Участок

Терепаев и Лев Ильич внимательно смотрели на его походку.

– Ну? – спросил Терепаев.

– Вроде похоже... Только очень он медленно идет.

– А куда ему торопиться? Ты побыстрей, Савичев! – крикнул Терепаев.

– Ага! Бегом побегу! – пообещал Савичев, но не побежал, а наоборот, совсем встал, бросив ведро на землю.

– Ты не увлекайся, – призвал Лев Ильич Терепаева. – Ты версию Ступина не упускай.

– Я все версии не упускаю! – с чувством профессионального достоинства ответил Терепаев. – А скажи, Савичев, Ступин ничего такого не говорил? Может, грозился? Ну, как бывает, человек злится и говорит: сожгу все! То есть вроде не всерьез, а потом оказывается – вполне всерьез! А?

Савичев вспоминал – и вспомнил:

– Вообще-то говорил.

– Да? И что говорил?

– Ну, не так, что сожгу... Сейчас, вспомню... А, вот как. Гори, говорит, все синим пламенем! Микишин слышал, может подтвердить! Прямо так и сказал: синим пламенем!

– Вот! – записал Терепаев. – Это уже кое-что! На, подпиши.

– Чего это?

– Твои показания.

– Я их не писал, с какой стати буду подписывать?

– Зато я писал – с твоих слов.

– Откуда я знаю, чего ты там писал?

– Можешь прочитать! Это ведь ты говорил, сам!

– Откуда я знаю, чего я говорил? Мало ли что скажешь, а потом отвечай!

Лев Ильич рассердился:

– Не валяй дурака, Савичев! Вот, тут записано, – он заглянул в папку Терепаева, – «Заявляю, что Ступин в устной форме выразил пожелание о пожаре мастерских». Твои ведь слова!

– Ничего подобного! «Заявляю»... – выдумали тоже! Я не заявлял!

– Хорошо, не заявлял. Подтвердил.

– И не подтверждал!

– Вот капризный какой! – подосадовал Терепаев. – А что же ты сделал?

– Просто сказал.

– Ладно, запишем: «Я сказал, что Ступин в устной форме выразил пожелание о пожаре». Так?

– Нет. Никакого пожелания он не выразил. Он просто выругался. В смысле настроения.

– Ладно! – Терепаев и на это был готов ради оперативности. – Пишу: «Ступин в устной форме выразил свое настроение о пожаре мастерских». Так?

– Нет.

– Да ё! – невольно выругался Лев Ильич. – Что не так-то, что?!

– Он о пожаре не сказал. И о мастерских не сказал. Он сказал: гори все синим пламенем.

– А всё – не мастерские? А синее пламя – не пожар?

– Вы толкуйте, как хотите, – упрямился Савичев, – а я ничего подписывать не буду!

Терепаев с треском захлопнул папку.

– Ничего! Вызову тебя в район – там подпишешь! Пошли дальше, Лев Ильич!

Они пошли дальше, а Вадик бродил по пепелищу. Что-то поднимал и совал в большой полиэтиленовый пакет. К пожарищу подошел Хали-Гали и спросил:

– Свинчаток не видно там?

– Каких свинчаток? – не понял Вадик. Хали-Гали объяснил:

– Грузила из свинца. Ты что, не знаешь? Из старых аккумуляторов пластинки свинцовые достают и льют грузила.

– Тут все расплавилось, дед.

– Жалко. Хотел бредешок наладить, а у него все грузила пооборвались. Заглянул вчера к Микишину – у него тоже нет. Бутылку пообещал, он пошел лить сюда. Не успел, что ли? И не спросишь, сено косить уехал. А чего ему еще делать, работа его вся погорела!

Вадик уставился на старика:

– Постой. Ты говоришь, он вечером сюда пошел?

– Уже темно было.

– Грузила лить?

– Об чем и разговор! Ты глянь по углам где-нибудь, может, он положил для сохрана?

– Гляну, дед, – весело пообещал Вадик. – Обязательно гляну, только потом!

И он побежал к Кравцову.

Он побежал к Кравцову, а Ступин пришел с вещами к Юлюкину и попросил подвезти до Сарайска.

– Всегда рад, Виталя, но не на ходу машина!

– А что случилось?

– Да ерунда какая-то... Заводится и глохнет тут же!

– Искра идет? – деловито спросил Виталий.

– Есть искра, свечи менял месяц назад. Боюсь, карбюратор барахлит. Он давно у меня чего-то...

– Смотрели уже?

– Смотрел, ничего не пойму.

– Ну, давайте вместе посмотрим.

Юлюкин согласился, уверенный, что Виталий до вечера не отыщет, в чем причина неполадки. Кстати, он не сам это придумал, а вспомнил случай: пьяный Читыркин в очередной раз собрался уехать из дома куда глаза глядят. Это его обычная идея, когда переберет: все ему перестает нравиться. Сначала он шумит и скандалит, обличая неполадки и недостатки в вещах, в предметах и людях, потом обращает внимание сам на себя и удивляется, как его такого земля носит, как его такого люди терпят? С этими горькими словами он садится в свой ушастый «Запорожец», выданный ему когда-то даром, льготно, ибо он считается инвалидом в связи с давнишней производственной травмой ноги, и едет наугад, в дождь, в буран, в слякоть и зной, едет без пути и намерения, едет со страшной скоростью до тех пор, пока не кончится бензин или машина не увязнет в овраге или он не заснет на ходу. И однажды Мурзин, позванный по-соседски женой Читыркина с просьбой хоть как-то окоротить буяна, решил подействовать не на него, а на «Запорожец», что вернее: механизм послушней человека. И Читыркин в тот раз не уехал, не сумел обнаружить и устранить неисправность. Юлюкин там был и видел, что сделал Мурзин. Вот и воспользовался примером.

Виталий начал ковыряться в моторе.

Виталий начал ковыряться в моторе, а Терепаев и Лев Ильич так ничего толкового и не узнали. И зашли в администрацию.

– Совсем нас запутали! – пожаловался Лев Ильич брату. – Синицына вообще говорит, что тебя видела.

– Это когда же?

– Да ночью. Говорит: на тебя похожий человек через забор лез.

Андрей Ильич смутился.

Он так явственно смутился, что ни Терепаев, ни Лев Ильич не могли этого не заметить.

– Ты чего хочешь сказать? – спросил Лев Ильич.

– Да я это был, – неохотно признался Андрей Ильич.

– Ты?! Зачем? Не мог ключи взять?

– Да у меня они были вообще-то. Один комплект, как обычно.

Лев Ильич сел на стул и вытер пот со лба.

– Андрей, с тобой все в порядке? Сказки какие-то рассказываешь. На забор полез среди ночи!

Андрей Ильич хмыкнул и вдруг спросил его:

– Помнишь, в Акимовке нашей мастерские тоже были?

– Ну!

– А помнишь, мы через забор туда лазили за подшипниками? – И он объяснил Терепаеву: – Мы эти подшипники разбирали, доставали шарики и играли в бильярд. Маленький такой, игрушечный, из шахматной доски сделали. А кии – вот такусенькие! – ты, Лева, сделал.

Лев Ильич вспомнил и разнежился:

– В самом деле... Увлекательная игрушка была... Так ты что, за шариками полез?

– За шариками я бы и так вошел. А бильярд у нас нормальный есть. Просто шел... Бессонница одолела... Шел мимо, вспомнил... Вот, думаю, была молодость, было детство... На стены птицей взлетал... И что-то мне тоскливо стало... Дай, думаю, попробую. Ну и попробовал. И залез, между прочим! Без всяких приспособлений! Так что – какие еще наши годы!

Само собой, теперь, когда порыв остался во вчерашнем дне, рассказывать об этом Андрею Ильичу было неловко. Он, похоже, сам удивлялся, как это его угораздило.

– И когда это было? – спросил Лев Ильич.

– Я же говорю: поздно. Там никого не было уже.

– Получается, вы были последним? – У Терепаева появилась в голосе подозрительная официальность.

– Получается...

– Ну, Илья Сергеевич, ты не торопись! Еще ничего не доказано! – предостерег Лев Ильич Терепаева. – Мы еще со Ступиным не говорили! И Хали-Гали не допросили, и Гешу-мотоциклиста.

– А вон он как раз! – услышал Андрей Ильич звук Гешиного мотоцикла.

Услышав звук Гешиного мотоцикла, Андрей Ильич высунулся в окно и махнул рукой, чтобы тот подъехал и вошел в администрацию. Геша явился.

– Рассказывай, – тут же приступил к допросу Терепаев. – Ночью видел кого у мастерских?