Участок

– Вполне. Как начальника мастерских.

– Так. Дальше.

– Дальше? Вот, видите, – указал Вадик на черные обрывки проводов, разложенные на газете. – Провода обгорели по всей мастерской. Но вот тут они не просто обгорели. Характер обрыва и оплавления свидетельствует о коротком замыкании! – торжественно заключил Вадик. – Которое могло произойти и во время пожара, но могло и стать его причиной! Ветхие провода были. И проведены с нарушениями, открытым способом.

– Интересно! А в этом кто виноват?

– Да никто. Или советская власть. При ней еще мастерские строили, и провода пустили как попало. Между прочим, я к Мурзину сбегал и спросил насчет проводки, так он даже разозлился. Говорит: сто раз предлагал Шарову-старшему электричество и в мастерских, и на винзаводе поменять. Везде старые провода. А Лев Ильич жмется, денег жалеет.

– Вадик! – воскликнул Кравцов. – Да ты сам не представляешь, какую ты мне замечательную вещь сказал!

– Почему не представляю? Представляю, – улыбнулся Вадик.

– Тогда за мной! С уликами!

Кравцов выскочил из медпункта и побежал к дому Ступиных.

Он побежал к дому Ступиных, а там уже сидели Терепаев и Лев Ильич. Людмила не сказала им, что Виталий собрался в город. Сказала, что вышел.

– Подождем, Илья Сергеевич? – предложил Терепаеву Лев Ильич.

– Придется подождать.

Они сели. Людмила, понимая, что это невежливо, не в силах была предложить им чаю или молока. Наоборот, она сказала им обидные слова:

– Насколько я понимаю, вам надо на кого-то свалить вину?

Лев Ильич хотел было ответить, но Терепаев взял его за руку:

– Я думаю, на свежем воздухе подождать можно.

Он не любил вмешательства постороннего гражданского населения в ход следствия.

Они вышли на свежий воздух, а тут как раз и Виталий идет.

– Это как понимать, Виталий? – спросил Лев Ильич. – С вещами, я смотрю? Уезжать собрался?

– Наоборот, приехал.

– Нет, вещи – это хорошо! – одобрил Терепаев. – Пригодятся. В район поедем, Ступин!

– Зачем? Свидетелей нашли?

– Свидетелей полно! – уверенно и привычно сказал неправду Терепаев. – Но дело не в них. Там, может, все побывали, все село! Оказывается, туда легко пролезть можно, ты это знал?

– Я говорил Льву Ильичу...

– Не говорить надо было, а делать! – отреагировал мгновенно Лев Ильич.

А Терепаев нагнетал:

– По-любому, друг дорогой, таких мотивов, как у тебя, ни у кого нет! Тебе Лев Ильич ревизию обещал? Обещал. Уволить тебя обещал? Обещал! Очень веские причины! Поэтому садись-ка в машину, а то устал я у вас тут ерундой заниматься!

Но в это время на крыльцо вышла Людмила. Услышав последние слова Терепаева, она подошла к Виталию, взяла у него сумку и сказала:

– Никуда он не поедет!

– Извините, поедет! Иначе – сопротивление при задержании, а это особая статья!

– А он и не сопротивляется! Это я сопротивляюсь! И не только сопротивляюсь, а могу вообще вам такое тут устроить! Доказательства есть? Нет! Ну и мотайте отсюда! – Людмила взяла велосипедный насос, лежавший на перилах крыльца, другого ничего не нашлось. И взмахнула им: – Мотайте, это мой дом, мой двор, вы вообще без санкции не имеете права! Сейчас вот офигачу по лбу – и мне ничего не будет! – распаляясь, кричала Людмила.

Виталий невольно усмехнулся: странно ему было видеть свою насквозь городскую и насквозь интеллигентную жену в роли бунтующей деревенской бабы, на которую она сейчас, по правде сказать, была очень похожа.

А Лев Ильич тем временем как бы случайно сделал шаг, другой – и оказался в стороне от Терепаева. Терепаев стоял теперь один, но его это не смутило. Возмущенный нападками на себя, он отчеканил:

– Ступин, официально сообщаю: вы задержаны! А вы, – обратился он к Людмиле, – если будете продолжать свое поведение, тоже подвергнетесь!

– Минуточку! – послышался крик.

Во двор вбежали запыхавшиеся Кравцов и Вадик.

– Минуточку! Хотелось бы понять, что происходит? – задал вопрос Кравцов.

– Я тебе потом объясню, – ответил Терепаев.

– Да нет, у нас свои объяснения есть! Вадик, прошу!

Вадика уговаривать не надо было. Он разложил на земле газету и повторил то, что сказал Кравцову относительно проводки, короткого замыкания и т.п.

– Ты что хочешь сказать, фельдшер? – возмутился Лев Ильич. – Ты хочешь вообще на меня вину свалить? Я сам, получается, собственную машину сжег?

И тут Мурзин, оказавшийся тут то ли случайно, то ли нарочно, подал голос:

– А я вас сколько предупреждал, Лев Ильич? И о проводах говорил. И рубильники давно надо было за территорию вынести, в ящик железный поместить с замком, для аварийного отключения. Да и много чего переделать надо. А то так и будет гореть.

– Уже сгорело, – заметил Хали-Гали, который тоже стоял здесь, у забора. И вообще довольно много народа собралось. И слышался в этом народе какой-то ропот, который Терепаева раздражал.

– Что будем делать, Лев Ильич? – спросил он. – Я целый день, между прочим, занимаюсь, служебное время трачу!

– Ужинать будем, – неожиданно ответил Лев Ильич. – А о пожаре напишем: самовозгорание.

– Все в ихих руках! – послышался голос. – Чего надо, то и напишут!

Лев Ильич и Терепаев, не обращая внимания на некомпетентные реплики, удалились.

Они удалились, а Людмила сказала Виталию:

– Ну? Пошли домой?

– Погоди, – сказал Виталий. И повернулся к Кравцову.

Кравцов улыбнулся ему, думая, что он хочет поблагодарить его за помощь.

Но Виталия другое мучило и грызло. Почти вся Анисовка была тут. И все эти люди думают, что он, Ступин, позволял своей жене крутить с участковым. Все эти люди распускали слухи, веря в них. И сейчас хороший момент, чтобы все им объяснить. Поэтому Виталий, глядя на Кравцова, спросил Людмилу:

– Значит, приставал он к тебе?

Людмила очень удивилась и посмотрела на Кравцова. А тот взглянул на нее виновато, слишком виновато, так по-настоящему виноватые люди не смотрят. И Людмила поняла, что Кравцов просит этим взглядом ответить положительно на вопрос Виталия, иначе все окончательно запутается.

И она сказала с прощающей улыбкой:

– Да ерунда. Ну, немного было. Но теперь нет.

Люди стояли, смотрели и слушали.

– Дело прошлое, Виталий, – сказал Кравцов.

– Ну да. Прямо спасибо я тебе должен сказать? Ну, спасибо! – пошел Виталий к Кравцову, протягивая руку. Тот протянул в ответ свою. Но Виталий пожимать ее не стал, а ударил неожиданно Кравцова в живот, а потом по лицу и опять в живот. Кравцов упал. Мы уже говорили, что только в кино все красиво получается. А в жизни не только некрасиво, но еще и болезненно. Кравцов абсолютно не был готов к нападению, удары его оглушили. Он поднялся, перед глазами все плыло. И тут опять удар, и еще один. Горячее что-то потекло по лицу. Крики людей послышались. Он опять упал.

Встал, вытер лицо, протер глаза. Постоял. Шагнул к Виталию. Еще постоял. И отвернулся от него, и пошел прочь, сказав при этом, ни к кому не обращаясь:

– Ну, вот. Теперь, кажется, все довольны...

Он ушел, а Виталий сел на землю, будто в один миг очень устал. И сидел он не победителем, а просто сильно утомившимся человеком.

Людмила подошла, положила руку ему на плечо и сказала, жалея его дурость, и гордость, и все остальное, чем напичкана глупая мужская душа, которую если не простить, то тогда зачем и женщины на свете?

– Чего расселся? – сказала она. – Пошли домой.

Поздним вечером Кравцов сидел в администрации с Андреем Ильичом и, не будем скрывать правды, выпивал.

– Объясни, – просил Шаров, – как это все получилось и зачем?

– Время мне надо было выгадать, – сказал Кравцов. – Чтобы Терепаев сразу же Ступина не взял, а у него намерение такое было. Пришлось немного его запутать. Гешу я попросил сказать, что он Савичева видел. А Геша его и в самом деле там видел, только неделю назад. И Хали-Гали, было такое, просил Микишина после работы грузила отлить, только в прошлом году.