Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)

Машинка затихает. Слышно, как Влад встает с табурета и направляется ко мне.

— Ха, чувак, ты ходил без шапки?

Это он увидел мои волосы, побывавшие в стихийном бедствии.

Он стряхивает остатки волос в раковину.

— Ну, что сказал доктор?

Я открываю рот, но не издаю ни звука. Ведь эта новость убьет их. И поставит крест на выступлениях. Я так не могу.

— Эм, молчишь?

Он включает горячую воду, омывает лицо.

Он не знает, что мой доктор — онколог.

Снова пытаюсь что-то сказать. В горле пересыхает, сердце бьется медленнее. Смотрю на его красивое улыбающееся лицо. Замираю, пытаюсь уловить левым ухом, где сейчас Аня. Она еще в зале. Ее смешные уши смогут получить информацию из моих уст. На языке вкус пирога. Напряжение во всем теле.

Моя жизнь сегодня изменилась.

Я — тот, кто никогда не будет прежним.

Я — сломленный новостью о раке.

Наверное, поэтому сижу в боксерах и футболке «ROCK AND ROLL». Наверное, из-за этого я начал думать о прошлом и переосмысливать жизнь.

— Надеюсь, ничего серьезного? У нас в воскресенье первый концерт, ты должен быть в форме.

Стоит ли ломать их дух накануне первого концерта в туре?

Выдыхаю.

— Конечно, ничего страшного. Врач сказал, мои проблемы из-за стресса, и все, что сейчас нужно — хорошенько отдохнуть.

Я — ходячий мертвец.

Глава 2. Я уйду — они забудут

Кристи Стоун направляется к барабанам. Сегодня наша ударница и вокалистка опять в странном наряде: джинсовый лифчик с распущенными толстыми нитками до пупка и цыганской пестрой юбке. С длинными красными волосами она чем-то похожа на Джен Леджер. Жаль, она не Джен. Та ударница из группы Skillet очень милая, добрая… В общем, настоящий ангел. Наша Кристи, она же Евгения, не такая. Адское создание. Вредная, стервозная двадцатитрехлетняя дама с характером.

Пятое ноября, воскресенье. 18:57. Один из лучших нижегородских клубов. Наш выход ждут с минуты на минуту примерно две тысячи человек.

За прошедшие четыре дня я был сам не свой. Держать шокирующую информацию при себе очень нелегко. И начал принимать обезболивающие. Раньше чувствовал себя лучше, так как не знал о недуге и гнал плохие мысли прочь. Но теперь, когда рак постучался в мою поджелудочную со словами «Здрасьте, а я тут давно живу», здоровье резко стало ухудшаться.

Настя, она же Кейт Остин, она же моя бывшая девушка, подходит ближе. Этим вечером она как никогда привлекательна. Черно-красное готическое платье, высокие каблуки, коса волос темнее ночи, черные тени, идеальные сочно-красные губы. Богиня Смерти. Великолепна.

Еще ближе. Целует в левую щеку.

— Удачи нам.

Кажется, ее шаги услышала публика. Сегодня она зажжет.

— Эй, у тебя помада на щеке.

Эндрю хлопает по плечу. Он выше моих ста восьмидесяти сантиметров, и я опять чувствую зависть. Перед концертом он взъерошил каштановые волосы. Надел кожаные джинсы и…

— Что это? Кожаная футболка?

Так с ходу не разберешь.

— Да. Полмесяца назад купил, для тура берег. Круто, правда?

Эндрю идет на сцену. Сегодня он хочет быть плохим парнем.

Аня, крепко держа гитару, проходит мимо. Как бы ни было жарко и душно, на рок-концертах она почти всегда в одних и тех же кедах, джинсах и коричневом шерстяном свитере.

— Тебе идет поцелуй на щеке.

Влад, как обычно, одет по настроению. Черные сильно зауженные брюки и толстовка с сумасшедшим принтом из синих и зеленых объемных геометрических фигур.

Он целует меня в правую щеку. Задумчиво смотрит на нее.

— Для симметрии она могла бы и здесь оставить след от помады.

Влад знает о моей особой любви к Насте. А я знаю, что, если не я, он и она просыпались бы в одной постели.

Кристи, наблюдавшая краем глаза за нами, громко, так, чтобы люди в первых рядах услышали, кричит:

— Для симметрии ты его еще в рот усосал бы!

И Влад, он же бисексуал, действительно целует в губы.

Отлично. Я уже представляю себе газету в руках с броским заголовком «Парни из группы Bish-B поцеловались на сцене. Что это: пиар-ход или любовь?». И плевать, что нас никто, кроме Кристи, не увидел.

Толкнув его к сцене, я направляюсь к микрофону. На мне жилет из тонкой шерсти, шерстяной свитер, брюки из хлопка и кашемира, замшевые ботинки.

Да, я выгляжу привлекательно. Но все это не имеет смысла.

Для окружающих я — парень в оранжевой одежде и темно-коричневой жилетке.

Я столько времени уделял выбору одежды. Столько часов жизни ушло на то, чтобы выбрать, какую футболку купить для дня рождения Насти. Какие брюки носить летом, чтобы не очень жарко и очень модно. Какой цвет рубашки сочетается с подаренным кем-то галстуком. Что лучше меня охарактеризует: оксфорды, дерби, корреспонденты, челси, мокасины, броги или монки?

Как же это глупо.

Но еще глупее выглядим сейчас мы вместе на одной сцене. Наверное, какой-нибудь журналист, попавший на концерт по заданию и не знающий о нас ничего, думает: «Девушка в свитере, какого лысого ты забыла на сцене рядом с готик-вумен?». Смотримся абсурдно.

Мы даже не похожи на рокеров и металлистов.

Мы приняли индивидуализм как религию.

— Тише ты, а то мама услышит!

Мне было одиннадцать лет, когда я, в один из сентябрьских вечеров, перебирался в окно второго этажа дома одноклассницы Маши.

С левой стороны от дома — лес. Я слушал, как деревья качаются под сильным ветром. С правой — небольшое озерце. Лягушки не переставали квакать. Позади меня — шум кузнечиков.

Ночь жила. И мы жили

Маша помогла мне упасть на пол, но колени все равно ушиб.

— Ты зачем пришел?

Взгляд Маши растерянно бегал. Такой встревоженной я ее никогда не видел.

— Так ведь обещал, помнишь?

— Ах, да. Но сейчас тебе лучше уйти.

— Почему?

— Я… Я кое-что придумала. Мне больше не нужна помощь.

— То есть ты вот просто так выкинешь меня на холод собачий?

Маша посмотрела в окно и вздрогнула. Кажется, чего-то испугалась. Она немного помолчала, вероятно, решая про себя важную задачу.

— Если хочешь переночевать, то с одним условием. Согласен?

Жизнь научила меня не идти на сделку с чем-то тебе неизвестным. Но я решил, что Маше можно доверять. Поэтому кивнул.

— Ты ни в коем случае не должен выходить из комнаты до самого утра. Даже если я куда-то выйду. Или если услышишь что-то странное.

— Договорились.

Я упал на кровать.

— Так значит тебе точно не нужна помощь? Тогда спокойной ночи.

Повернулся к стенке и довольно быстро заснул.

Начало сентября, и, как всегда в это время года, я сильно устал.

Маша — самая странная девочка, которую знал. Она очень хорошо рисовала. Лучше всех в нашем классе. Но рисовала черепа, вырванные глаза, страшных монстров, кровь. Ее рисунки завораживали и пугали. Преподаватели переживали. Ведь у нее налицо проблемы с психикой.

С ней никто, кроме меня, из сверстников не общался. Мне же было пофиг на странности.

Поэтому этой ночью я чуть не погиб.

Проснулся от невыносимого жара и странного грохота. Открыв глаза, я мгновенно запаниковал. Языки пламени, словно змеи, извивались, пытаясь меня ужалить. Кажется, горел весь дом. Что-то начало рушиться. Где-то завыла сирена. Поваливший в лицо дым перекрыл мне дыхание.

Что было дальше — не помню. Амнезия.

Я пришел в сознание спустя одиннадцать дней в ожоговом отделении нижегородского института травматологии и ортопедии.

Вечер дышит. И мы дышим

— Он нажал на крючок,

А выстрела нет.

Он свободы сынок,