Дети солнца

— Но ведь здесь все эмоции вроде как положительные.

— Организму, если он находится в состоянии той самой хронической усталости, это без разницы. Инфаркт ведь и от радости случается.

— Ну, и что это объясняет в нашем несчастном случае?

Он вздохнул и пожал плечами.

— Может, и ничего, а может, кое‑что. Говорят, он был довольно ценным специалистом по своей линии. А тут — такая неосмотрительность. Кстати, вам разве не сказали, что он упал не вниз головой, а на спину?

— На спину? – удивилась я. – И что это значит?

— Ну, это значит, что он стоял или сидел, я не знаю, спиной к перилам, может быть, на перилах, и так упал. То ли потерял равновесие, то ли… его толкнули. Если он действительно сидел на перилах (что с его стороны довольно безрассудно), то самого лёгкого толчка хватило бы.

Преподнесённая доктором информация плохо вписывалась в придуманную мною версию. Да и черт с ней, с версией! Но кто это мог толкнуть Сашу? Да и с чего бы он взгромождался верхом на перила? Нет, что‑то опять не так. Теперь я уже окончательно ничего не понимаю.

— Знаете, что я вам скажу? – посоветовал доктор. — Не мучьте себя этим. Бывают смерти, о которых не дано узнать, как они произошли. И гадать не надо.

— Как вы думаете, могу я сходить на море? – Лёля стояла в дверях и смотрела на нас виновато и жалобно. – Я ведь теперь не скоро его увижу, море, может, вообще больше не увижу.

— Конечно, — сказал доктор. – Только, пожалуйста, не одна. Уже темнеет.

Мы спустились вниз, сменившаяся дежурная в вестибюле проводила нас равнодушным взглядом. Внизу остро пахло розами и хвоей – от сосен, окружающих со всех сторон санаторные корпуса. Было тихо, тепло, безлюдно, как будто ничего не случилось. Мы обогнули фонтан, прошли по кипарисовой аллее к лифту, съехали в дребезжащей металлической коробке вниз, под горку, спустились по широкой лестнице с каменными фигурками морских коньков по бокам на санаторную набережную и тут увидели, что у моря полно народу. Люди сидели на скамейках и на деревянных лежаках, бродили у самой кромки воды, что‑то подбирая, наверно, ракушки. Мы нашли пустую скамейку в конце пляжа и сели.

— Он так хотел поплавать, – сказала Лёля, – но оказалось, мы плавки дома забыли, собирались купить сегодня новые…

На море уже легла лунная дорожка, и какая‑то пара плескалась в воде, стараясь в неё попасть.

Я молчала. Одна мысль не давала мне покоя: как это у него получилось упасть на спину?

Утром санаторная машина отвезла нас в аэропорт. Лёля была тихая и спокойная, какая‑то заторможенная. Я проводила её до выхода и сказала:

— Держись.

Она кивнула. Гроб, зашитый в большой ящик из свежеоструганных досок, погрузили в самолёт отдельно, она не видела, как.

В тот же день начальник санатория издал распоряжение, которым запретил отдыхающим спать на балконах. Но они, насколько мне известно, всё равно спали. Лето в тот год было душное.

Шуры–муры, или Национальные особенности курортной любви

После обеда условились снова собраться в дальней беседке. При этом дамы настаивали, чтобы на сей раз не было никаких «страшилок» – про утонувших в шторм или унесённых на надувном матрасе в открытое море, а рассказывать исключительно что‑нибудь романтическое, про любовь.

И вот сошлись и уселись по кругу в белой ротонде, которая замыкала собой сосновую аллею и как бы нависала над морем. В море шипел и пенился стихающий шторм, но пляж был ещё закрыт для купаний, и отдыхающие слонялись бесцельно по территории, сидели в спрятанных между деревьев беседках, ждали, когда установится погода.

Три изрядно загоревшие женщины вместе выглядели живописно: лиловый балахон (брюнетка), ярко–оранжевый спортивный костюм (рыжая) и сарафан цвета морской лазури (блондинка).

Мужчины, одетые почти одинаково – в джинсы и светлые футболки, – сильно отличались друг от друга оттенком кожи: один был дочерна загоревший, второй – весь красный, успевший лишь обгореть; третий – совсем ещё бледный, видимо, из вновь прибывших.

Сначала немного поспорили, кому начинать. Дамы, которые и затеяли эту игру, никак не хотели рассказывать первыми. Тогда вызвался начать один из мужчин – самый смуглый, самый худой и самый небритый.

— Только предупреждаю: у меня история не слишком романтическая, скорее — курьёзная. Это ничего?

— Ничего, валяйте! – сказали красный и бледный.

Дамы расслабились и приготовились слушать.

Рассказ загорелого господина

— Лет семь назад отдыхал я здесь же, в Сочи, в санатории «Кавказская Ривьера». И так же, как сейчас один, без жены. Был я тогда помоложе и, когда ехал сюда, в поезде ещё решил, что раз уж так получилось, надо этот шанс использовать. И в первый же день, чтобы времени зря не терять, познакомился на пляже с симпатичной такой женщиной. Она тоже одна отдыхала, ну, и завязались у нас с ней известные отношения, и стали мы везде вместе ходить – на танцы, в кино, на пляж, а вечером она ко мне в номер приходила и, бывало, оставалась, а бывало, что побудет часов до одиннадцати и уходит, говорит, перед соседкой ей неудобно. Она в двухместном номере жила, а я один.

— Дама хоть интересная была? – подмигнул рассказчику краснолицый.

— Ну, не дама с собачкой, конечно, но тоже ничего. Библиотекарша из Норильска.

Женщины многозначительно переглянулись, а темнокожий продолжал:

— И поскольку я был один, в столовой посадили меня к семье из трёх человек: муж, жена и мальчишка лет десяти. Ну, за обедом, как обычно, разговоры всякие, и женщина, соседка по столу, у меня спрашивает, почему, мол, вы один, без супруги отдыхаете. Я говорю, что жену с работы не отпустили, но, возможно, она позже приедет, и последнюю неделю мы вместе будем отдыхать. Я вообще‑то просто так сказал, но проходит две недели, и вдруг от жены телеграмма, что дали ей, наконец, отпуск и она едет ко мне. Что поделаешь, я этой своей знакомой не без сожаления говорю: так, мол, и так, придётся нам прекратить хождения. Она говорит: жалко, конечно, очень ты мне понравился, но семья есть семья, так что я не в обиде. Надо ж, думаю, хорошая какая женщина попалась, с пониманием, а то ведь всякие бывают.

И вот за обедом или там за ужином, я не помню, объявил я своим соседям по столику, что на днях приезжает моя законная супруга. Они говорят: очень хорошо, приятно будет познакомиться. Надо сказать, что они на мои шуры–муры особого внимания не обращали, они всё больше по экскурсиям – Агурские водопады, Воронцовские пещеры, дендрарий…

— А вы сами, значит, не интересуетесь? – съехидничала одна из дам.

— Почему не интересуюсь? Просто я все это в прошлый раз видел, когда с женой отдыхал.

— А, ну–ну…

— Разрешите продолжать? Так вот, вечером после этого разговора стучится кто‑то ко мне в номер. Открываю – стоит мальчишка, сынок моих соседей по столу. Я говорю:

— Тебе чего?

А он, паршивец, смотрит на меня ясными такими глазками и говорит:

— Дядя, а сколько вы мне дадите, чтобы я вашей жене ничего не сказал про ту тётеньку?

Я говорю:

— Что–о–о? Ах ты…! Да я тебе сейчас уши надеру и к родителям отведу!

А он:

— Да? Ну, как хотите. А ваша жена тоже такая жадная?

В общем, я подумал–подумал и решил, что дешевле будет откупиться от пацана. Полтинник ему дал, взял с него слово, что будет помалкивать, и назавтра на всякий случай пересел от них за другой столик.

На этом загорелый и небритый господин прервал рассказ и обвёл взглядом сидящую в ротонде компанию.

— Ну? Теперь угадайте, что было дальше.

Дамы заохали, зацокали, одним словом, оживились.

Первой высказалась брюнетка, похожая в своём лиловом балахоне и сложно закрученной чалме того же цвета, на спелый баклажан.

— Должно быть, — сказала она низким голосом, — гадкий мальчишка все‑таки выдал вас жене, в результате чего вы имели большие неприятности и…

— Ничего подобного! – перебил её рассказчик.