание биографии…

Понижаю голос. Тишина и странная, чуть ли не интимная, атмосфера заставляют меня делиться самым сокровенным. Говорю с печальной нотой:

— Я представлял себе будущую жизнь. Это двухэтажный дом, две собаки — немецкая овчарка и хаски. Всегда видел такую картину: вот жарю шашлыки в огороде, а вокруг себя слышу смех сыновей-близнецов и гавканье псов, Настя подходит ближе с дочерью на руках… Но такое будущее рухнуло, когда мы расстались.

А ведь я продолжаю любить Настю.

— И тогда ты пустился во все тяжкие?

Катя 3.5 ухмыляется. Понимаю, о чем она. После расставания с Настей, или же Кейт Остин, я около трех месяцев вел неразборчивую половую жизнь. Случайный секс помогал забыть о будущем, которое я рисовал. Странно, что Катя 3.5 знает о моих похождениях.

Вздыхает.

— Не завидую тебе, Максим. Но знаешь, что? Еще есть время, чтобы чего-то достичь, не ставь на себе крест. Не поддавайся окружающим, ведь они вычеркнули тебя из списка живых.

— С чего ты взяла?

— Ты присмотрись.

Мы молчим.

Что, если она права? Если друзья теперь будут считать меня ходячим мертвецом? Это причинит мне больше боли, чем какая-то опухоль.

— Если не говорила, то знай: когда моя мать узнала, что у отца рак, она его бросила. Сказала, что ей следует думать о будущем. Ты представляешь, каким ударом это для него стало?

Она продолжает:

— Не дай им сломить тебя. Не будь рабом своих эмоций… Я закончила.

Катя 3.5 скидывает простынь, я поднимаюсь и смотрю в зеркало. Новая прическа настолько коротка, что чувствую некую свободу и окрыленность. Отворачиваюсь, тащу стул на кухню. Подруга бросает простынь на пол в туалете. Идет следом и говорит:

— Макс. Знаешь, что нам было бы неплохо сделать? Заняться сексом.

Поворачиваюсь, не верю услышанному. Стул по-прежнему в руке. А Катя 3.5 объясняет:

— Мы знаем друг друга очень давно. Я одинока, да и ты, судя по постам в социальных сетях, тоже. Почему нам этого не сделать?

Кажется, она серьезно. И я совершенно точно смущен.

— Ох, Катя. Не лучшая идея.

Блондинка с хорошими формами подходит, отнимает из моей руки стул, ставит его на место.

— Почему?

— Я, знаешь ли, кое с кем встречаюсь.

— О, и кто же она? Или он?

Мне девятнадцать, ей восемнадцать. Она выпила рюмку водки и громко сообщила:

— Собутыльник из тебя никакой!

Я не пью. Точнее, пью редко, по исключительным случаям. Мы на кухне. Волшебный запах свежих мандаринов. Катя 3.5 налила еще, чокнулась с бокалом сока в моих руках.

— Зато хороший ты мужик. Все бабы за тобой бегают. Эх, за мной бы так бегали.

Суровый одинокий Новый год двух бисексуалов. И соседа Манчкиной по лестничной площадке. Он стоял у окна, пил пиво из банки. Ему двадцать три.

— Вот знаешь, Макс, сколько ся помню, ни разу не видела тя с пацаном. Ты уверен, что бисексуал?

Катя 3.5 выпила лишнего, и это заметно. Ладонью она хлопнула соседа по ляжке.

— Слав, те реально говорю, он считает себя би, хотя ни разу не встречался с парнями. Зато сколько девушек у него было! Сколько!

Охнула. По задумчивому выражению лица я решил, что пытается сосчитать. Скорее всего, она сшиблась со счету, потому что переключила внимание на мандарины, валяющиеся кучей по всей кухне. Я решил в свою защиту сказать пару слов:

— Но у меня был секс с парнем.

Катя 3.5 отмахнулась.

— С мужиком переспать любой мужик может. А те слабо начать отношения с себе подобным, а?

Она посмотрела на меня, сощурила глазки.

— Что, противно думать о таком, да? Э-эх! Какой же ты после этого би?! Тьфу!

Она очистила маленький мандарин, запихнула в рот целиком.

— Может, тебя парни и привлекают, но ты никогда, слышишь, никогда не позволишь себе встречаться с ними! Я точно знаю, ты не такой.

Она берет меня за руки, ведет в зал, вероятно, на кровать. Я говорю:

— Все сложно.

— То есть парень?

Катя 3.5 всегда являлась странной. Как и я. У нас что-то подобие раздвоения личности. Иногда мы бываем сами на себя непохожи. Она, когда напьется, превращается в блудницу и начинает заниматься сексом с кем попало. Я, когда мои чувства оказываются кем-то сильно задеты, превращаюсь в ненавидящее весь мир существо и пытаюсь оскорбить всех, кто меня окружает. Может, раздвоение бывает у всех бисексуалов?

— То есть нет никого, но одновременно и есть.

Катя 3.5 вздыхает. Падает на кровать.

— Тогда не представляй, что секс — это наслаждение.

— А смысл?

Она отворачивается, смотрит в окно. Спустя нескольких секунд молчания говорит:

— Знаешь, Макс. Я ведь тоже человек. У тебя есть люди, которым ты нужен. А я не нужна никому. Знаешь, что я чувствую каждую ночь?

Кажется, Манчкина плачет, но старается этого не показывать. Мы не любим слезы.

— Опустошенность. Я каждый день отдаю всю себя на работе, и что в ответ получаю? Кроме постоянного секса с соседом или когда напьюсь, ничего. Я тоже хочу быть кому-то нужна, понимаешь?

Она поворачивается ко мне, ее лицо блестит от слез. Шепчет:

— Тебе осталось совсем ничего. Я хочу, чтобы ты оставил после себя что-то живое. Кого-то, кого могла бы любить и кто любил бы меня. Давай попробуем зачать ребенка.

Глава 4. Бесконечная улыбка

— Слышите, люди? Не тратьте время попусту! Никто не знает, когда ангел смерти заберет ваши души!

Восемь утра. Люди спешат сквозь падающие снежинки на работу, учебу, в больницу или куда еще. Максим Волков и Екатерина Манчкина идут не спеша по проспекту Ленина. Мы смеемся. Она кричит:

— У этого парня рак, ему осталось жить пять месяцев, и он знает, что говорит! Вслушайтесь!

— То, что у меня в запасе есть несколько месяцев, — лишь иллюзия! На самом деле я могу умереть сегодня вечером или завтра утром! Живите каждой минутой, цените жизнь! Вылезайте из гребаных телефонов и социальных сетей, оглянитесь! Мир прекрасен!

Из-за выпавшего ночью снега на улице очень светло. Чувствуется свежесть. Хочется жить. Забыть о раке, о дедлайне, уготовленном всем нам, планете, помнить и думать только о приятном, хорошем. Я ловлю языком снежинки. Совсем как ребенок.

Восторгаюсь:

— Слышишь?

— Что?

— Музыку города. Эти машины, люди, собаки — вслушайся! Я никогда раньше не замечал, насколько прекрасен городской шум.

С блаженством выдыхаю воздух.

— Волшебно.

Люди оглядываются на нас, один мужик машет пальцем у виска. Для них мы — идиоты. А я продолжаю кричать:

— Занимайтесь в жизни только тем, к чему лежит душа! Не тратьте время на ссоры и глупые вещи! Берегите друг друга! Тогда вы будете счастливы!