Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)

Пораженный моими словами Костя некоторое время переваривал информацию.

— Да, нелегко тебе. А я провел лето на работе. На моей шее больная мама, трое братьев и две сестры. Отца нет. Матери едва хватает на еду. Вот и таскал цемент на стройке… Хочу сказать, на самом деле, многим нелегко. Причина, по которой тебя выгоняют из дома, не в ненависти, с ненавистью справиться можно, а с чем-то, с чем отец и мачеха справиться не могут.

Вхожу в подъезд, снимаю шапку и направляюсь к лифту. Долго стою перед кнопкой вызова, решаю: жать или не жать? Не жму. Ноги ведут по лестнице на девятый этаж.

В детстве я беспардонно врал одноклассникам, что хорошо живу. Что родители неплохо зарабатывают. Мне не нравилось быть честным. Потому что честность — ключ к моему внутреннему миру, где не было места даже для девчонки, в которую угораздило влюбиться.

Прохожу второй этаж.

Зато обо мне все знал Игорь. У нас были одинаковые проблемы и мышление. В мои одиннадцать лет, в июле, когда прошел слух, что Ленка, моя мать, разбогатела и живет в Казани, я с братом отправился на ее поиски. Тем утром он попросил нас сходить в магазин за соком, дал денег, а мы вместо этого ушли в столицу Татарстана — Казань, до которой пятьдесят километров. Мы прошли лишь порядка двадцати километров, когда дедушка нас хватился и стал разыскивать.

Третий этаж.

Нас случайно поймал по дороге знакомый, шедший из одной деревни в другую. Видимо, тоже любитель длинных пеших прогулок. Но тем было лучше. Потому что слухи не оправдались. Мама не разбогатела, и находилась в Лаишеве со сломанной загипсованной ногой. В феврале эту шлюху сбросили с четвертого этажа техникумского общежития, где ей довелось поучаствовать в групповухе.

Четвертый этаж. Ускоряю шаг.

В семнадцать лет я перестал часто видеться с Игорем. Он казался мне каким-то недалеким, беззаботным мальчишкой. А брат считал, что я не разбираюсь в жизни.

Пятый этаж.

Однажды он пришел ко мне с дивиди-плеером, сказал, что украл его у одного мужика, а тот оказался ментом. Попросил, чтобы я его спрятал.

Шестой этаж.

Тогда-то наши пути и разошлись. Я не стал выдавать его, но попросил уйти и никогда никому не предлагать преступать закон. Я — тот, кто поступил не по-братски.

Седьмой этаж.

Игорь на самом деле очень умный парень, просто до фанатизма увлеченный наркоторговлей и домушничеством. Из нескольких десятков, а может и сотни родственников я знаю еще троих умных людей.

Восьмой этаж.

В первую очередь, мой отец. Но он спился, и от его рассудка уже ничего не осталось. Во вторую, дядя Саша. Но он женился на рыжей сучке, она оказалась умнее его, в итоге он погубил свою жизнь, став собачкой на ее поводке.

Девятый этаж. Я дохожу до двери, жму звонок.

И третий человек — моя крестная Оксана. Она — единственная из родственников, реально любившая меня. Ценные советы крестной не раз помогали в бытовых вопросах, за что ее и ценю до сих пор.

Жаль, она не приняла мою бисексуальность. Из-за этого мы больше не общаемся.

Жму звонок еще раз. Наконец Аней открывается дверь. Она выглядит уставшей, словно всю ночь не спала. Прохожу в коридор, раздеваюсь, с Аней иду в зал. В зале вся Bish-B в полном составе.

— Пятеро дома, и никто не мог быстро дверь открыть?

Плюхаюсь на пыльное кресло непонятного цвета, то ли фисташкового, то ли салатового. Неважно, главное, по ощущениям, довольно мягкое. Смотрю на лица товарищей.

— Что такие кислые?

Андрей садится на диван напротив меня, спрашивает:

— Ты почему не сказал нам о раке?

— Я сам узнал о нем только неделю назад.

Кристи, валявшаяся на диване и грызшая яблоко, встревает:

— В любом случае, твое заявление на концерте было ахренеть как уместно.

Настя сердится:

— Женя, у Макса рак, не могла бы вести себя вежливее?

— Ой, простите, платочек для слез забыла.

Кристи поднимается с дивана и уходит на кухню. Влад почему-то стоит у окна и избегает смотреть в мою сторону. Эндрю продолжает:

— Мы все за тебя переживаем. Макс, ты наш друг. Ты обязан делиться такими вещами с нами.

Говорю, но не узнаю своего голоса:

— Поздно давать наставления, что я обязан, а что нет. Не в моих силах выбирать, когда умереть. Ты думаешь, молчать об этом — просто?

— Да, ты прав. Прости… Мы — группа, помнишь? И теперь твоя болезнь — наша проблема. Завтра концерт в Казани. Что будем делать?

Выпаливаю:

— Выступать!

— Но ты болен, мы не можем этого позволить!

— Болен, но не при смерти. Поверь, справлюсь.

Андрей качает головой.

— Нет. Я тебе не позволю. Не смей тратить оставшееся время на работу. Сейчас тебе остается только отдыхать. Веселись, Макс, съезди куда-нибудь, слетай. Хочешь, вместе посетим Египет? Что угодно! Но я не хочу, чтобы мой лучший друг горбатился на сцене до конца жизни.

Встаю.

Он считает выступления работой.

— Спасибо, конечно, но Макс Остин намерен выступить завтра в Казани. А сейчас, извини, я желаю полакомиться стряпней Влада. Раз аппетит есть, значит здоров.

И иду на кухню.

— Подожди.

Андрей поднимается и заключает меня в объятия.

— Мне надо бежать. Но вечером я заеду, еще поговорим.

Он уходит в коридор, а я оказываюсь на кухне. Кристи пьет чай с конфетками, напевает какую-то эпичную мелодию. А я чувствую, что подвел группу. Совсем не хочется, чтобы из-за меня Bish-B прекратила только начавшийся тур.

Слышу торопливые шаги, Настя подбегает и вцепляется в мое тощее тельце. Держит мертвой хваткой в объятиях. Плачет. Глажу ее распущенные черные волосы, она шепчет:

— Не верится. Всегда считала, ты доживешь до глубокой старости. Вместе со мной. У тебя же отменное здоровье, ты почти никогда не болел, и тут рак! Не верю. Может, все обойдется?

Действительно, со здоровьем у меня было все прекрасно. Я стойко сносил болезни, даже если болел гриппом. В детстве, например, чтобы выздороветь, было достаточно выпить рюмку водки и съесть луковицу, облитую медом. Или, к примеру, после операций раны заживали гораздо быстрее, чем у других таких же пациентов.

Говорю:

— Это карма. Вселенной мне были даны безграничные жизненные силы, но я воспользовался ими неправильно, и теперь ею они отбираются.

Настя всхлипывает, и мне становится грустно. Через год нас ждет неизвестность, но одно известно точно — Макс Остин покинет мир.

У Кейт звонит телефон. Она еще сильнее вцепляется в меня, я говорю:

— Насть, все хорошо. Я живой, я здесь. Не думай о будущем. Ответь на звонок.

Она достает телефон, грусть на заплаканном лице сменяется беспокойством.

— Это бабушка. Нужно бежать.

Она бежит в коридор, а я сажусь за стол и подтаскиваю тарелку с чьим-то недоеденным чизкейком.

Тоска на душе. И аппетит пропал.

Кристи смотрит на меня, не моргает. Я пытаюсь понять выражение ее лица, но не удается. Говорю:

— Прости, что подвел группу.

— Не парься. Хорошо, что сказал вообще. Иначе своими трясущимися культяпками запорол бы все следующие концерты. Для меня заменить на барабанах — ноу проблем, да и пацаны нас на вокале подменят. Короче, повезло тебе — продлил, считай, отпуск. Правда, теперь журнализды Андрюхе мозги затрахают звонками на твой счет.

Андрей — лидер. Это он, наш турменеджер, ведет переговоры с организаторами концертов. И он, наш пиарщик, решает, каким средствам массовой информации давать интервью. Он целиком посвящает себя группе, в то время как остальные, в том числе я, занимаются и другой деятельностью.

Эндрю живет с Кристи, поэтому во времена простоя Bish-B зарабатывает она. Кристи, та же Евгения, выучилась на египтолога и зарабатывает по профессии. Аня оказывается каждый раз на новой работе, в последнем случае была бухгалтером. Я и Влад — зарабатываем журналистикой. Настя — кассир продуктового отдела в торговом центре.

Лицо Кристи искривляется в улыбке: